ДЕНЬ ОТКРЫТЫХ ДВЕРЕЙ
Как-то раз, в зоопарке, у зверей,
Провели день открытых дверей,
Повесили у входа об этом объявление,
Что у посетителей вызвало удивление,
Как же так, разве возможно такое?
Может и вовсе в зоопарк заходить не стоит,
В это трудно было людям поверить,
Ведь дикие, злые, зубастые звери,
Повыбегают на волю из клеток,
Погрызут, покусают и взрослых и деток,
Но, служители зверинца все дружно,
Всех успокаивали, мол, беспокоиться не нужно,
Потому что, звери у нас, это каждый учти,
Совершенно, не кусаются и ручные, почти,
Просто, им надоело и зимой и летом,
Сидеть в вольерах и тесных клетках,
Пусть немного погуляют и побегают на воле,
Так, часика три или пол-дня, не более,
А, в это время, уважаемые посетители,
Попробовать разочек не хотите ли,
Звериные клетки на время занять,
Чтобы, будучи там, почувствовать, понять,
Как тиграм, львам, медведям, лисицам,
Там, как в тюрьме, в неволе сидится,
То Вы на них смотрели, а вот сейчас,
Пусть они посмотрят, подивятся на Вас,
И сами и другие, взглянув со стороны,
На себя поймут, кто же такие они,
И в этом будет много пользы и прока,
Ведь у людей столько всяких пороков,
И, пусть никому не будет обидно,
Но, со стороны их отчётливее видно,
Что ж, говорят посетители в ответ,
Давайте попробуем, а почему бы нет,
Двери клеток пооткрывали и вот,
Травоядные и хищники разных пород,
Вышли на волю, на глазах у народа,
И по территории зоосада спокойно бродят,
Ни на людей, ни друг на друга не бросаются,
Слегка рычат, но, отнюдь, не кусаются,
А, люди заняли опустевшие клетки,
Ожидая новых ощущений, при этом,
Вот клетка, где грозный лев сидел,
То спал, то зевал от отсутствия дел,
Тряс гривой, роскошной шевелюрой,
Царём зверей он считается, де-юро,
Он страшен в гневе и даже львица,
Своего «супруга», хозяина прайда боится,
Он-озверевший «царь» и только потому,
Лучший кусок при дележе добычи ему,
Живёт и в ус не дует, припеваючи,
Как, в общем-то, монарху подобающе,
Теперь же в его клетку забрался мужчина,
Сразу видно, что носитель высокого чина,
Пузатый, холёный, очень вальяжный,
По повадкам, пост занимает важный,
Чиновник какой или ещё выше кто-то,
Словом, птица высочайшего полёта,
Тут же кто-то табличку повесил на клетку,
С надписью «Начальник», то есть, «шишка» это,
А, он из клетки смотрит, как из кабинета,
Я всё могу, мол, нерешаемых вопросов нету,
Давайте заявления мне, где и что подписать,
Тут можно разрешить, а тут отказать,
Рядом сидит красотка, видимо, жена,
Заметно, что не испорчена скромностью она,
На ней толстый слой «штукатурки», косметики,
«Брюллики» сверкают, чтобы все заметили,
На полнеющей фигуре шикарное платье,
Можно позволить, муж-начальник за всё платит,
И такие они оба удовлетворённые собой,
Как кумы королю и сват министр им любой,
Мол, мы всё воротим, что только захотим,
Ни на какой козе не подъехать к ним,
А, вот и клетка, где сидел страшный тигр,
При виде его оскала нервным тиком,
У посетителей начинал дёргаться глаз,
А, если рыкнет, наводил дикий ужас враз,
Это здесь он в робе арестанта, «матрасовке»,
А, на воле ему не занимать прыти и сноровки,
Зубастым силачом он слывёт недаром,
Быка валит с копыт одним ударом,
Сейчас же, полосатая дикая кошка,
Вышла на свободу погулять немножко,
На его место мужик в клетку залез,
«Хозяин жизни», из себя такой весь,
В дорогом костюме, добротных штиблетах,
С золотыми перстнями, словом, воротила в клетке,
Большое портмоне угадывается в кармане,
Туго набитое рублями и другими «мани»,
Короче, выскочка-богач, нувориш, набоб,
Для нас, «новый русский», было понятней чтоб,
И кто-то опять быстренько подсуетился,
Повесил табличку на клетку, не поленился,
«Олигарх»-чёрным по белому на ней,
Коротко и ясно, куда же ещё полней,
И сидит там «хозяин жизни» этот,
Надменно взирая на всех из клетки,
Что Вы ходите, нищие людишки здесь,
А, я обросший «зеленью», абсолютно, весь,
Потому что, «бабки» больше всего я люблю,
Мне всё по карману, что захочу, куплю,
И не подозревает тип, что может так случится,
Что он и, вправду, может за решёткой очутиться,
Дай только срок, не забалуешь, рвачуга, у нас,
И тогда эта клетка будет для тебя как раз,
А, вот клетка, где сидел Топтыгин Мишка,
Обуревшего Потапа косолапый сынишка,
Большой любитель мёда и сладкоежка,
Зимой в лесу берлога у него ночлежка,
В отсутствие медовых сладких сот,
Чтоб не изголодаться, он там лапу сосёт,
И снится ему пасека, где он был когда-то,
На которой является «персоной нон-грата»,
Ты не смотри, что он увалень, с виду,
Мишка никому не даст себя в обиду,
Хоть косолапый, но свирепый и сильный,
Не зря считается звериным символом России;
Так вот, в его клетку забрался депутат,
В кармане пиджака краснокожий мандат,
И, во всеуслышанье, тут заявляет он,
Я здесь на месте, ведь медведь в тайге-закон,
А, я в законотворчестве дока, спец и ас,
Сколько хотите, напринимаю законов сейчас,
Я, как птица-говорун, Бог дар такой мне дал,
Зато, рот закрыл и рабочее место убрал,
Ничего значительней в моей работе нет,
Как привилегии и неприкосновенный иммунитет,
Я хоть сейчас поставлю в клетку мигалку,
И буду словословить, слов на ветер не жалко,
Могу и обматерить любого и каждого,
И в ухо дать тому, кто под рукой окажется,
Депутатской этики у меня ни на грош,
Но, зато иммунитет и ты меня не трожь,
Люди, Вы, главное, за меня голосуйте,
Бюллетени в урны на выборах суйте,
И давайте мне кучи всяких наказов,
Я после выборов их позабуду разом,
Мне народ электоратом считать выгодно,
Я о нём вспоминаю только лишь на выборах,
Посмотрите тут, в клетке, на меня, ротозеи,
А, я отсюда на тебя, мой народ, поглазею,
Рядом клетка волка-«санитара леса»,
Он-«тамбовский товарищ», как известно,
Ему «родня»-домашняя собака,
Но, он-хищник и гораздо злее, однако,
В сказках ему больше всех достаётся,
И поживиться добычей серому не удаётся,
То лиса ловить рыбу хвостом в проруби научит,
Способ остаться без хвоста не самый лучший,
То поросятинкой он полакомится захочет,
Как трубочист, через трубу печную, между прочим,
Забраться к умным поросятам в их дом,
Но, свалиться в кастрюлю с кипятком,
А, в мультике, известном и детям и взрослым,
От волка мы слышим лишь только угрозы,
«Ну, заяц, погоди!», а до дела так и не доходит,
И опять волк в дураках остаётся в исходе,
Но, это лишь в мультиках и сказках волк-лох,
Он ловок и, как охотник, вовсе не плох,
Если он голоден, а голод, известно, не тётка,
У него тут же появляется хищная смётка,
И добыче, что удаётся волчаре найти,
От его острых зубов никуда не уйти,
Словом, сильный, беспощадный, злой зверюга,
Промышляющий у нас от Севера до Юга,
Так вот, в его, то есть, в волчью клетку,
Залез с лицом, не испорченным интеллектом,
Здоровенный детина, истинный амбал,
С трудом соображающий, как он туда попал,
Пальцы веером, настоящий дуболом,
С крестом златая цепь на «дубе» том,
«Романтик с большой дороги», братан,
Конкретный пацан, словом, бандюган,
Кожаная куртка, стриженная башка,
Суровым взглядом готов убить исподтишка,
Бугай, культурист, сразу видно, «качок»,
С тяжёлую кувалду каждый кулачок,
И вот, этот «Кинг-Конг», громила, горилла,
Густым, громким басом заговорила,
Слушай сюда, все, и млад и стар,
Всех урою, в натуре, фильтруй базар,
У меня джип «Чероки» и два «Мерина»,
«Отстёгивай» «бабки», у кого их немерено,
Будет подо мной тот, кого буду «крышевать»,
И не пикни у меня, а то «замочу», Вашу мать,
А, если кто-то заартачится захочет, вдруг,
Для того всегда наготове горячий утюг,
Только так мы со строптивыми лицами,
Мы-«неформальная налоговая полиция»,
И на посетителей исподлобья зло глядит,
А, на клетке уже висит табличка «Бандит»,
Вот клетка, где демонстрировал свой оскал,
Зверёныш-падальщик, подлый шакал,
Во время пирушки льва-«царя зверей»,
Он тихо, со стороны наблюдает за ней,
Облизывается и, молча слюнки глотает,
А, после за львами, что осталось, подъедает,
Перед теми, кто сильней, он хвост поджимает,
Заискивает, толк в прихлебательстве знает,
В сказке Киплинга про мальчонку Маугли,
Шакал Табаки довольствовался малым,
Звёзд с неба не хватал и у тигра Шерхана,
Ходил в «шестёрках», холоп и трус поганый,
На всю лесную братию покровителю «стучал»,
За что кусок с «барского стола» получал,
Хоть в природе он, где падалью поживиться ищет,
Всё же шакал не только трус, но и хищник,
Зубы острые, взгляд недоброжелательный,
Встречи с ним в джунглях и саванне нежелательны,
Место подлого шакала занял в его клетке,
Мужичонка плюгавенький, неприметный,
У него глазёнки бегают туда-сюда,
Видимо, душонка трясётся, как всегда,
И во взгляде заискивающем, непроизвольно,
Явно, читается вопрос «Чего изволите?»
Я всё сделаю, лишь Вам бы угодить,
И сколько угодно, елейно буду льстить,
А, если надо полизать ниже спины,
Вмиг исполню, только снимайте штаны,
И хоть я льстец, приспешник, лизоблюд,
Но, таких любит начальствующий люд,
Кто же им тогда дифирамбы будет петь,
Ведь подсуетиться надо вовремя успеть,
Нас боссы не любят, не берут себе в друзья,
Но, и без таких, как мы, им тоже нельзя,
Кто же льстить и угождать будет им,
А, на клетке уже висит табличка «Подхалим»,
Вот клетка с бассейном, где был бегемот,
По комплекции видно, что он-«проглот»,
Он большой арбуз, не будь дураком,
Если кто ему бросит, глотает целиком,
Ещё не хватало церемониться с ними,
А, вдруг, передумают, возьмут и отнимут,
Его в Египте называли «речная лошадь»,
В воде блестит на солнце, как та галоша,
Гладкий, упитанный и, как лошадь и корова,
Ест траву и сено, потому и такой здоровый,
Вегетарианская пища, ему всего полезней,
И, вроде, не худой и защищает от болезней,
А, как полезет купаться после еды сена,
Вода выплёскивается за пределы бассейна,
Гиппопотам-его второе законное имя,
Так его кое-где называют и поныне,
Обитает и гуляет этот «гиппопо»,
В частности, в Африке, на реке Лимпопо,
В сказке про Айболита эти бегемотики
Что-то съели и у них заболели животики,
И тогда Айболит, врач-ветеринар,
Не давая направления в стационар,
Амбулаторно больных бегемотов вылечил,
Эту сказку наизусть каждый ребёнок выучил,
Вот, в эту клетку, где сидел гиппопотам,
Забрался, еле-еле поместившись там,
Толстяк, «жиртрест», туша, мордоворот,
Ни дать, ни взять, человек-бегемот,
Складки жира от подбородка до пят,
По всему обрюзгшему телу висят,
Пузо болтается где-то ниже колен,
Тут не до спорта, ему даже двигаться лень,
Хотя с такой фигурой, потренировавшись с умом,
Можно было бы стать чемпионом по сумо,
Только этот пузан в клетке обосновался,
Тут же достал харчи, видимо, проголодался,
В одной руке круг колбасы, в другой-батон,
«Заморить червячка», не слабо, вздумал он,
Сидит и лопает, всё тщательно жуёт,
Время от времени, поглаживая живот,
Как свинья, смачно чавкает, при этом,
Вдруг, икота напала, сухомятки примета,
Да так зычно и громко заикал, однако,
Словно, в животе его залаяла собака,
Кто-то из посетителей ему посоветовал,
Попей воды, лучшее средство от этого,
Тот, не долго думая, с видом важным,
Подошёл к бассейну и выпил пол-ванны,
И довольный, что икота у него прошла,
Стал искать и просить, что бы ещё пожрать,
А, кто-то табличку с надписью «Обжора», тайком,
Уже прикрепил на клетку с толстяком,
Вот вольер, где в неволе томился слон,
Животное-гора и гора живого мяса он,
Африка и Индия-его местожительство,
По натуре он во всём субъект положительный,
Спокойный, как танк, и миролюбивый,
Зря в ход не пускает свои грозные бивни,
Древний мастодонот его далёкий предок,
«Стриженным мамонтом» зовут слона нередко,
А, какой трудолюбивый он и работящий,
Для индийцев и негров трактор настоящий,
Тяжёлые грузы и брёвна на себе таскает,
Грузоподъёмная мощная машина такая,
А, в иных крестьянских хозяйствах даже,
На слонах плугами землю-матушку пашут,
Есть у него один орган, что между ног болтается,
На нашу букву «Х» эта штука начинается,
Но, не подумайте, друзья, ничего плохого,
Это у слона его «хваталка» или хобот,
Он ему по жизни успешно руку заменяет,
Многие функции этот орган выполняет,
Им он и пищу себе в рот отправляет,
Как подъёмным краном, тяжести поднимает,
Через него он и дышит, им же и пьёт,
А, в жару, набрав воды, себя польёт,
В Индии раджа без слона не мог ни дня,
Он ему заменял скакуна или коня,
На них воевали, слон был боевая единица,
Помогал в сражениях победы добиться,
Но, главное, его ценили за спокойный нрав,
Что не покинет человека, в джунгли удрав,
Его привязанность к людям дорогого стоит,
И большого уважения достойна,
Итак, вольер слона открыли и вот,
«Бритый мамонт» гуляет себе без забот,
А, вместо него, весь в полной апатии,
Забрался в вольер типичный флегматик,
Сидит, сложив на груди ручки-лапочки,
Словно, ему всё до фени, всё до лампочки,
На окружающих взирает равнодушно,
С таким видом, что и жить ему скучно,
Ни к чему нет интереса, не хочу, мол, ничего,
Не трогайте меня, отстаньте, только и всего,
Ни людские отношения не волнуют, ни любовь,
Мне как-то по боку и катаклизм любой,
Что терроризм разбушевался, как Фантомас,
Стал угрозой и бичом человеческих масс,
Ни политика не интересует, ни обстановка в мире,
Даже то, что унитаз течёт в моём сортире,
Что из того, что почти пол-года не был в бане,
Что от меня воняет, это мне по барабану,
Не нравится-не нюхай и, вообще, давайте,
«Отвяньте» от меня и проблемами не доставайте,
Если слон сюда вернётся, мне по фигу, точно,
Что он меня, лежащего, тут растопчет,
Всё, больше ничего Вам, люди, не скажу,
Лучше, ни о чём не думая, пока полежу,
И точно, завалился на бок и задал храпака,
Вот уж, нервишки крепкие у этого мужика,
Про подобных типов наш народ глаголит так,
Что равнодушный хуже и опаснее, чем враг,
А, у вольера уже кто-то повесил табличку, лист,
А, там-лаконичная надписью «Пофигист»,
А, вот и клетка, где сидела лиса,
Её ПМЖ-нашей средней полосы леса,
Рыжая бестия, настоящая плутовка,
Кур «тырить» у крестьян умеет ловко,
Криминальный элемент, потому что, воровка,
У неё на это дело хитрость и сноровка,
Жуликовата, по натуре, и, вовсе, не проста,
Зато, обладательница роскошного хвоста,
Он у неё, чтобы форсить и от беды,
Смываясь, за собой заметать следы,
А, её хитрость-притча во языцех,
Любого обманет, чтоб своего добиться,
Недаром, в сказках она всех дурачит,
Оставляет с носом, хитрюга, не иначе,
Медведя, зайца в дураках оставляет,
А, серый волк сколько от неё страдает,
Даже хитрую ворону в басне обманула,
Лапши на уши навесив ей, сыр утянула,
Или тот же колобок, «проходимец» большой,
От рыжей плутовки так и не ушёл,
В общем, в зад себя легче ногой пнуть,
Чем эту рыжую хитрюгу обмануть,
И вот, в довольно небольшую клетку,
Где сидела лесная рыжуха эта,
Залезла то ли тётка, то ли девица,
На вид, лет двадцать ей, может за тридцать,
Черноволосая, внешности, весьма, приятной,
Но, кто по национальности, непонятно,
Похожа на цыганку, а, может, еврейка,
Паспорт у неё попробуй-ка, проверь-ка,
В руках колода карт и маленький флакончик,
На котором «…фелин» виден надписи кончик,
Хитрыми глазами люд сверлит, прохиндейка,
Кто хочет узнать судьбу, подходи, не робей-ка,
Карты правду скажут, любому погадаю,
Как облапошить дураков, много способов знаю,
Что было, есть и будет, предскажу, но не бесплатно,
А, то, что денежки все выужу, так это и ладно,
Не виновата же я, что люди будущее хотят знать,
И за это простофили готовы деньги мне отдать,
К любому легковерному я ключик вмиг найду,
И, как последнего лоха, на «бабки» разведу,
Моя изобретательность не знает в этом предела,
Ведь махинация и афёра-моё любимое дело,
Как бы не был скуп и жаден человек,
Ему запросто «впарю» прошлогодний снег,
Любого чарами своими я обворожу,
Даже старому хрычу седую голову вскружу,
А, когда мужчине захочется быть ближе к телу,
В его рюмку капну клофелин движением умелым,
И на брудершафт ему выпить со мной предложу,
А, потом полусонного под бочок к себе уложу,
И, как он «отрубится», прошманаю его карманы,
И выгребу, какие есть, все «бабки» и «мани»,
Так вот я и живу, этим вот и промышляю,
А, чтоб не трогали меня, «крыше» «забашляю»,
Кто желает «лохонуться», ко мне подходите,
Обведу вокруг пальца, только мимо не проходите,
А, кто, не веря, «проканал», всё равно вернётся,
И на мой крючок, кровь из носа, попадётся,
И пока она выступала, будто яркая артистка,
У клетки кто-то табличку повесил «Аферистка»,
Рядом клетка, где сидел длинноухий заяц,
Который кусты, капусту и морковку подгрызая,
Совершает набеги на сады и огороды,
Работящего крестьянского народа,
Тем самым, каждый его такой рейд,
Сельхозплантациям наносит большой вред,
А, уши длинные такие у него потому,
Чтоб лучше было слышать опасность ему,
Ведь боязлив, труслив он непомерно или
Так часто и усердно его за уши тащили,
Отмечая день рождения его, быть может,
Что стали его ушки на локаторы похожи,
Ещё его часто «косым» называют в народе,
Хотя явным косоглазием он не страдает, вроде,
И с выпивкой и пьянством, совершенно, не знаком,
Никто и никогда его не видел под хмельком,
Савелий Крамаров на зайца похож едва-ли,
Но, ему такую же «джентльменскую» кличку дали,
Не беда, что этот ушастик по сторонам косит,
Зато, он-секс-гигант, необычайно плодовит,
Ему бы позавидовал мужчина любой,
Не зря он-ушастый символ журнала «Плэйбой»,
Хоть там не заяц, а кролик, но это фигня,
Кролик-домашний заяц и дикому «родня»,
Заяц-русак, самый что ни есть, славянин,
Обитатель наших русских лесов и равнин,
Он, как водится, и зимой и летом,
В шубке одного, то есть, серого цвета,
В летнюю пору под любым деревцем, кустом,
Он невидим, там его и убежище и дом,
А, когда снежным покрывалом лес накроет зима,
Русак на белом фоне всем заметен, весьма,
На него охотятся и хищники и человек,
Его от них спасает только быстрый бег,
Зато, его «братишка», заяц-беляк,
Как в маскхалате, на заснеженных полях,
Осенью, сменив шубейку, стал невидимкой,
Слился со снегом в одну белую картинку,
Ни человек с ружьём ему не страшен, ни лисица тоже,
Ведь не зря «белогвардейцем» он считается, всё же,
Но, по натуре, он всё-таки, трусишка,
Из робкого десятка, всего боится слишком,
Он стал бы добычей хищников многих,
Если бы вовремя от них не «делал ноги»,
Смелости в нём ни на грош, ни шиша,
Что ж делать, такая уж трусливая его душа,
Хотя в любимом многими и культовом,
Всех времён и народов мультике,
Который «Ну, погоди!» у нас зовётся,
Так там волку от зайца всё время достаётся,
И ловкий, смелый и находчивый зайчишка,
Там очень симпатичен и вовсе не трусишка,
Но, это, скорее, исключение из правил,
В природе же заяц боякой считается, по праву,
Так вот, в его клетку забрался мужичок,
Лицо закрыл руками, весь согнулся, как стручок,
И трясётся, бедолага, как будто, от озноба,
Это страх его колотит, малодушная его особа,
И в глазах такой непреодолимый ужас,
Тихо-тихо говорит, словно, сильно простужен,
Вы не подумайте, я нисколько не спятил,
Просто я панически всего боюсь, ребята,
Страшно по дому ходить, вдруг пол провалится,
Или потолок от топота соседей обвалится,
Боюсь газ включать, а что, если взорвётся,
Под люстрой не хожу, вдруг, с крючка сорвётся,
Есть пищу, по необходимости, стремлюсь,
Всё может быть, а, если отравлюсь,
Телевизор не включаю, даже если,
Там передача идёт очень интересная,
В нём же электричество всякое и не только,
Может хорошенько долбануть и током,
Из дома выхожу со страхом и в тоске,
Как бы кирпич не упал и не вдарил по башке,
С недоверием смотрю, как пролетают птицы,
Ведь каждая из них «критиковать» стремится,
И думаешь потом, пятно с одежды оттирая,
На самом деле, хорошо, что коровы не летают,
Каждая машина сбить на тротуаре наровит,
И прямо в меня прицелился из космоса метеорит,
На самолётах летать, упаси меня Боже,
Как представлю, что грохнусь, так мороз по коже,
А, что я здесь, не пойму, как случилось такое,
Не приставайте ко мне и оставьте меня в покое,
Чтоб ничего не видеть, на глаза он натянул картуз,
А, на клетке уже висит табличка с надписью «Трус»,
А, вот вольер, где травоядные и рогатые,
Олени разные, косули и лоси сохатые,
Олень-животное из благородного семейства,
В неволе, за решёткой ему никак не место,
Со своей семьёй или один, то есть, сам на сам,
Он привык гулять, бродить по лесам,
Подножным кормом, травкой, листьями питаться,
На турнирах, за право владения самкой, сражаться,
Его оружие-грозные, ветвистые рога,
Как средство защиты от хищника, врага,
Всегда при нём, он носит их гордо,
Похоже на дерево, выросшее на морде,
Для обороны это прекрасный природный дар,
Не позавидуешь тому, кто испытал их удар,
Для любого охотника оленьи рога, ей-ей,
Всегда желанный, замечательный трофей,
Они украшают стены гостиных для обеда,
Как знак былой охотничьей победы,
Но, дарить рога, знают охотники и их друзья,
Ни в коем случае, ни по какому поводу нельзя,
Есть примета, что, если примешь дар такой от друга,
То, наверняка, тебе скоро изменит супруга,
И, если слепо верить народной молве,
У тебя, точно, отрастут рога на голове,
И тут уж, брат, хоть плачь, хоть смейся,
Но, станет человек своим в оленьем семействе,
Тут и трепетная лань, всем рогатым-«родня»,
Не пытайся впрячь в телегу её и коня,
Ведь она такая изящная, хотя и скотина,
Ни дать, ни взять, в животном обличье, балерина,
Рогоносцем тоже считается, так уж повелось,
И лесной великан, сохатый, то есть, лось,
По лесу бродит, ломая ветки, он, как танк,
Любые преграды преодолевает, только так,
И даже серый волк не зря его боится,
Не желает в схватке с ним сразиться,
Не помогут ему ни клыки, ни хищная злость,
Ведь сохатый сильный и здоровый, как лось,
Пока рогатая братия из своего вольера вышла,
И пьянящим воздухом свободы дышит,
На их месте мужчина средних лет обосновался,
И заявляет, что, где надо, он там и оказался,
Потому что, изменщица у меня жена,
Рога мне, подлая, наставила она,
Как предатель Родине, мне изменила,
Молодого хахаля, другого полюбила,
А, ведь я её не обижал, ей не грубил,
Ни разу пальцем не тронул, никогда не бил,
Ей цветы всегда дарил, не курил, не пил,
Одну её, мою голубушку, любил,
Даже стал добровольно подкаблучником,
Думал, где ещё найдёт она мужчину лучшего,
Вдруг, стала поздно приходить с работы домой,
Да, ещё и слегка «под мухой», о, Боже мой,
Говорит, что к подружке заходила, поболтали,
Выпили по рюмочке, туда-сюда, трали-вали,
А, когда ложились вечером с ней в кровать,
Ко мне задом повернётся, носом в стенку и спать,
С телефоном стало твориться что-то странное,
Чего никогда с ним не случалось ранее,
Звонок, я снимаю трубку, в ответ-тишина,
Зато, сразу отвечают, если трубку снимет жена,
И часами, с ахами, охами, в приглушённом тоне,
Уйдя в другую комнату, «висит на телефоне»,
Потом, вдруг, перхоти в голове стало немало,
Чего раньше тоже со мной никогда не бывало,
А, ведь перхоть, как известно, и без дураков,
Это-«опилки от спиленных рогов»,
Тут меня осенило мгновенно и молниеносно,
Жена мне изменяет и я стал рогоносцем,
Я её ни упрекнул и даже слова не сказал,
Не закатил, как водится в таких случаях, скандал,
Собрал свои манатки и тихо ушёл из дома,
Насильно мил не будешь и против лома нет приёма,
Только крайне неудобно мне перед людьми,
Что я такой недотёпа и неудачник в любви,
Тут он замолчал, понурил голову, захлюпал носом,
А, у вольера уже висит табличка «Рогоносец»,
Тут же, недалеко вольер, где обитал козёл,
Он здесь недавно, можно сказать, новосёл,
Ещё только вчера он с сородичами скакал,
Среди горных ущелий и высоких скал,
Потому что, он-архар, козёл-«скалолаз»,
И горы ему, как ПМЖ, в самый раз,
У него гнутые, огромные и сильные рога,
Его лучше не зли, если жизнь тебе дорога,
Быстро разбежится и так ими вдарит,
«Живым тараном» ведь его зовут, недаром,
А, если, вдруг, со скалы этот «альпинист» сорвётся,
На рога приземлится, спружинит и не разобьётся,
Но, козёл-то, ведь он и в Африке козёл,
Хоть «житель гор», хоть скотина наших сёл,
Только знает, что бодаться и трясти бородой,
От него, абсолютно, никакой молочный удой,
Мало того, что он рогатый и бодливый,
Он ещё и, чрезвычайно, похотливый,
Не зря же собутыльника Диониса Сатира,
Любителя оргий и завсегдатая любого пира,
В греческой мифологии, не мало и не много,
Метко прозвали «козлорогом» и «козлоногом»,
Так вот, в вольер, где был козёл бородатый,
Забрался мужичок, так, слегка, поддатый,
Бородка клинышком, а волосы на голове немножко,
Свалялись, торчат и похожи на рожки,
Постоянно что-то бормочет, сплошное словоблудие,
Но что, трудно разобрать, «мекечет», как будто,
Но, всё же кое-что понятно из его слов,
Например, что его фамилия-Козлов,
И, что его «козлом» все друзья величают,
А, у братков за него, как за базар, отвечают,
И, что у него жена-красавица Мила,
Не зная за что, но, всё же его полюбила,
И, как хочешь, дружок, меня ты назови,
Но, я настоящий объект злой любви,
Ну, куда, скажите, такое дело годится,
Она злится, но любит, любит меня, но злится,
Любит за то, что в постели, как мужик, я не плох,
Но, злится, что по жизни я простофиля и лох,
Фамилию мою не носит и иногда, со злом,
Так же, как и другие, называет меня «козлом»,
Правда, когда остынет она, то после,
Ласково так, обращается ко мне, «козлик»,
И тут же добавляет, со злостью любя,
Всё же ты-скотина, козлятиной воняет от тебя,
И бородёнка рыжая, козлиная такая,
Вот только рогов на башке не хватает,
Но, это тебе я обещаю, козлёнок, милок,
Будешь настоящим козлом, дай только срок,
Как неприятны мне слышать унижения эти,
А, за козла она, жёнушка, ещё ответит,
Не проходите мимо, люд честной, момент лови,
Посмотри на козла, объекта злой любви,
А, для того, кто таблички менял, сейчас отрада,
У этого вольера и вывеску менять ему не надо,
Неподалёку стоят клетки с обезьянами,
Всех зоопарков участниками постоянными,
На воле в джунглях и лесах они живут,
Бананы-их «хлеб», они их срывают и жуют,
Из животных они ближайшие к человеку и нередко,
Иные учёные говорят, что обезьяны-наши предки,
И, что всяких шимпанзе, макак, горилл,
Труд и только труд в человека превратил,
Естественный отбор этому способствовал, недаром,
Был убеждён произошедший от обезьяны Дарвин,
Каких только видов приматов в природе нет,
На нашей самой человечной из планет,
Гиббоны, мартышки, макаки и дрилы,
Шимпанзе, орангутанги и огромные гориллы,
И самый совершенный из этого списка,
Человек, который к приматам стоит близко,
И, как разумный властелин, в некотором роде,
Он подчинил себе всю живую природу,
И обезьян-сородичей без внимания не оставил,
В цирке, на манеже выступать их заставил,
Номера с их участием всегда имеют успех,
Вызывая у зрителей заразительный смех,
Ведь обезьяны, при их ловкости и сноровке,
Великолепно поддаются дрессировке,
И в зоопарке, сидя в клетках, они на людей похожи,
Шалят, гримасничают и корчат разные рожи,
И люди, придя в зоосад, позабыв про уют,
В этих человекоподобных порой себя узнают,
И пока обезьяны на воле пристают к прохожим,
Один мужик, не без чувства юмора, похоже,
Занял одну из пустующих их клеток,
И, быстро войдя в нужный образ, при этом,
Стал кривляться, жестикулировать и мимикой лица
Вытворять нечто очень потешное без конца,
Ни дать, ни взять, ну, настоящая обезьяна,
Или смешной клоун, работающий без изъяна,
И говорит, мол, я-артист развлекательного жанра,
Во многих городах на сцене давал жару,
У меня множество, можно сказать, обилие,
Сценических псевдонимов и разных фамилий,
К примеру, скажем, многим из армян,
Я известен, как артист Ашот Макакян,
А, в той же Грузии я стал знаменитым,
Как Григорий, Гриша или Гоша Шимпанидзе,
А, русских моя манера жить на сцене покорила,
Под всем знакомым псевдонимом Гаврила,
Каждый, кто толк в искусстве понимает,
Меня, как классного мастера жанра знает,
А, кто не видел как я корчу рожи, смотри в оба,
Это-стиль моей жизни и мой сценический образ,
И, пока он юродствовал, в положенном ей месте,
Кто-то табличку с надписью «Кривляка» повесил,
Поблизости и клетка, где у всех на виду,
Сидел хохлатый попугай-балаболка, какаду,
Взирал на окружающих и болтал без умолка,
Только в его речах мало смысла и толка,
Он не говорит, а повторяет слышанные звуки,
А, людям кажется, будто он трепется от скуки,
В этом отношении, хорошо напоминает он,
Самый настоящий живой магнитофон,
Вспомните любую историю про пиратов,
В каждой из них есть этот говорун пернатый,
И его излюбленное, насиженное место-
Плечо главаря пиратов, в качестве насеста,
Выдавал он фразы, не лазя за словом в карман,
Что любил говаривать одноглазый атаман,
Типа, по местам стоять и с якоря сниматься,
Или всех убью, клад, золото, пиастры, пиастры,
И в наше время, в наши дни эта болтливая птица,
Как предмет для надувательства лохов годится,
Смешит людей, болтая всякую чушь, и даже,
За деньги легковерным их судьбу предскажет,
Из коробки вытащит билет со счастливой судьбой,
Заранее приготовленный хозяином, само собой,
Он повторяет легко заученное «Попка дурак»,
Но, это, в принципе, далеко, и вовсе не так,
Даже, на вид, он не такой и неглупый, весьма,
Так и хочется думать, что у него есть задатки ума,
Ну, а то, что болтлив, этого у него не отнять,
Тут только на природу-матушку можно пенять,
И вот, пока клетка попугая на время опустела,
Тот недалеко улетел, на дереве нашёл себе дело,
Сел на одну из веток и ворон стал тешить,
Как краснобай, им лапшу на уши вешать,
В его клетку вскарабкался один мужик,
У него хорошо подвешен и без костей язык,
И как начал разглагольствовать, болтать,
И, как с трибуны, с пафосом, речь толкать,
И темы разные находит для своей болтовни,
Таких лишь на каком-то съезде встретишь в наши дни,
Тут и политика и что за гад какой-то Колька,
И кто, с кем, когда, где, как и сколько,
Заливается, без остановки, соловьём,
Цицерон, определённо, пропадает в нём,
Часа полтора, наверное, он горло драл,
Даже слово вставить в свою речь никому не дал,
Люди уши развесили, каждый полон своих дум,
А, у клетки уже висит табличка с надписью «Болтун»,
А, чуть поодаль расположена клетка,
Скорее, даже не клетка, а огороженная сеткой,
Небольшая, но, довольно-таки, просторная,
Заботливыми служителями ухоженная территория,
По которой походкой чинной, плавной,
Расхаживал павлин перед своею павой,
Павлин-редкостный пернатый красавец,
С хвостом, на загляденье всем, на славу,
Как распустит его перед самкой, как веер,
Такой красоты не увидишь нигде, поверьте,
И, при такой изумительной красоте,
Отчётливо видны глаза на его хвосте,
И его «дама сердца» тоже важная, по праву,
Эпитет поэтический снискала, выступает, будто пава,
За свою красоту павлин ведь может поплатиться,
Каждый посетитель на память выдернуть стремится,
Красивое перо из его шикарного хвоста,
Хотя эта задача для людей не так уж и проста,
Он хоть его, стремясь покрасоваться, распускает,
Но, чужих к предмету своей гордости не подпускает,
Так, со стороны, мол, посмотри, да полюбуйся,
На изящество формы хвоста и красок буйство,
А, трогать его и не думай, не смей, ни-ни,
Такие вот павлины, неприкасаемые они,
И пока павлин демонстрировал красивое исподнее,
По просторам зоопарка, как модель по подиуму,
Его пустое место занял расфуфыренный тип,
Такого, даже, если поискать, трудно найти,
Причёска-то ли панк, то ли «а-ля Зверев»,
У простого люда не вызывающая доверия,
Костюм экстравагантный, никак не иначе,
От лучших кутюрье, от Армани или Версачи,
Ботинки с неимоверно загнутыми вверх носами,
Как в них можно ходить, посудите-ка сами,
Того гляди, зацепишься за землю и носом,
Или мордой пропашешь, без вопросов,
Вот этот франт, глазами вокруг проскользив,
Говорит, мол, у меня «прикид» только эксклюзив,
По самому последнему слову и писку моды,
По сравнению со мной, Вы все темнота и уроды,
Во все лучшие бутики и салоны я вхож,
Я-франт, только для Вас на попугая похож,
Я так могу пойти хоть в театр, хоть в кабак,
В сравнении со мной каждый из Вас слабак,
Вы все «совки» и одеваться не умеете,
Только с фабрики «Большевичка» одежду имеете,
Пусть я, по Вашему, в стиляги и модники гожусь,
Но, я искушённый в шмотках и этим горжусь,
Вам таких, как я никогда и ни в чём не понять,
Только и знаете нами детишек пугать,
Не дай Бог, приснится, такой во все тяжкие пустится,
Коль на нём такой кич и полнейшая безвкусица,
Я, по всем понятиям, «продвинутый» мужик,
Берите с меня пример и учитесь, пока я жив,
Вскоре павлиний загон был толпою окружён,
А, перед ним стоит табличка с надписью «Пижон»,
Рядом молодой человек, стоит и потирает руки,
Да, это я вот взял зверинец на поруки,
И никакая я не таинственная личность,
Что у клеток зверей меняла таблички,
Ведь только в день открытых дверей в зоосаде,
Людские пороки за решётку, в клетки посадят,
И любой посетитель, каждый кто захочет,
Может на них «полюбоваться», увидеть воочию,
Я-журналист, работаю в местной газете,
Очень люблю разоблачительные мероприятия эти,
Я всем представлюсь, чтоб не было лишних споров,
Пред Вами друг директора зверинца, Щелкопёров,
День открытых дверей-наша общая идея,
Нами с ним проведённая акция, где я,
К своему удовлетворению и, к счастью,
Принял самое непосредственное участие,
Для всеобщего обозрения множества глаз,
Людские пороки были выставлены напоказ,
Мы сработали, кажется, неплохо, на все сто,
Люди сами разберутся, кто есть кто,
Дело сделали успешно и всё шито-крыто,
Будем считать, день открытых дверей закрытым.
07.11.2010.