Пока ты дописывал свой роман,
Я был в роли послушного пса.
Когда ты присел на любимый диван,
Прозвучало четыре часа.
И я положил тебе голову на колени.
И только часы были зрителем преступлений
И - переступлений. За вычетом прожитых лет
Твой мир оказался цепочкой, а старый брегет
Основой моей театральной карьеры шута.
Но ты каждый день так упорно считаешь до ста,
Что я уже просто в ответ говорю "сто один".
А ты на диване своем за романом сидишь
И точку не ставишь никак.
Страшно, да?
Чудеса.
С последним ударом лишишься любимого пса.
А что за чужак притаился под шерстью седой -
Вопрос этот пахнет поеденной молью бедой.
Ты пьешь горький кофе, разбавив его молоком,
Следишь, как свет лампы манит мотыльков,
И гладишь загривок. И даже не смотришь в глаза.
И на собачьей щеке неуместна слеза.
Не будет чудес.
Будет кофе, диван и роман.
Не будет чудес, будет искренний самообман.
Не будет вина из фалернских отравленных чаш.
Лишь вечер осенний - но вечер действительно наш.
Ставь точку. За ней будет новой истории час -
На лестничной клетке свет вздрогнул и будто погас...
А я на минуту - умоюсь холодной водой.
Все будет как прежде, клянусь я плененной звездой,
Глупый мальчик, напуганный старой легендой людей.
Хорошо, что собаки, в отличие от лебедей,
Входят в дом и кладут молча голову на колени.
Где-то в море утес меньше головы тюленя,
На обзорной площадке Москвы вновь экскурсии час,
А у нас есть еще один день -
И он только
Для нас.