Летит наш скорый мимо полустанков,
Не замедляя свой ретивый бег,
А я гляжу в окошко спозаранку
И шлю родным просторам свой привет.
А вдоль дорог заброшенные нивы,
Заросшие кустами пустыри...
Дома без крыш глазницами пустыми
Глядят так жутко, словно упыри.
Закрыты шахты, фабрики, заводы.
Унылы лица встреченных людей.
На них печать отчаянья, заботы.
И странно: лето - нет нигде детей.
Не слышно ни гитары, ни гармони,
Ни песен, ни унылых, ни лихих,
Ни смеха, ни приветствий на платформе,
Лишь ощупь взглядов, хмурых и чужих.
А молодые люди в одиночку,
Заткнувши уши и прикрыв глаза,
Уставившись в неведомую точку,
Не могут слова за весь путь сказать.
А раньше мы друг друга замечали,
И если кто-то с полки не слезал,
Его наперебой все утешали,
И кто-то что-то выпить приглашал.
В вагоне веселились, дружно пели,
Играли в карты, шашки, домино,
Травили анекдоты и шумели,
Чай пили, как знакомые давно.
Нам, может быть, культуры не хватало,
Но мы делились, каждый, кто чем мог.
Теперь всё как-то по-другому стало.
Душа у каждого закрыта на замок.
В вагоне тишина, все впали в спячку.
Наверное, культурным стал народ.
Напрасно я в уме порю горячку,
Я - атавизм, и мне пора в расход.
Но вижу, как разграблена Россия,
Унижен и зомбирован народ,
Нет радости на лицах серых, сирых...
К чему разруха эта приведёт?
Мне было б жаль кого-нибудь обидеть.
Прикрыть иль отвести от них глаза?
Наверное, чтоб ничего не видеть,
Нужны сверхскоростные поезда.