Пока арбитры оценивают стихи финалистов, приглашаем завсегдатаев и гостей конкурсной площадки Золотой Пегас принять участие в народном голосовании.
Внимание! Под данной публикацией любой автор сайта стихи.ру, чья страница зарегистрирована не позднее 1 января 2013 года, может оставить свой шорт-лист. Он должен быть оформлен следующим образом:
1 место - № стихотворения
2 место - № стихотворения
3 место - № стихотворения
4 место - № стихотворения
5 место - № стихотворения
6 место - № стихотворения
7 место - № стихотворения
8 место - № стихотворения
9 место - № стихотворения
10 место - № стихотворения
11 место - № стихотворения
12 место - № стихотворения
Стихи, соответственно, получают от 12 до 1 балла.
В конце голосования ведущие подведут общий итог.
Оценка народного голосования является составной частью всех оценок, влияющих на результаты финала,
если в голосовании примут участие не менее 12 авторов.
Если количество проголосовавших будет меньше, то результат не будет влиять на итоговую оценку,
но победитель народного голосования получит приз зрительских симпатий.
!!!Принимаются только полные шорт-листы!!!
!!!Народное голосование продлится до получения оценок от всех арбитров!!!
№ 1. Дядя Толя
Дядя Толя помнил Сталина и Брежнева…
Дядю Толю смерть достала под черешнею,
И теперь его на кладбище несут.
Вообще-то ничего нет необычного
В том, что дядя Толя стал её добычею –
Водка, возраст, пять ранений и инсульт.
Дядю Толю наконец-то смерть осилила;
По-соседски пирожки печёт Васильевна,
Верка с третьего строгает винегрет,
А ещё с утра к попу за свечкой бегала,
Оказалось, больше вроде как и некому –
Никого у дядя Толи ближе нет.
Похоронят дядю Толю обстоятельно:
Соберутся собутыльники-приятели –
Мужики и молодые пацаны,
Пожелают Царства Божьего покойнику
И, не чокаясь, накатят за полковника
Без обеих ног пришедшего с войны.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
№ 2. Осень. Неприкаянная даль...
Осень. Неприкаянная даль опадает рыжими листами.
Проржавела средь стекла и стали времени упругая спираль.
Осень – время пожелтевших книг, время грога, время старых песен –
Ностальгии бархатная плесень спорами вонзится в каждый миг.
Осень – время скошенных надежд и упавших ниц плодов запретных,
Перелётных охладевших ветров, зябких снов и шерстяных одежд.
Осень – время слякотных дорог, безответных писем-оригами –
Откровений вычурный орнамент – время изъясняться между строк.
Осень – время собирать слова и бросать на ветер их бесстрастно,
Жечь мосты и тлеть в тоске напрасной, и внимать, как шелестит молва.
Осень – время скорых поездов, голубых прокуренных вагонов,
Городов, увязнувших в шансоне, телефонных сброшенных звонков.
Время воспаления обид, время осложнений отношений,
Время необдуманных решений, время, что под рёбрами болит...
Осень. Стебли выцветших зонтов под раскисшим скудным небосводом.
Жизнеутверждение восходов и закатов брызнувшая кровь...
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
№ 3. Я внешности души своей не знал...
Я внешности души своей не знал.
В далёком детстве в зеркале увидел
неправильный мальчишеский овал,
застывший в беспокойстве и обиде.
Приблизился к холодному стеклу,
ладонь прижал. И он прижал в привете.
Во тьме зрачков гнездившаяся глубь
меня в ответ окинула при этом.
«Ты кто?» – неслышно задали вопрос.
«А ты?» – я прошептал едва дыша.
И показалось, кто-то произнёс:
«Твоя душа».
Промчались годы, друг за дружкой вслед.
Исчезло детство, юность улетела,
но каждый день единственный ответ
упрямо ждёт стареющее тело.
И тот, второй, он всё ещё внутри,
рассеян и насмешливо коварен:
секрета своего не приоткрыл
дряхлеющий двойник за зеркалами.
Теперь он смотрит вдаль, но чаще сквозь,
туда, где жизни прожитой межа,
где задают отечески вопрос:
«Пора, душа?..»
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
№ 4. По лужам босиком
На сморщенный асфальт, жарой замученный,
Посыпался слепой июльский дождичек
Просеянный сквозь солнечные лучики,
Небесным нарисованный художником.
Прохожих разнородная компания
Под крышей остановки молча маялась.
Решив автобус ждать, туда попал и я
Досадуя, что выпала такая масть.
Но что это за чудное видение:
Смеясь, прошли босые мама с дочкою,
Рука в руке, на лицах – наслаждение
И капельки искрящимися точками.
Две пары ножек c розовыми пятками
По лужицам парнЫм так вкусно шлёпали,
Что вспомнил я, как были мы ребятами,
Как лихо босиком носились по полю.
«Чего стоять?» – подумал я безбашенно. –
«Не сахарный. Да тут недалеко пешком».
И, сбросив туфли, буркнув: «Будь по-вашему!»
Шагнул за ними следом в воду с солнышком.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
№ 5. Пишите письма
Завязли слова…
и спасать их не хочется,
Следы многоточий срываются в топь.
Иссякла гроза (ни к чему), обесточена.
Покаялись глупости.
Кнопочка «стоп!»
Выходим…
Разгульная степь, небо синее.
Дороги не топтаны…
Чист горизонт.
Беги – не хочу…
Настроение псиное –
свобода на вой.
Не желаешь? –
вперед! –
на автопилоте за ветреным запахом,
туда, где барашки волнистых морей
гуляют…
где светом простор перепаханный…
где трудно споткнуться, и радует Грей.
Где чувства – алмаз…
где…
ну, ладно…
И вот еще –
спасибо за грабли (скачок для IQ).
А письма?.. Пишите...
о чем-нибудь стоящем.
Споем?
(говорят, на дорожку... поют)
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
№ 6. Красота
Миры спасает красота? – Диагноз спорен.
Не наберётся раса та ума от горя,
Что превозносит экстерьер взамен породы.
Растёт несносности барьер, и длятся роды
Забитых истин, в постамент бубновой швали,
Не склеит истины момент, и ложь едва ли,
До обсыханья молока шартрез лакая.
А красота – она кака... она какая?
Мы спели песни, и за мной, по трассам лезвий
Вращаем спелый шар земной, наш шар нетрезвый.
Итожим сумерки богов как циклы лекций,
Сквозь обретение рогов и индульгенций,
Всегда надеясь пролизнуть без задней мысли,
Отмыть небес голубизну, пока не скисли,
Давясь расквашенной мечтой на дне колодца.
А красота – она за что... она зачтётся?
И как моряк, ушедший в рейс – больная тема,
Ещё начистит интерфейс морщинок кремом
Ошибок трудных блудный сын, в твоём обличье.
Ты, право, смотришь на часы? – То право птичье.
Сойти пытаешься за бренд, пролезть в пик тренда? –
Про лесть не сложено легенд, она – легенда,
Прелестной змейкой дорожа под шалой шалью...
А красота – она ужа... она ужалит.
Но ты, как увалень с моста, в терзанье зыбком
Вещаешь тупо "Красота!", узрев улыбку
Фортуны в облике сирен, точней – клаксонов...
Ты что, приятель, посерел? – Надень кальсоны.
В тебе проснулся джентльмен? – Будили зверя.
Судьба прикинется взамен глухой тетерей.
Ты соглашаешься на всё, летя на солнце...
А красота, что нас пасёт, – она спасётся...
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
№ 7. Околесица.
Упирается темная лестница
В перламутровые небеса,
Где-то бродит в бреду Околесица
По бескрайним дремучим лесам.
Зацепляется белыми буклями
За густой непроглядный туман,
Собирает словечки и буковки
И кладет в свой огромный карман.
Просит вновь у богов вдохновения,
А они к ее просьбам глухи.
Но с упрямством непризнанных гениев
Появляются эти стихи...
********
Может ангел, а может и грешница –
(Не бывает без строчки ни дня).
Незнакомая мне Околесица
Сочиняет стихи за меня.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
№ 8. Кончится музыка
Кончится музыка, хмель пройдет,
Кофе испортит подстрочник.
Слово написанное врет:
Жизнь – множество многоточий.
Многоточие до, многоточие после,
Междометия посередине.
Завтрак скоромный и ужин постный,
Новое громкое имя.
Встречи с надеждой на лучший исход
После хорошей драки.
Ворон накаркал новый взлет
С предельным углом атаки.
Выше Гагарина за облака.
Будет паденье круто.
Вечер в угаре, ночь коротка,
Скоро наступит утро.
Утро щерится розовым ртом
Будто бы просит каши,
Пьяного неба выдох и вдох
После всего вчерашнего.
Пальцы скользят по квадратам быстро,
Поле чернеет жуками.
День в стихах пропадает без смысла –
Тяжек сизифов камень.
Мозг ложится под микротом.
Слабость и перегрузка.
А в это время вползает в дом
Входит, врывается… музыка.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
№ 9. Вервольф
Накроет тяжёлая ночь шерстяным покрывалом,
затёртой монетой прилепится к туче луна.
Трёхмерной стабильности комнат покажется мало,
и вывернет душу звериная воля, до дна.
Отчаянный ветер у окон промчится фантомом,
и ты, не успевший додумать финальной строки,
по зову отправишься в лес, непонятно знакомый,
где ветви – персты прорастающей шерстью руки,
где мёрзлые корни послужат тебе изголовьем.
Почувствуешь в запахе воздуха, наверняка,
и страх обречённой добычи, приправленный кровью,
и трепет свободного тела, и жадность клыка.
Приблизится мрачное небо дыханием колким.
Не тратя заряженных нервов в напрасной борьбе,
увидишь: как тени, вокруг собираются волки,
и, может, впервые поймёшь, что вернулся к себе.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
№ 10. Иван да Пётр, или Царствуй на славу
Солнце с неба ярит, ярит,
Русь святую матеря.
Знать с ума сошла, бояре
Ополчились на царя.
Знать, желает смерти лютой
Всяк в отечестве пророк.
Будет вам ужо Малюта,
Погодите, дайте срок.
Будет Новгород Великий
Над могилами рыдать
Не за верные улики,
За царёву благодать.
За неверность – в околоток,
За строптивость – батогов.
Больше в городе сироток,
Меньше в городе врагов.
Будет колокол разбитый –
Впопыхах, не впопыхах...
Будет смерть митрополита
На Скуратовых руках.
Будет Русь катиться к розни,
Будет плач её горюч,
Будет жёстко править Грозный,
Как положено царю.
Всех, кто против, укокошит,
Чуя заговор нутром...
Всё равно Иван хороший
По сравнению с Петром.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
№ 11. Кочан
Здесь народ поезда ожидает, как ждут новостей,
Здесь и смех, и печаль, и тоска, и восторг, и страдание.
В напряжении рельсы, как вены на жарком виске,
И, сердца единя, по перрону бредет ожидание.
Здесь свои чудеса, отовсюду звучат голоса.
Здесь буфет-ресторан. Рядом – парк и аллеи просторные.
Это маленький город с названьем привычным "вокзал"
Во главе с чуть подвыпившим, вечно мешающим дворником.
Почему, неизвестно, его называют Кочан.
Проживает один. Во дворе – только Шарик хромающий.
Выпивает Кочан втихаря, а потом по ночам
Матерится во сне и кричит в тишину угрожающе.
Он собаку когда-то отбил у разгульных юнцов,
Что ее на костре на шашлычном едва не зажарили.
Пусть по полной досталось ему от юнцов-подлецов,
Но теперь поиграть во дворе можно с преданным Шариком.
Ежедневно перрон подметает прилежно Кочан,
Лишь затем, чтоб найти то ли хлеба кусок, то ли косточку.
И на тех, кто едою сорит, он не станет кричать,
Подметает перрон, дорожа каждой брошенной корочкой.
День за днем: лишь проснулся – все те же метла и вокзал,
Вид устало-похмельный и рожа с небритыми скулами.
Чтоб у Шарика жизнь человечней была, так сказать,
Сам он жизнью собачьей живет, но об этом не думает.
Пусть считают отшельником, пусть осуждает народ,
Твердо верит Кочан, что простятся ему все чудачества –
После смерти к могиле спасенный им Шарик придет,
И ему не завоется, не заскулится – заплачется.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
№ 12. 1941
Рассказ Петра Захаровича Космачёва,
1935 года рождения,
уроженца Смоленской области.
Зрела рожь, уставив в небо копья.
Были взяты Невель, Ельня, Псков.
Вдоль по пыльной улице Зажопья
немцы гнали пленных моряков.
Им кидали хлеб и зелень с грядки,
бабий плач срывался в тихий вой.
В воздух для острастки и порядка
изредка постреливал конвой.
Вдруг, сорвавшись с места, молодуха
кинулась матросику на грудь,
зашептала, задышала в ухо:
я – Мария Капля, не забудь.
Скажешь – муж, отпустят на свободу.
Ты ещё и не женат, поди?
Староста, он – выбранный народом,
он тебя не выдаст, подтвердит.
Немцы добродушно гоготали,
шли лениво, не равняя шаг.
Потому заметили едва ли,
кто из пленных начал петь "Варяг".
Голос звал надтреснуто и сипло
на последний бой, как на парад,
и вливалась вместе с песней сила
в этот строй измученных ребят.
Вот уже второй поёт и третий,
выше подбородки, твёрже взор.
Вся колонна на втором куплете
пела, как заправский сводный хор.
Гвардия потом родится, в Ельне.
А в Зажопье не было побед...
Шли матросы в плен, как в бой последний.
И мальчишки им смотрели вслед.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Всем удачи!