Старый нищий и музыкант, он когда-то ведь всё имел.
Аншлагом взрывал стадионные чаши и славно пел,
Отдавал себя музыке так, что, домой возвращаясь, всегда хрипел.
Он никогда не умел выбирать, кого же он любит больше – гитару или свою жену.
Лилиан всё понимала, ни разу не ставя это ему в вину.
Всё, о чём она умоляла Кайла – не оставлять лишь её одну.
Годы бежали, дети росли быстрее, чем на дрожжах.
Кайл учил их шахматам, вечно проигрывал, получая за шахом шах,
Упивался семейным счастьем, как золотыми персидский шах.
Но однажды Кайл проснулся ночью, онемел от ужаса, осознав, что он слеп и глух.
Он кричал в пустоту, слово уже не взрезало привычно слух.
Мгновенная и тотальная беспомощность обжигает хуже ядерных оплеух.
Да и голос уже не подобен волнам электробритв.
Хрипотца – вся память былых музыкальных битв
И как будто уже чужое наследие для молитв.
Полгода спустя ничего не важно, кроме шрамов на проседи и висках,
Кроме теперь навечной расстреливающей дрожи в поджелудочной и руках,
Кроме того, что всё, что ни есть теперь в отведённых годах – леденящий страх.
Ещё половину года спустя и в тот самый день
Кайл теряет вся и всё: от жены, детей и того, что он откладывал на их жизнь остаётся тень,
Небольшой и уютный дом у Лох-Несса рушится, как гниёт вековой плетень.
Кайл, обняв траву, сжимает кулак, спрашивает: «За что, Святой?
Почему я испытывал лишь любовь ко всем, но они и не знали той
И за всю любовь Ты наградил меня ненадобностью ушей и раздирающей слепотой?»
И Всемогущий ему ответит: «Пойми, Мой сын,
Я вижу всех – от египтян до финнов, от перуанцев и до румын,
Но вы – не Моё государство и Я в нём не Ким Чен Ын.
За всё, что ни потерял, Ты будешь щедро вознаграждён
Тихой заводью в камышах, прозрачным, сладким, Райским Святым дождём.
Ну, подумай да собирайся, мы с Архангелами за изгородью подождём».