Стоял октябрь и лес был обнажённый,
Но в его сердце трепетал апрель
Он снова был, как юноша влюблённый,
Хоть он не человек, а лишь кобель.
Он шёл за нею, как заворожённый,
Забыв опасности, что лес не друг,
Что может пасть, клыками поражённый
И не найдёт спасательный свой круг…
Она же шла беспечна, грациозна
И запахами древними полна,
Вдруг, страшный рык раздался сбоку грозно
И всколыхнул этот покой до дна.
Седой кобель от ужаса подпрыгнул,
Увидев, что пред ним могучий враг,
Он не залаял, не завыл, а вскрикнул,
Как человек упавший впопыхах.
А через миг, очнувшись, он увидел,
Что суку лижет молодой кобель,
Которого он раньше ненавидел
За то, что он жестокий, лютый зверь.
Вот и схлестнулись снова их дороги
На почве древней ревности, любви,
Которую дано понять не многим,
Замешанную жизнью на крови…
И он напал, хоть молодой сильнее
И обломал давно подгнивший клык,
Он понимал, что быстро ослабеет,
Поскольку он больной, седой старик…
А молодой метнулся прямо к шее,
Вонзил в неё свои клыки-ножи
И вырвал клок, который был длиннее,
Чем жизнь, которую седой прожил…
В бесформенный клубок они сцепились,
Роняя кровь на павшие листы,
Так долго, что казалось вечность бились,
Разрушив жизни хрупкие мосты.
Седой истратил в этой битве силы,
А вместе с кровью уходила жизнь.
Ему чуть-чуть осталось до могилы,
Чтоб бросится с обрыва прямо вниз!
Тогда к луне, где хороводом звёзды,
Подмигивая освещали путь,
Он голову поднял пока не поздно,
Чтоб на луну в последний раз взглянуть…
Он так завыл, что кровь застыла в жилах,
На морду капала с ветвей роса,
Что мёртвые услышали в могилах,
Последнего прощанья голоса…
Потом, влача слабеющие ноги,
Поплёлся вдоль обрыва, чуть дыша,
Кровь капала на листья по дороге,
Лес откликался, листьями шурша…
А молодой, хоть раненый, за сукой
Тащился чтоб исполнить вечный долг
Пред матерью-природой, а не скукой,
Которого седой отдать не смог…