Эти отрывки я набросал по мотивам повествования неопределённого жанра: Русская Америка: слава и позор… Это нельзя считать законченным произведением, однако мне хотелось бы услышать ваше читательское мнение – насколько близка и интересна эта тема о покорении русской Америки, описанная А. Бушковым и запечатлённая в рок-опере с либретто А.Вознесенского Юнона и Авось…
ПОД НЕБОМ ГОЛУБЫМ
ГЛАВА ПЕРВЫЯ
В августе 1799 г. из Охотска отплыл самый крупный корабль, каким только располагала Рос-сийско-Американская компания Шелихова. Фрегат «Феникс», которым командовал англичанин Джеймс Шилдз, взял курс на Русскую Америку.
От вышел в море - и исчез навсегда. От «Феникса» долго не было вестей – и только в мае сле-дующего года на Тихоокеанском побережье Охотского залива и островах были найдены выброшен-ные на берег волной части форштевня, бортов и остатки груза.
Эта утрата сразу же очень больно ударила по экспедиции, по её чести, по самой Русской-Американской компании, а после ещё долго ощущалась в Америке: Баранов лишился не только надежного морского судна с опытным капитаном, но и снаряжения, а также сотни русских поселен-цев, которых затем не хватало для освоения отдалённых земель …
На борту товаров для обмена было на сумму более чем в полмиллиона серебряных рублей, а также 103 человека, - члены команды и пассажиры, - в том числе епископ Кадьякский Иоасаф.
Итак, Америка осталась не только без могучей силы русских переселенцев, но и без православного пастыря русской церкви.
ПРИМЕЧАНИЕ: Русско-Американская компания Шелихова потеряла товара более чем 20 млрд. рублей при перерасчёте на со-временные рубли в золотом эквиваленте – это не считая стоимости самого фрегата, стоимостью более 350 тысяч рублей серебром.
Это было очень серьёзным ударом не только по престижу России. Истрачены напрасно были огромные средства для освоения Америки, которых затем всегда катастрофически не хватало. Казалось, сама судьба встала против Российско-Американской компании Шелехова.
О судьбе же людей и главы всей православной церкви в Америке епископа Иоасафа можно было только догадываться.
Но Баранов был не из тех людей, что списывают подобные неудачи на случай – например, на шторм или жёлтую лихорадку, - и предположения оставались лишь догадками. Нет,- такая манера размышлений была ему чужда. Нужны были факты, и они вскоре нашлись.
Мешки с гербами компании из этой партии груза позднее стали находиться то и дело в евро-пейских портах. Джеймс Шилдз оказался родственником банкира Ротшильда.
Но Баранов, не имея никаких других доказательств, оказавших воздействие на неудачу экспедиции, не стал взывать к небу о помощи, а также делиться своими выводами с компаньонами. Тем не менее от услуг англичанина, - капитана Якова Шилдса,- он сразу же отказался наотрез – помня, что летом 1795 г. тот безуспешно искал острова от Кадьяка и проследовал на восток до побережья материка, не встретив ни клочка суши, хотя и собрал расспросные сведения об архипелаге Александра.
- Врал, сволочь,- думал Баранов. – Не мог он пройти мимо…
Теперь же Баранову предстояло намного усилить бдительность – что он и сделал, поставив во главе сторожевых и охранных постов казаков-староверов. И отныне он всеми усилиями старался заменять иностранцев своими поморами, а индейцев подкупать не только обещаниями, но и товарами из Индии и Китая.
ПРИМЕЧАНИЕ: КАДЬЯК (Kadiak), остров у западного побережья Сев. Америки (США, шт. Аляска). 9,5 тыс. км2. Высота до 1353 м.
ПРИМЕЧАНИЕ: обращает на себя внимание сходство фамилий Якова и Джеймса Шильдсов с Ротшильдами - легенды же гласят, что фамилия Ротшильда происходит от названия красной шильды - эмблемы банкира, то есть, • red - красный, но также могло быть и rat - крыса, с приставкой к фамилии Шильдс.
ГЛАВА ТРЕТИЯ
Баранов был архангельский мужик – из русских,- исконно и издавна проживающих на побережье Белого и Баренцева морей. Он усмехался, когда говаривали, что предки поморов — это выходцы из древнего Новгорода, ни с кем не спорил, а улыбаясь, никогда не отвечал, - прекрасно зная, что именно поморцы много веков назад и заложили Великий Новгород.
Родившись в Каргаполье, среди рыбаков, Баранов был дитя своей Земли и своего времени. Будучи земляком Михайло Ломоносова из Холмогор, он знал предания предков, очень любил Студё-ное Море, был неприхотлив в одежде и пище, мог спать на берегу у костра и купался до ледостава.
Зимой прорубал у берега иордань – и плескался в ледяной воде.
В его внешности было что-то неуловимо холодно-змеиное – он был почти всегда очень сдер-жан, очень тонкие губы его были почти всегда сжаты. Прямой большой нос придавал лицу каменное, если не туповатое, выражение. Но главной его особенностью были умные, всё понимающие глаза.
ПРИМЕЧАНИЕ: Поморьем издревле назывались обширнейшие русские земли - включая Поморский берег, Онегу и побережье Белого моря до самого Северного Урала, и включали в себя Карелию, Двинскую, Важскую, Сысоль-скую, Вятскую, Пермскую земли, Посухонье, Белозерский и Печорский края.
Новгородская республика лишь в 12-15 вв. заявила права на эти владения в споре перед Московским Великим княже-ством, которое выделилось из Владимирской Руси в 60-х — нач. 70-х гг. лишь в 13 в. и стало претендовать на роль крупнейшего княжества со столицей в Москве.
НОВГОРОДСКАЯ РЕСПУБЛИКА, государство на северо-западе и севере Руси в 1136-1478. Столица — Новгород. Органы управления — совет бояр, вече, избиравшее епископа (затем архиепископа), посадника, тысяцкого. Князья приглашались по договору с вечем и были главным образом военачальниками. В 13-15 вв. успешно отразила агрессию шведов и Ливонского ордена. к нач. 16 в. Присоединена к Русскому государству в результате походов Ивана III.
ГЛАВА СЛЕДУЮЩАЯ
В заливе показалось большое каноэ.
Баркас с «Невы» быстро пошел на перехват - и залп из фальконетов накрыл индейскую лод-ку. Громыхнуло так, что море глубоко вздохнуло, небо задрожало, а каноэ, исчезая, взлетело на воздух – огромный столб воды взметнулся до небес - и не спеша выпал из тучи, как грозовой дождь.
- Что это было ? - немного успокоившись, спросил себя Лисянский. Он оглох, и спустя не-сколько минут всё ещё, невольно закрывая лицо рукой, не мог прийти в себя. – Что за оружие они взяли на борт?
Фрегат качался на большой волне, а Баранов, сидя на недоделанном плотником клотике, за-думался. Наконец, улыбаясь, вопросительно посмотрел на капитана:
- А кого вы имеете в виду?
Лисянский услышал не сразу, догадался по губам, и ответил:
- Ну, там… на баркасе…
Баранов расхохотался. Он хохотал так долго и заразительно, что Лисянский обиделся. Выпря-мился и с достоинством кивнул, внятно процедив и глядя мимо Баранова:
- Если вы смеётесь надо мной, то пора и честь знать…- и тут до него стало доходить.
- Да нет же… Не обижайтесь… Я просто представил, в каком ужасе сейчас наши враги. – Он снова расхохотался. – Они будут думать, что у нас есть такое оглушительное оружие. Но его ведь нет?
- Я тоже было подумал, что такое оружие есть у индейцев…Но откуда… - начал было Лисян-ский.
- Вот видите. И я не сразу сообразил, что у нас такого оружия нет, капитан. С баркаса-то было всего четыре выстрела. От трёх из них были видны водяные столбы. Четвёртый, судя по всему, попал в лодку. Это - невероятно…
- Что?
- Невероятно, чтобы у индейцев было такое разрушительное оружие.
- Ах, да… - Лисянский с облегчением вздохнул и вдруг, глядя на Баранова, тоже расхохотал-ся. Отсмеявшись, он достал розовый кружевной платок и вытер слёзы. - Вы правы…
- У нас ведь такого оружия нет… Я полагаю, они везли порох… чтобы взорвать «Неву» ещё на рейде, но не успели…
- Так это их рук дело… - Лисянский. мрачно и разочарованно махнул рукой с платком. – Жаль… Нам как раз такой пушечки не хватает… волшебной … - В его голосе всё ещё слышались обиженные нотки.
Баранов смело и озорно посмотрел ему в глаза и, улыбаясь, произнёс:
- Вот уж не думал, что вы такой кровожадный, капитан. А знаете что? Давайте дружить. Я по-нимаю, вы на службе. Устав, и всё такое… Но я здесь много лет, всегда служу, а хочется простых человеческих отношений. Если вы не против, конечно…
Лисянский, опустив глаза, смутился:
- Не знаю, право…
- Если вы не против, то я готов держать пари, что этот залп уже принёс нам победу… подоб-но молнии Зевса...
- Ну, да - слава богу, мы потопили их каноэ…
- Нет, - хлопнув в ладоши и потирая их, - загадочно заглядывая в глаза, произнёс Баранов.
- Тогда не понимаю я вас, о чём вы - недоумённо развёл руками Лисянский.
– То есть, да… Вы правы… Вы – Зевс. Нет – Нептун. Посейдон. Бог морей и гроза индейцев. Но будет лучше, если вы прикажете своим канонирам молчать. То есть, нет, лучше прикажите - пусть говорят всем, что это… пушки с фрегата, ваши пушки, подняли индейскую лодку до небес…
Лисянский с интересом и удивлением посмотрел на Баранова
- То есть… Так вы хотите сказать…
- Да-да,- нетерпеливо ответил тот.- Да, пусть все думают, что у нас есть такие пушки. Да, пусть они боятся нас. Пусть окаменеют от страха, от благоговейного ужаса перед нашей мощью…
Лисянский только сейчас стал понимать:
- Отдам, сию минуту
С этой минуты он понял, с кем он имеет честь быть знакомым – и с благодарностью пожал Баранову руку:
- Очень жаль, что вы - не моряк… У вас военный талант…
ГЛАВА СЛЕДУЮЩАЯ
Оказалось, что индейцы везли изрядный запас пороха - будто бы в свою крепость.
Конечно, Баранов этому известию не сразу поверил, рассматривая в руках мелкие щепки, вы-тащенные матросами из воды.
Просто так оказаться в заливе индейцы не могли. Даже прикупив у англичан порох, они не посмели бы сунуться, увидев военный фрегат… Тут было что-то не то, и Баранов остановился на мысли, что индейцы решили взорвать прибывшее военное судно… Однако, он понимал, что такие операции делать у всех на виду, - днём,- равносильно самоубийству…
Наконец, он стал кое-что понимать:
- Балабанов… - он поднял голову и подманил пальцем.
Тот, вскочив, быстро подбежал, на ходу вытягивая руки по швам.
- Слушаюсь, вашбродь…
- Да, и слушай меня очень внимательно… У нас нет пластунов, но подбери двух-трёх надёж-ных казаков. Из тех, что видят в темноте. Ночью, когда мы встанем на рейде, незаметно спустите на воду шлюп, и обшарьте весь берег… Да тихо, чтоб ни одна живая душа не знала…
Утром, ещё до рассвета, Баранову доложили, что индейцы, замеченные в кустах, тихо исчез-ли. Из чего был сделан правильный вывод, что англичане знали о прибытии фрегата, закупили для индейцев порох, и отправили их на вылазку – совершенно не ожидая, что военный корабль покинет бухту.
Баранов решил приготовить новую хитрость – он достал ржавые и большие ядра, найденные в крепости, почистил и начинил их отборным сухим порохом. Приказал поставить на колёса самую большую пушку – единорога,- а затем приделал запалы и стал ждать. На следующую ночь шлюпка отвезла мешки с порохом на берег…
Лисянский уже ни о чём не спрашивал – он стал догадываться, но молчал.
И лишь когда казаки, среди которых были два черкеса, поднялись на борт с наветренной сто-роны, Баранов, глядя на капитана, загадочно усмехнулся.
- Теперь, капитан, главное – ударить по цели… и не промахнуться…
Он понимал, что в случае ветра или большого волнения, - то есть, при высокой качке, по-пасть в цель будет трудно, если вообще возможно. Поэтому ночью, спрятавшись за утёсом, он пе-ревёз артиллерийскую команду вместе с единорогом на баркасе, - высадил на берег, - обмотав колёса и копыта тряпками, - и вместе с лошадьми поднял пушку по горной тропе…
Он поднялся на борт Невы, когда команда вместе с пушкой и лошадьми исчезла в предрас-светном тумане….
СЛЕДУЮЩАЯ ГЛАВА
Атака удалась даже быстрее, чем ожидалось. Баранов понимал, что порох должен подсохнуть под лучами заходящего солнца. Что индейцы должны обязательно поверить в уход фрегата – перед его неожиданным появлением в бухте,- и что все индейцы должны собраться у подножья горы.
Такие обстоятельства должны собраться одновременно сразу, - иначе ничего не получится,- и тогда будет невозможно выбить из крепости превосходящие силы.
Он отдал приказ начать обстрел с фрегата сразу же, как только сухопутные войска – а это около двухсот алеутов, - отрежут отступление индейцев к морю. Он сказал и Лисянскому, что сиг-налом для артобстрела послужат пушечные выстрелы со стороны индейской крепости.
И, наконец, сам отдал приказ к наступлению.
Никто не помещал батальерам ударить из пушки-единорога, спрятанной на горе в кустах–и они ударили – взрыв начинённых отборным порохом ядер по спрятанному в мешках пороху был настолько силён, что гора вздрогнула, покачнулась и начался камнепад.
Баранов не видел, как в ужасе падали на колени индейцы, сражённые от страха наповал и по-трясённые увиденным. Три выстрела – три удара прозвучало громом господним – и мир содрогнул-ся. Не видел он, как единорог, - отскочив после выстрела,- накренился, и перевернувшись, покатился с горы. Не видел, как молодой чукча Нагалин долго целился, попав в не взорвавшийся мешок, а казак Семён Верба забросал пороховой склад горящими в руках бомбами. Не видел, как за частоколом индейцев молодой казак, оглохнув и схватившись за окровавленные уши, встал на колени и тут же получил стрелу в горло.
Баранов лишь слышал по звукам, что бой разыгран, как по нотам. И усмехался от мысли, что его слава - великого русского колдуна,- стала ещё сильнее среди индейцев, и переживёт его, - ко-нечно, если это племя само будет способно выжить. Он приказал взять с пленных индейцев клятву не воевать с ними, и велел всех отпустить – заклеймив их особой татуировкой в виде бараньих рогов, - и распорядился вернуть им луки и стрелы…
ГЛАВА СЛЕДУЮЩАЯ
К Баранову подбежал связной матрос Чибисов. Запыхавшись, он доложил, что тойон острова Ситха Котлеан, который командовал гарнизоном рчаждёной тлинкитской крепости, имея чин главы этого племени, пожелал вступить с Барановым в переговоры, но крепость сдать отказывается.
Баранов, размышляя, предложил подумать и вождю, о том, чтобы подписать мирное соглашение и сдать крепость на правах уже дружественного русским племени. То есть, зная гордый нрав туземца, предложил Котлеану не сдаться, а замириться и принять Баранова с людьми в качестве дружественного союза. Тойон отказался, настаивая на прибытии самого Баранова, что, несомненно, само собой говорило о хитрости тойона. Но прибыть с небольшой охраной в крепость воинственного противника было бы большой глупостью, и тогда Баранов – видя, что переговоры ни к чему не приведут, - решил идти на штурм, как ни отговаривал его Лисянский, предлагавший ограничиться бомбардировкой с корабля.
Особенного толку от этого Баранов не ожидал, рассчитывая лишь на психологический эффект, с бомбардировки и начали: все суда флотилии во главе с «Невой» подошли к берегу и открыли кононадный огонь из всех пушек. Но разрывных бомб не было, а ядра, пущенные из пушек небольшого калибра, частокола из толстых бревен не пробивали, - хитрые индейцы накопали внутри крепости подземные убежища, там и отсиживались.
Баранов, между тем заметил Лисянскому – что должно быть, англичане надоумили Ктолеана вырыть траншеи, поскольку индейцы ранее орудийных бомбардировок не знали. И что дело, судя по донесениям разведки, осложняется этим обстоятельством – иначе индейцы уже покинули бы эту крепость.
Лисянский с этим доводом согласился и начался штурм.
Матросы с «Невы» под командой лейтенанта Арбузова с одним орудием шли с одной стороны, а Баранов и лейтенант Повалишин при четырех пушках - с другой. Индейцы огрызались из ружей и фальконетов, в достатке снабжённые англичанами.
Русские подобрались к воротам и стали лупить по ним ядрами в упор. Индейцы ожесточённо защищались – высылая диверсионные группы в тылы, - и Баранов начал вынуждено отступать, прижимаясь к берегу.
Его ранило в руку – он сперва и не обратил внимания на то, что ожгло,- наблюдая, чтобы их не отрезали от берега. Кроме горсточки военных моряков, с ним были лишь алеуты - охотники на морского зверя, непривычные к огнестрельным войнам. То и дело, испуганно озираясь, они падали и их было трудно поднять с земли.
Котлеан, распахнув ворота, ринулся с индейцами в контратаку, и они толпами с криками ударили было в самую гущу, но Баранов приказал немедленно отступить, - и они бежали, - лишь моряки храбро отстреливались, отступая задом наперёд, а вскоре загрохотали пушки, прикрывая отступление русских с «Невы».
Разрывы снарядов остановили индейцев. Лишь часть из них продолжала бежать, размахивая оружием, но сбитая первой волной картечи, ошеломлённая, остановилась… Люди, убитые смертоносными разрывами, ещё шевелясь, лежа в крови, а между ними ходили обезумевшие краснокожие воины, размахивая копьями и ружьями.
А Баранов, прихрамывая, повредив ногу, доковылял до берега и поднялся на борт, с удивлением осматривая ранение… Ему даже не приходило в голову, что его могут убить…
Несколько дней к ряду русские пушки лупили по крепости, а индейские - по осаждающим. Особого урона от ядер ни одна из сторон не понесла – это напоминало бессильное размахивание кулаками. Оставалось выяснить, у кого нервы крепче…
Котлеан, сообразивший наконец, что что Баранов настроен решительно, всерьез опасался, что в случае высадки морского десанта окрестные деревья украсится татуированными телами повешенных индейцев.
Он уже стоял под петлёй и повторять этот опыт ему не хотелось…
Его приказ был вызван скорее страхом, чем рассудком - и под покровом ночной тьмы осаждённые тихо выбрались из крепости, направляясь в горы. Баранов уже имел опыта осады крепостей, но не стал окружать укрепление сплошным кольцом. Пусть уходят – решил он,- считая, что военные моряки с этой задачей не справятся.
И в самом деле, биться с превосходящими силами индейцев ночью – на местности, знакомой каждому краснокожему с детства, - было глупо, - а ночные охотники в этом случае имели бы перед русскими моряками огромное преимущество.
Казачьи лазутчики доложили, что среди нескольких сотен индейцев были три английских матроса… Баранов на это известие только хмуро ухмыльнулся:
- Да, я так и предполагал. Иначе кто бы их надоумил…
Ужасное и жуткое зрелище предстало их глазам, когда они утром вошли в крепость.
То тут, то там валялись маленькие трупы детей - индейцы, перед тем как выбраться из крепости, тихонечко передушили своих собственных собак и своих… детей. Опасаясь , что при отступлении собаки их выдадут лаем, а грудные младенцы – плачем, они стали безжалостны.
Установления дикой жизни тлинкитов, по которым они жили, потрясла всех, а Баранов, сожалея о произошедшем, указал взглядом на убитую индейскую девочку:
- Да. Именно поэтому я и не хотел бомбардировать крепость. Передайте это Лисянскому.
- Ничего. Они сами спаслись. А бабы новых нарожают.
Баранов вздрогнул, и передёрнул плечами. Но ничего не сказал и хмуро отвернулся.
А в это время люди Баранова собирали собственные ядра, которых оказалось там больше сотни,- и нашли две индейские пушки, купленные индейцами у англичан.
К нему привели двух старух, которых он хотел отправил на корабль. Но седые индеанки молча упали на землю, закрыв головы руками, и тогда Баранов приказал отнести их в хижины на руках и доставить им провизии. Позже узнал, что они умерли от голода, отказавшись от еды.
Узнал он и о том, что часть русских пленных и алеутов, захваченных ситхинцами в набеге на Новоархангельск, эти же индейцы принесли в жертву во время очередной молитвы своему Маниту.
Лисянский же, сам потрясённый увиденным, записал в бортовом журнале: «Самое варварское зрелище, которое могло даже и самое ожесточайшее сердце привести в содрогание. Полагая, что по голосу младенцев и собак мы можем отыскать их в лесу, ситхинцы предали их всех смерти.
А через некоторое время, выждав, явился сам Котлеан просить мира.
Он был уже не в перьях, а в потрёпанном английском мундире, смешно висевшем на его нескладной, но гордой фигуре.
Баранов догадался, что вождь, подстрекаемый англичанами, был вынужден пойти на мировую – его подталкивали в спину стоящие за его спиной рослые индейские воины,- а сам он пятился назад. И Баранов отказался его принять, с борта наблюдая, как матросы поднесли ему амулеты с убитых им детей, которые положили на песок.
Матросы, отступив на шаг, перекрестились. Котлеан упорно не хотел на них смотреть, гордо поднимая голову и закатывая глаза к небу.
- Нет, я его не повешу, - сказал Баранов Лисянскому. – Пусть, сволочь, помнит это. Передайте, что я его прощаю… если, конечно, его простят соплеменники. И дарую им всем мир.
С этими словами приказал передать жезл с орлиными перьями и гербом Российской империи – но не самому Котлеану, а индейцам, стоящим за его спиной. И видел, как вождь подписывал бумагу о мире – дав подписать её всем молодым вождям своего племени.
Только тогда Баранов спустился в шлюпку – чтобы поприветствовать новых союзников.
Спустя некоторое время Семён Крутояр сидел на камне, выбивая трубку, и когда Баранов подошёл, не поздоровался, а только хмуро глянул в его сторону.
- Чем недоволен, казак? – миролюбиво настроенный Баранов снял шапку и присел рядом.
Казак хмуро посмотрел, но ничего не сказал.
- Я думаю, ты недоволен, что я поступаю не по-христиански. – начал было он, но тут же быстро встал и, больше ни о чём не говоря, сплюнул, и пошёл по берегу. Казак нехотя поднялся и поплёлся вослед. Баранов обернулся:
- Да. Я признаю это. Теперь иди.
- Нет. Вашбродие… Хмурость моя с устатка.
- Так. Ещё чего…
- Атаманом тебе быть… войсковым…
- Ну. Дальше чего.
- Дозволь жинку…
Баранов хмыкнул, усмехнувшись, - но, заглядывая в глаза, похлопал казака по плечу:
- Не поп я… Или к Иллариону…
Казак поднял глаза. Всё понял. И, перекрестившись, улыбнулся своим мыслям.
Вечером он привёл на фрегат хорошенькую девку – милую и вовсе не похожую на красноко-жих. Одета она была в красный сарафан, скрытый безрукавкой из медвежьей шкуры, высокие са-пожки, русые косы и кокошник делали её похожей на русскую, и только светло-карие глаза отлича-ли от деревенских девок …
Что за чёрт,- подумал Баранов. - Ты где её взял,- схватил он казака за локоть.
Тот вырвался:
- Сами знаете, ваше благородие. Пленница
- Не темни, Семён. Русская
- И да, и нет...
- Откуда, спрашиваю, девка
- Неведомо мне… то ли с Алатая, то ли с Алатыря…
- Говорит ли по-нашему, спрашиваю
- А, да. Понимает. На том и сговорились. Полюбилась мне, говорю. А она мне…
- Не интересно. Вот что, Семён. Узнай от неё, что и как. Кто её отец да мать. Откуда. Ну, жи-вут где, как в плен попала. Всё узнай. Есть ли ещё пленные и где… Да живо…
Семён, сначала темнея и сжимая в руках шапку, поднимал голову всё выше.
- Слушаюсь, ваше благородие. Отец родной.
- Свадьба будет
- А как сговорюсь, так сразу… Православная…
- Ну, будь здрав… - хлопнув по плечу казака шапкой, Баранов пошёл по берегу, чувствуя, как приливает к сердцу тоска. Несколько раз он останавливался, мотая головой. Кидал камешки в воду. считая блины, - сколько раз подпрыгнут нал волной… Обхватил голову руками. Потом побежал.
Нет, есть у человека такая сила, которая выше небес и глубже моря,- это Баранов понял, оста-новившись и задыхаясь. Эта сила жаждой рвалась их груди – и он сначала пошёл, затем побежал, а затем углубляясь, стал заходить в море, пока не стал захлёбываться и очнулся лишь от холодной во-ды.
Он с трудом, шатаясь, дошёл до костра на берегу, где жарили на штыках и шомполах рыбу, - сел на бревно – упиваясь запахами, но не слышал, как кто-то накинул на него бурку, - и вдруг увидел эскимосскую девушку,- застыл, как столб… а когда услышал её весёлый смех,- застонал, как от боли в груди и потянулся, чтобы потрогать девичьи волосы…
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ. СЛЕДУЮЩЕЕ: о русских торговых гильдиях, о Русском Экономическом Сообществе, а также о том, как Баранов сжёг свой корабль в знак дружбы с индейцами
2013 г.