Сказка "ШУТКА ПЯТЬ"
1 ноября 2011г.
ЧАСТЬ 7
Сел Ивашка на качели
и запел.
- Не соловей.
Но душевно так не пели
тут на памяти моей
почитай годков так двадцать,-
бабка молвила,- певец!
А Иван и рад стараться.
И решил начать с овец:
-В поле пас я не овечку,
А, как есть, свою козу.
Только в песне по словечку
славил девичью красу.
Ты, краса, краса-девица,
на дорогу не гляди.
Мне уже пора жениться.
Если хочешь – выходи!
Мне о бабкином верблюде
рассказали чудеса.
Но чудес чудесней будет
только русая коса.
Ты, краса, краса-девица,
на дорогу не гляди.
Мне уже пора жениться.
Если хочешь – выходи!
С Шуткой я в степи шатался.
Оказалось, что нельзя.
Без нее теперь остался
за красивые глаза.
Ты, краса, краса-девица,
на дорогу не гляди.
Мне уже пора жениться.
Если хочешь – выходи!
Дожил! Шутка под арестом.
Арестант - моя коза!
Я же все ищу невесту.
Где ты, девица-краса?
Ты, краса, краса-девица,
на дорогу не гляди.
Мне уже пора жениться.
Если хочешь – выходи!
Неприятностей лукошко
за каки-таки грехи?…
Из царевнина окошка
вдруг послышалось «хи-хи!»
Ванька глаз потер - аль снится?
Только чудится ему,
будто красная девица
за окошком в терему
белозубо, краснощеко,
в темноте не разберешь,
засмеялась. Да высо’ко
до окна! Луна, что грош
неначищенный, мутнеет,
тоже больно высока
для Ивашки, а под нею
чья-то белая рука
из окна сорвала с ветки,
не высовываться чтоб,
красно яблоко и метко
им по лбу Ивана – хлоп!!!
А Иван, понятно дело,
не совсем сообразил
для кого оно поспело,
и поднял, и надкусил
это яблоко. И тут же
вдруг захлопнулось окно.
-Сладко-сахарное дюже
это яблоко! Оно
тут росло, Иван подумал,
не по вкусу моему.
Он задумался и хрумал.
И почудилось ему,
будто яблочного духа
лезет в уши разговор!
Тут огрызок с перепугу
и закинул за забор
наш Иван. Но шум остался.
Будто шепчет кто ему:
-Ты ведь, парень, догадался
предназначено кому
это яблоко раздора!
Как надкусывать посмел!
-Это чьи же разговоры
я подслушивать имел
удовольствие,- подумал
наш Иван. И в тот же миг
из полу’ночного шума
змей зелененький возник.
Светит мутными глазами,
и вокруг зеленый свет
разливает.
- Вы-то сами,-
говорит Иван в ответ
на змеиное шипенье,-
кто таков?
- Молчи, болван!
Нету яблок драгоценней,
чем вот то, что ты, Иван,
надкусил! Оно висело
над царевниным окном.
Для нее оно поспело,
и такая сила в нем
есть… Была… Была бы, если б…
Если б только тут, болван,
к окнам всякие не лезли
из нахальных хамырян!
-Вот те на! И что ж за сила?
-Сила, в общем-то, моя.
Вот царевна б надкусила,
вот его б дохрумал я -
и с момента поеданья
слово на двоих одно
нам с царевной будет… Станет…
Стало бы навек дано.
И царевна б говорила
То, что я бы нашептал.
Вот такой была бы сила,
о которой я мечтал!
Царь для дочки, знамо дело,
Ничего б не пожалел.
Всё, чего б она хотела,
Всё, чего бы я хотел,
в нашем царстве-государстве
все б вершилось по уму,
по моей змеиной власти,
и приказу моему!
А теперь!... Но ты б, Ивашка,
все ж не радовался б так!-
змей вздохнул с досады тяжко,-
вот же сказано – дурак!
Посмотрел бы за забором
при луне большой окрест
яблоко об эту пору,
ой глуху-ую, кто доест.
С кем делить ты будешь слово
Пополам? Иди, смотри,
повелителя какого
приведешь на Хамыри.
И исчез. Иван старушку
Потолкал. А толку? Спит!
И спросонку про ракушку,
хоть невнятно, но твердит.
Ах ты, жисть!- подумал Ваня,-
ах змеиная душа!
Что ни день, то окаянней!
И царевна хороша.
Хлоп по лбу -и до рассвета-
кто чего за кем доел
разбирай! Как-будто нету
поважней у Вани дел!
И заснул в траве высокой,
благо лето на дворе,
у царевниных у окон.
А об утренней поре
бабка Ваню растолкала:
-Просыпайся, голубь мой!
Посмотри-ка, солнце встало.
Дело справим - и домой!
На крылечко царь вон вышел
для приема горожан.
Как-то, Вань, ты стал потише.
От ночного куража
музыкально-прикладного
не осталось и следа.
Вижу Ваньку, но иного.
Да и я уже не та.
Что-то как-то оробела
на поклон идти к царю.
Убежать бы прочь - да дело
не заладится, смотрю,
без того, чтоб ты, Ванюшка,
говорить мне не помог.
Царь, не царь, а без ракушки
дед не пустит на порог.
Видишь, сколь толпится люда!
Подошел и наш черед:
-Здрав будь, царь!
- Спасибо, буду.
Как и весь честной народ.
-Да и я как раз о чести
говорить к тебе пришла.
С честью торг-то неуместен.
И великие дела
не вершатся в одночасье
без нее. И потому
речь пойдет о личном счастье
по любви и по уму.
-Чо-то я ничо не понял.
Ничего! Потом пойму
как-нибудь, но не сегодня.
Я ведь слову своему
завсегда хозяин, бабка!
Но явилась – говори!
Не по Сеньке, видно, шапку
завезла на Хамыри?
-Для кого судьба злодейка,-
бабка молвила в ответ,-
для того и в тюбетейке
ничего такого нет.
Если же судьбой обласкан
прочим всяким не в пример,
день - не пряник, ночь - не сказка
без загадочных химер
для счастливца в чистом виде.
Кровь и та не горяча!
И вот тут старушка видит:
из-за царского плеча
девица, румяны щечки,
статна, русая коса!
А не ей ли Ванька ночью
пел чего й там про глаза?
А глаза и впрямь искрятся.
Сено рядом – подожгут!
По толпе помчалось:
- Братцы!
Глянь, царевна с нами тут!
А царевна величава.
Дочь царя - и царский вид.
Только искоса лукаво
на Ивана всё глядит.
Только бабка уловила
что по чем, а тут и царь:
-Тьфу, нечистая ты сила!
Ты ясней давай гутарь!
-А ясней уже не скажешь,
если знать верблюд по чем.
Честь, торгов всех хитрых краше,
за твоим стоит плечом!
Царь, конечно, оглянулся -
что за честь явилась тут?
Крякнул, хитро усмехнулся:
-Так по чем там был верблюд?
«Э ка я проговорилась» -
бабке грех лицо терять:
-Вань, спасай-ка, сделай милость!
И Иван проблеял:
- Пя-я-ять!
-Как! А кто сказал четыре
мне, чтоб с места мне не встать?
Это что ж творится в мире!
Сколько?
Ванька снова: - Пя-я-ять!
-Как все стало интересно!
Честь, кажись, такой товар,
за которым, если честно,
вряд ли ходят на базар,-
царь сказал,- но разобраться
по великому уму
все же надо! Надо братцы?
А покличьте мне Кузьму!
Быстро! Можно даже хором.
Чай живет недалеко,
прямо рядом за забором.
-Эт мы, батюшка, легко!
Эй, Кузьма!
Понятно дело
наш боярин тут как тут:
Здрав будь царь!
Царя задело -
разве так поклоны бьют!
-Да ведь мы, Кузьма ответил,-
за забором круглый год
можем даже не заметить,
что с забора упадет.
Только глупая скотина
так бывает и сожрет,
что на нашу половину
с царской ночью упадет.
Вон вчера полдня гонялись
за несмирною козой.
Не догнали, но смеялись
над широкой полосой
на хвосте ее так жутко -
до сих пор болит живот!
«Мать честна! Да это ж Шутка!
Ах я круглый идиот!
Это значит Шутка честно,
вот откуда это Пя-я-ять,
всё, что мне, козлу, известно,
станет прочим сообщать!
И моими же устами!
Ай да змей! Таки уел,-
Ванька думает,- а сами
мы как будто не у дел?»
Наш Иван дивится диву.
От обид душа горит.
Дурнем выставить? Красиво!
Что там царь-то говорит?
-Как не впасть нам всем тут в дрему?-
вопрошает царь Кузьму,-
я ему тут про Ерему,
а Кузьма мне про Фому.
Я ему тут про поклоны,
он - своею мне козой!
-Так они ж, Фома с Еремой,
эту, с черной полосой,
и пригнали мне из сте’пи!
Бабка вдруг как завопит:
-Что холуйское отребье
ночью делало в степи?!
Тут Кузьме, как козокраду,
свет не показался мил.
-Эх,- подумал он с досадой,-
сам себе и подкузьмил!
Как начнут пытать про деньги,
сам себе не будешь рад.
Мне ведь имидж не до феньки!
Козокрад, не козокрад,
а прилипнет эта кличка -
не отмоешься вовек.
И беда-то невеличка,
но приличный человек
не подаст руки такому!
Больше слова не скажу.
Как в глаза глядеть знакомым?
Я ведь честью дорожу!
И молчит. А тут царевна,
коль молчит весь прочий люд,
молвит голосом напевным:
-Батюшка, а где верблюд?
Все его видали кроме
няньки Любы и меня.
За него там цены ломят.
Хоть похож-то на коня?
Тут Кузьма вперед выходит:
-Для царевны – завсегда!
Царь опять:
-А сколько стоит…
стоил твой верблюд, когда
он у бабки покупался?
Тут Кузьма опять молчок,
чтобы снова не попался
будто рыба на крючок.
-Та-ак! Опять всё непонятно.
Кто, скажите мне, опять
объяснить мне сможет внятно
сколько было тысяч? Пять?
Битый час, поди, уж просим!
Объяснения нужны.
Почему ни семь, ни восемь
Ванька голосом блажным
тут орал? А ну, Ивашка,
отвечай как на духу,-
царь вздохнул как мерин тяжко,-
Рассердиться ведь могу!
Ванька, злой от речи дивной,
мыслит- хватит лепетать,
как рогатая скотина.
Рот открыл и выдал:
- Пя-я-ять!
Бабка шепчет:
- Цыц, Иуда!-
и белеет, будто мел,-
как втолковывать я буду
то, что ты в виду имел!
-Что ж ты, бабка, замолчала
про некупленную честь?
Начинай рассказ сначала
по порядку. Время есть.
-Что ж рассказывать, родимый!
Ты и так всё знаешь сам.
Верить нам необходимо
только собственным глазам.
А язык тебе расскажет
и про то, как лес шумел.
Пусть ракушка нам покажет,
что Иван в виду имел.
Доставай свою ракушку
и узнаем все как есть,-
говорит царю старушка,-
и про деньги, и про честь.
Видишь, тут, где розовато?
Это поле, а не лес.
И нехватку тыщи пятой
под названьем эНДээС
видишь царскими очами,
как положено царю?
-Ты досужими речами
не морочь мне, говорю,
головы с каким-то полем,
тем которое не лес,-
рявкнул царь,- не тыща, что ли,
это ваше эНДээС?!
Двадцать, стало быть, процентов
испарились без следа!
Что за зверь хвостатый енто
эНДээС?
- Гляди сюда,-
говорит ему старушка,-
это, так сказать, налог.
-А при чем твоя ракушка?
-Это чтоб наглядно мог
ты, царь батюшка родимый,
ощутить реальный вес.
Он ведь есть. Хоть и незримый
этот самый эНДээС.
Как эфир, как воздух то есть.
И зовется он налог
на добавленную совесть.
По толпе промчалось:
- Ох!
Бабка, ты побойся Бога!
Он для нас, для всех, един.
Мало было нам налогов,
всяких разных десятин,
так еще плати за совесть!
-Как плати?! Пойми, народ,
я об вас и беспокоюсь!
Тут ведь все наоборот.
Эти ведь процентов двадцать
остаются продавцу.
Если в частности вдаваться,
скажем, ты продашь овцу,
всю, с копытами и шерстью,
ведь продажа тоже труд,
и раздаришь честь по чести,
всё равно ведь отберут
деньги все от той овечки!
Али нет? Кузьма, скажи!
Ты промолви хоть словечко!
Тот промолвил:
- Докажи!
-Лучше всё ж с Фомы с Еремой
доказательства спросить.
Им что в дом, а что из дома,
им что сеять, что косить -
всё едино, как татарам -
наступать и отступать -
всё равно бежать задаром.
Царь не выдержал:
- Опять
ты мне голову морочишь!
И опять я не пойму,
что сказать ты, бабка, хочешь
про Ерему и Фому.
-Ой, прости заради Бога,-
бабка молвила в ответ,-
возвращаемся к налогу.
Он и есть, и вроде нет!
Он внутри товара спрятан,
как овечкина душа.
И овечка овцекраду,
как она ни хороша,
а достанется ущербной,
если совесть нечиста
торгашей!... Вот так примерно.
Арифметика проста-
хоть держи карманы шире,
хоть зашей, но надо знать -
вынешь тыщ из них четыре,
хоть туда положишь пять,
если…
-Если?! Снова если!
Хватит, бабушка! И так
мы в овечью шкуру влезли.
И совсем не за пятак!
А как есть червонцев тыщу,
пропадающих с душой
той овцы, прилежно ищем
скопом, малый и большой,-
хитровато царь прищурил
глаз,-
и кажется мне, мать,
у овечкиной натуры
надо бы не отнимать
те проценты, а прибавить!
Как цветочек на рогах.
И цену такую править,
чтоб уже, как есть, в долгах
появлялась на базаре.
Мы же - враз цветок с рогов,
всем легко, и мы в наваре
и овечка без долгов.
Бабка молвит:
- Дай словечко
мне сказать! Ага? Ага!
Да откуда ж у овечки
эти самые рога?
-Ты бы не считала кочек,
бабка, правдами в ногах!
Пусть на шее колокольчик,
коль не цветик на рогах!
Лишь бы ту овечью душу
для наглядности цены
не внутри, а тут, снаружи,
нам иметь. Кому нужны
пропадающих процентов
непонятки? Никому!
А образованье цен-то
надо делать по уму.
-Душу вывернуть наружу?
Эк ты, батюшка, хватил!
-Фу ты, бабка, да не душу!
Это я так раскрутил
любопытную мыслишку
про некупленную честь,
чтоб с добавленных излишков,
как с овцы примерной шерсть,
нам состричь. А ну-ка живо
по здорову, по добру
понимай меня не криво!
Аль тебе не по нутру
пониманье царской воли?
Мы ж неволить не хотим.
Только с нашей колокольни
по-другому поглядим.
И с историей верблюда
разберемся. Хорошо?
У тебя-то он откуда?
-Как откуда? Сам пришел,-
бабка честными глазами
смотрит, даже не моргнет.
-Что верблюды ходят сами,
Знаем,-
линию все гнет
царь свою,-
-а почему же
он пришел к тебе? Ответь!
К хамырянке! Бабке! Клуше!
Есть достойней люди ведь!
Бабка в голос:
- Вражья сила
не на нашей стороне!
Я ж верблюда не спросила,
почему пришел ко мне!
И к тому же мне по нраву
колокольчик на овце,
что по царскому, по праву,
называется процент.
Государь, тебе виднее!
В государственных делах
голова нужна! А с нею
нам, простым, прибудет благ
всяких-разных! Правда, Ваня?
Как налог такой тебе
без овечки на аркане?
И Иван ответил:
- Бе-е-е!
На ответ такого типа
улыбнулась даже власть.
Будто кто горох рассыпал -
так царевна залилась
звонким смехом серебристым.
А за ней и весь народ
без причины веселится:
-Ну, Ивашка! Ну даёт!
Только бабка – боком, боком,
да к царю! И ну шептать:
-Ты смотри какой он сокол!
Чтобы так расхохотать
всех и вся, нужна сноровка!
Как его не наградить?!
Он умеет обстановку,
если надо, разрядить.
-И какой же ты награды,
бабка, просишь для него?
-Нам ведь многого не надо!
Нам ведь надо бы всего,-
говорит царю старушка,-
за хорошие дела,
батюшка, одна ракушка.
Та, что я тебе дала.
-Вань, а Вань! Скажи, а деньги
что ль не надобны тебе?
Стал бы крут на деревеньке!
Но Иван ответил:
- Бе-е-е!
-Ни рубля ж за голенищем!
Аль и вправду не нужны?
Даже тыша? Даже тыща?!
Справишь новые штаны,
девкам пряников накупишь…
Как же мыслишь ты себе,
ежели в кармане кукиш,
все иметь?... Да понял… Бе-е-е.
Бе так бе! Держи ракушку,
бабка, но имей ввиду -
тайны наши не игрушка!
В Хамырях - и там найду,
ежли кто про что прознает
из того что знать нельзя!
Это ж надо! Мать честная!
Чтобы денег не прося,
за непуганы таланты
лишь ракушку и хотеть!
Ох хитер, хоть и Иван ты!
Хочешь тайнами владеть?!!!
Бабка наша с перепугу
аж зажмурила глаза.
Об таком Ивана-друга,
ясно ж, спрашивать нельзя!
Ну как скажет тайнам царским
и при всей честной толпе
«бе» своё, но по-бунтарски?
А Иван и вправду:
- Бе-е-е!
Глаз открыла - всё нормально.
Царь хохочет. Ванька жив.
-Ты и вправду гениальный!
Вань, а Вань! Еще скажи
для хороших впечатлений!
Бабка шепчет:
- Голубь мой,
Гений - он на то и гений,
чтоб когда пора домой,
закруглиться по-здорову,
по-добру на Хамыри.
Больше, Ваня, чтоб ни слова!
Ничего не говори.
Хочешь - почеши макушку.
Рта ж открыть - ни Боже мой!
Дело сделано. Ракушка
у меня. Пошли домой.