Глава первая.
Это было очередное апрельское утро. Солнце играло бликами на едва открытых окнах, которые колыхал холодный и пронзительный ветер. Очертание маленькой комнаты напоминало совсем старую сторожевую каморку: бледные выцветшие обои в слабо заметный цветочек, кое-где совсем сорванные, старый комод с маленькими трещинками и массивными чугунными кольцами-ручками, огромных размеров письменный стол, испачканный чернилами и совершенно древнее кресло, кровать, больше похожая произведение искусства никем не признанного плотника. Несмотря на всё, это была достаточно уютная и светлая комната с видом на чудесный яблочно-сливовый сад.
Марк проснулся.
Вообще, он совсем не любил поздно вставать ( позже, чем взойдёт солнце ), но долгие размышления над книгой совсем его утомили. И многим бы показалось, что книга, над которой он работает уже четвёртый месяц, занимает всё его время; что это и есть - вся его жизнь и иного в ней нет. Но разве было в его жизни что-то ещё, кроме этой комнатушки, изредка заходящего ветра и мёртвой тишины? Он был одинок.
Поднявшись с кровати, Марк ещё долго стоял неподвижным, глядя на ранне-весенний фруктовый сад. Все его мысли находились сейчас в совсем нематериальной среде: он думал о том, зачем же начинает цвести яблоня, если смерть её ждёт осенней порой? К чему ж природа так радуется жизни, когда призрак смерти неустанно идёт по следам её?
Шуму проезжающей машины всё-таки суждено было отвлечь юношу от рассуждений и вспомнить о насущном, но таком никчёмном – нужно идти на торговую площадь. Молодой человек надел свой любимый серый плащ, взял несколько презренных монет и вышел из дома.
Дорога была не такой уж и близкой, но весьма одинокой и тихой. Лишь изредка проезжали по ней машины, уж тем более – ходили люди. Кругом был густой еловый лес, казавшийся совсем уж мрачным и тёмным. Марку нравилось ходить здесь, где его не видят люди. «Но что же мне делать на площади?» - думал он. – «Быстро пройду в нужную лавку, не показывая лица. Сделаю всё как обычно.»
Вот на горизонте показались шпили церкви. Немного пройдя мимо, он начал уже замечать и ряды лавок: продуктовых, свечных, табачных и пр.; слышать громкие разговоры людей. «Вот я и пришёл.» - сказал он себе, натягивая на голову капюшон.
По правде говоря, Марк был весьма и весьма недурен собой. Его блестящие светло-русые волосы всегда очень живо развевались по ветру, играя в лучах солнца. Он был ещё молод – 22 года. Но очень тонкие черты лица, зелёные сверкающие глаза сделали своё дело – юношу считали колдуном, а лик его казался порой совсем демоническим ( прекрасным демоном выглядел он для природы, и падшим ангелом – для людей ). Надо заметить, многие злые разговоры вызывали и его книги: чудесные размышления о смысле, о красоте и о Боге люди считали совсем явным бредом.
Сегодняшний день не радовал огромным количеством людей. Юноше приходилось буквально протискиваться сквозь жадную толпу. Близка была уже заветная лавка со сладостями ( Марк их очень любил и совсем не мог жить в их отсутствие ), но внезапный удар в плечо совсем сбил его с толку. Оказалось, что с ним столкнулся торговец. Капюшон слетел, обнажив голову и лицо юноши. Толпа, ещё секунду назад так увлечённая разговорами и торговлей, обратила не него зловещие взоры. «Опять, Марк, явился ты, неся свою чёрную паству? Кого на этот раз ты клеймишь проклятием?» - кричал торговец табачной лавки.
«Что же делать?» - думал в ужасе нелюбимец толпы. Накинув капюшон, он быстро ринулся в проулок, провожаемый летящими в него камнями. Как убегающий вор, шмыгнул он в лавку сладостей.
Атмосфера всех лавок, всей торговой площади была одинакова – грязь, запах несвежего и сгнившего, который смешивался с терпким ароматом вина. Всё это было столь ужасно, что Марк ненавидел и чурался площади, ежели в ней не было надобности. Но эта лавка – совсем другая: здесь пахнет чем-то особенно тёплым, особенно уютным и свежим ( нет, это не запах многочисленных сладостей – это собственный аромат ). Торговец Пётр хорошо знал юношу и в чём-то был для него успокоением, после гнёта безумной толпы.
- Здравствуй, друг мой! – приветливо и тихо сказал лавочник, - я вижу, тебя снова обижала безликая толпа…Мне жаль тебя!
- Доброе утро, Пётр. – спокойно и размеренно, но с небольшой одышкой, сказал Марк, - оставь свою жалость для кого-нибудь другого. Я уже привык, мне не больно.
- Они поступают так от глупости… - начал было торговец.
- Не говори о них, не надо. – прервал его молодой человек, - ты лучше насыпь мне снова песочного печенья, которое я так люблю.
- С радостью!
Марк не ответил ничего. Он просто сидел, опустив голову, считая свои монеты.
Заплатил, ответил на несколько вопросов Петра и вышел из здания. «Пойду в обход, чтоб только не видеть этого сброда!» - подумал юноша и двинулся в заброшенный переулок, который выходил за пределы города.
Глава вторая.
Марк пришёл домой очень уставшим, но не расстроенным. Он налил крепкий чай, взял в руки свою рукопись и стал, как обычно, размышлять над продолжением сюжета.
Это его не первая книга, но к ней он подошёл иначе. Все прошлые были о чём-то высоком и серьёзном, но эта – особенная. Она о Любви.
Юноша никогда не любил, никто не любил его, поэтому о любви он знал лишь по собственным мечтам, по книгам классиков, по восхищённым стихам лирических поэтов. Ничего не было так важно, как эта книга. Наверное, те, кто говорили, что она – его жизнь, были правы. Марк рисовал словами очень возвышенные и местами аморфные, но чудесные образы. Казалось, его тонкие пальцы – кисти, рисующие волшебную картину красками души, источая её, как любую краску, сколь бы чудесной она не была.
Была глубокая ночь, когда он всё-таки решил лечь спать.
Вот и новое апрельское утро. Марк поднялся довольно бодрый, ведь ему снилось что-то очень-очень прекрасное. Дивный образ младой девы в чёрном лесу. Во сне казалось, что вот она – судьба. Окрылённый образом, юноша решил сделать утреннюю прогулку в своём любимом еловом лесу, который люди считали зловещим.
Он одевался медленно, прерываясь то на ночной образ, то на новые идеи для книги. Выйдя наконец на улицу, юноша понял, что солнца нет: рассвет уже был, но светило спряталось за тучами, вьющимися клубами по небу.
В лес вела маленькая тропинка, которая протянулась достаточно далеко вглубь, однако ж он никогда не заходил дальше поваленной старой сосны. Всё так же окрылённый, сегодня он решил зайти намного дальше.
Хоть лес и был достаточно густым и тёмным, но теперь он казался ещё темнее, ещё древнее. А Марк всё шёл и шёл…
Вдруг он остановился. Вдали необычайно густой и тёмной полосы хвойных деревьев показалось что-то маняще-светлое. Казалось, сама душа рвётся к этому волшебному и яркому пространству. И Марк ринулся вперёд.
Мучительно длинной показалась дорога ему. Сердце трепеталось, стремясь вырваться из мрака хвои в этот рай, наполненный счастьем и светом. Но вот он дошёл…
Маленькая полянка представилась его взору. Пока он был в тёмном лесу, тучи освободили небо от своей вьющейся тюрьмы; маленький рай посреди тёмного хвойного ада был наполнен струящимся светом. Здесь царило спокойствие, теплота и небо казалось единым с этой чудесной палитрой цветов. Вопреки красоте, не слышно было пения птиц, жужжания ос и пчёл, не было ни единого звука. Даже ветер, слегка покачивающий травинки, двигался беззвучно, словно призрак. Это был одинокий рай.
Уставши от долгой прогулки, Марк прилёг в мягкую молодую траву. О, каким же прекрасным было небо! Казалось, что его можно коснуться рукой: синева будет немного холодной, журчащей водой, а облака – белоснежные айсберги, почему-то мягкие и тёплые на ощупь. Средь этого бескрайнего океана яркое солнце казалось выныривающим дельфином. Несмотря на яркость, солнце совсем не слепило взгляд – оно было нежным дельфином. Юноша уснул в бесформенной, но чудесной и успокаивающей лодке из сочно-зелёной травы.
Недолог был сон его, но чуть более вечности. И снова дева из ночных грёз приснилась ему. С цветочным венком в рыжих волосах, в шёлковом зелёном платье, ступая босыми ногами по зелёной перине трав, приближалась она к Марку. Можно было тысячу лет любоваться её неспешным и плавным движением, но вот дева уже рядом. Распустила свои чудесные волосы и сняла цветочный венок. И сияли её голубые глаза, которые казались нечто большим, чем небо. Всё так же, не говоря ни слова, волшебница одела цветочный венок Марку, на его русые волосы. Легонько легла она на его грудь, словно лёгкий туман ложится на утреннюю росу. Волосы юной девы обладали необычайно пьянящим и чарующим ароматом: нежным запахом лилий, немного горьким крапивным и загадочным запахом восковых свечей.
«Она, ангел – волшебная принцесса этого одинокого рая.» - думал молодой человек, засыпая в своём сне…
Глава третья.
Проснувшись, он понял, что проспал всего-то около получаса. Его сознание, его мысли, его мечты – всё это было охвачено образом юной волшебницы.
Тем временем уже начался лёгкий прохладный дождь, но тёплые лучи солнца не покидали этот одинокий рай. Капли искрились в небе, словно маленькие частицы солнца, падая на мягкую перину трав.
Что-то легонько зашуршало где-то очень близко и затихло. Марк взволнованно затаил дыхание; что-то слегка грустное и тревожное возникало в его сознании. «Ангел…» - мелькнула мысль в его голове.
То, что он увидел, совсем потрясло его взор; душа уже пылала ярким, но тёплым и добрым огнём. По едва наклонённой траве, по свежим каплям, ступала дева из его снов. Казалось, будто она не касается земли, казалось, будто ветер служит ей крыльями. «Это ты!» - прошептал еле слышно юноша. Да, это была она. Всё те же рыжие волосы с вплетенным цветочным венком, всё то же зелёное платье и всё те же необыкновенные голубые глаза. Она приближалась к Марку – это было второе мгновение вечности.
- Здравствуй – сказала дева – много лет ждала я твоего прихода.
Юноша молчал. Он не мог говорить.
- Я знала тебя всю свою жизнь, Марк. Верила, что однажды ты придёшь ко мне – и вот ты здесь.
- Кто ты такая? – удивлённо спросил наш герой.
- Я…Ведьмой и колдуньей называют меня люди, но это их право. Я же - Лилит, владычица этой скромной поляны.
- Ты – небесный ангел! – восторженно воскликнул молодой человек, видимо, совсем не ожидая сказать это вслух. Лёгкое смущение прокралось в его выражение лица.
- Марк… - она хотела что-то ещё сказать, но он заметил, что не называл своего имени.
- Откуда ты знаешь моё имя? – с неуверенностью спросил всё так же смущённый юноша.
- Я знаю всё о тебе, ведь… Знаешь, наши души связаны были природой ещё до рождения. Столько лет ты был предметом моих страданий, моих грёз и мечтаний.
- Я люблю тебя, Лилит! – прокричал Марк, едва выговаривая слова и задыхаясь.
Так сказочно закончилась первая часть жизни героя. «Всё выдумка! Всё ложь! Такого не бывает!» - скажете вы. Но ответьте, что наша жизнь? Не сон ли она?
Эта история – наивный и добрый сон, но ведь тогда он и есть жизнь…
Глава четвертая.
Прошёл год. Книга, что была всей жизнью нашего героя, уже была дописана. Можно сказать, эта книга логически завершила первую половину жизни. Начиналась вторая половина. Марк и Лилит были счастливы.
Это был один из тех прекрасных августовских дней. Солнце ещё не взошло, но было уже удивительно светло. В открытое окно лёгкий ветерок веял прохладой и влагой. Был в нём и какой-то особенный аромат - аромат пшеницы, аромат свежих и спелых золотистых колосьев.
Столь приятный запах не мог не пройти мимо носа Марка – он проснулся. Лилит всё ещё спала, будто напевая во сне тихую песенку о чём-то сказочном и волшебном.
Несколько лет назад юноша читал какой-то роман. Признаться, история, описанная в нём, совсем не была поразительной, совсем не отличалась литературными и творческими качествами, но одна, как писали, «лишняя глава», необыкновенно понравилась нашему романтику. В ней было описание прогулки счастливой пары – жениха и невесты – по пшеничному полю. Мечтательность Марка ликовала от тех красок, что были там. Ему казалось, что теплота золотистых колосьев, ласкаемая нежным солнцем, под чудесным и холодным океаном неба – это и есть любовь. Вернее, её нематериальный образ.
Прошло около двадцати минут, как наш герой сидел, погружённый в своих мечтаниях. Теперь он заметил, что Лилит уже не спит, а только с улыбкой украдкой смотрит на него, временами легонько смеясь.
- Доброе утро, ангел мой! – сказал Марк, тихонько разглаживая волосы возлюбленной, вдыхая их аромат.
- Очередной счастливый день встречаю я с тобой – ответила мечтательная Лилит, - я вижу, ты очень увлечён своими мыслями, о чём же они?
- Я хотел бы провести с тобой этот день на пшеничном поле. Знаешь, тёплый цвет колосьев – это цвет нашей любви.
- Как бы я хотела, чтобы наша любовь всегда была похожа на этот тёплый цвет…Ведь осенью пшеница увядает, умирая ближе к зиме. – Лилит немного загрустила.
- Разве может умирать любовь, принцесса моя? Я думаю, что даже под снегом она никогда не завянет, никогда не умрёт. Пожалуйста, не думай о плохом.
Лилит улыбнулась. Марк сильно, но очень нежно прижал её к себе.
День обещал быть счастливым и радостным.
Когда они выходили из дома, солнце уже начинало подниматься из-за горизонта. Вскоре они были на пшеничном поле.
Солнце уже окончательно воцарилось над утром, озаряя светом колосья, которые в нём казались, и вправду, золотыми. Кое-где щебетали проснувшиеся маленькие птицы; жужжали шмели, стрекотали стрекозы. Казалось, что все эти летающие существа - маленькие звёзды этого золотистого мира.
Лилит и Марк подолгу лежали в немного колючей пшеничной перине, укутанные небом-одеялом. Ни время, ни обстоятельства не были властны над ними. Бескрайнее поле было озарено лучами солнца, но большим светом был – свет вечности, что дарили природе два любящих сердца-огонька.
К середине дня произошёл крохотный, но интересный случай. Наши герои заметили, что немного в стороне в кустах кто-то едва заметно шуршит и фыркает. Какого же было удивление, когда, немного отмахнув колосья рукой, они увидели маленького лисёнка, нежившегося в пшеничной перине.
Не менее было удивительным и то, что он, хоть и недоверчиво, но дался взять себя на руки. Лилит была очень радостна и гладила маленького зверька, прижавши к груди.
Миновал полдень, миновал и вечер. Небо пестрело необыкновенно красивым розово-алым закатом. Влюблённые с пшеничными венками в волосах упали на ложе золотого рая ( тот одинокий рай, где они встретились – это всего лишь прелюдия к раю истинному ).
Вот и ночь. Воздух наполнился свежей и лёгкой прохладой. Перестали жужжать насекомые, лишь только надоедливо пищали комары и немного протяжно звенели стрекозы и сверчки. Луна, видимо, уже достигла пика своего цикла и была полной. Золотой рай преобразился – наполнился совсем иными красками: стебли, что тянулись к земле, к корням, были погружены в мрачный и тёмный океан; колосья сияли белым парусом прекрасной пшеничной ладьи, что плыла во тьме. Ответьте же: не это ли образ любви, что плывёт во тьме безжалостного мира?
Сияющий белый рай совершенно уснул ближе к середине ночи. Лилит и Марк, уставшие, возвращались домой.
Почти никогда они не отпускали руки друг друга. Вот и сейчас они шли, нежно сжимая объятия рук. Наверное, эту теплоту прикосновений можно сравнить с соединением сердец – образным, конечно.
Глава пятая.
Начинался октябрь. Солнце всё так же светило, пытаясь согреть мир, но почти все его усилия были тщетными – земля по-настоящему была холодной. Кое-где оставшиеся зелёные травки, съёжившись, дожидались, пока зима укроет их одеялом. Но до зимы оставалось ещё достаточно времени.
Влюблённые проснулись около девяти часов утра. Надо сказать, что последний месяц они не очень-то торопились встречать рассвет – нежиться в тёплом одеяле было куда лучшей затеей.
Марк поставил тяжёлый чугунный чайник на плиту, сел возле окна, принявшись есть немного подмороженные ягоды рябины. Свист чайника разбудил Лилит и она с выражением того маленького лисёнка, нежившегося в перинке, смотрела на него, легонько улыбаясь.
- Доброе утро, любимый. – всё с той же едва заметной улыбкой сказала она.
- Доброе утро, Лилит. Я снова рад видеть тебя. К сожалению, сон отнимает у меня такую возможность, но вот и утро; вот и ты, мой ангел.
Уже проснувшиеся глаза девушки загорелись радостью, теплотой и счастьем.
- Сегодня мне нужно идти на торговую площадь. Надо признаться, погода стала совсем не летней и маленькие птицы-снежинки ( иней ) насаждают каждый листик, каждую травинку поутру. – продолжал взбодрённый и счастливый, но едва-едва удручённый юноша.
- Ты идёшь на площадь… - повторила девушка. Что-то печальное и тяжёлое отразилось в её глазах.
- К сожалению, у нас закончились многие припасы и, что самое главное, закончились сладости ( они оба просто обожали их ). – Марк замолчал на мгновение. Он заметил выражение глаз Лилит. Подошёл к кровати, сел и легонько обнял её. – Любовь моя, пожалуйста, не грусти и не переживай. Я научился избегать людского внимания и теперь меня не замечают.
- Это люди…чего же стоит от них ждать? Ты идёшь всего-то на торговую площадь, но вспомни, для скольких же философов и пророков стала она местом не назначенной казни. Я каждый раз, отпуская тебя туда, испытываю сильное волнение. Моё сердце рвётся к тебе, как хищная птица, желающая защитить такое родное.
- Всё будет хорошо, моя принцесса. Я обязательно вернусь, чтобы всё время быть с тобой.
Глаза её всё так же могли избавиться от сомнения и волнения.
Прошло около часа. Влюблённые уже выпили чаю и поболтали о разном, не задумываясь в это утро о чём-то серьёзном, смеясь от собственных наивных фраз. Влюблённая наивность…наверное, это самое необъяснимое, загадочное и странное чувство.
Марк уже оделся и стоял у порога и брал старую, поцарапанную трость. Лилит не могла успокоиться и в очередном порыве бросилась в его объятия. Каким бы ни было твёрдым пальто юноши, она чувствовала и через него теплоту, уют и заботу, что были предназначены всегда только ей, сполна.
Юноша поцеловал свою принцессу в губы, ещё раз успокоил и уже собирался идти, но Лилит его на минуту остановила. Она дала ему в руку маленький хрустальный амулет – «Лунный камень» - так она называла его раньше.
- Возвращайся скорее, любовь моя. Пожалуйста, будь осторожен.
Наш герой вышел и направился на торговую площадь. Сегодня он почему-то был одет так, что лицо его не было скрыто – многие ненавистники могли узнать его.
Привычная дорога тянулась всё так же долго, но всё-таки она была приятной, нежели сама площадь. Влажные камни по бокам едва заметно, тускло отражали свет октябрьского солнца.
Глава шестая.
Площадь представляла собой ещё более унылое зрелище: лавки и дома совсем посерели; люди метались с ещё более озлобленностью и суетностью оттого, что не нашли подходящего товара; прокуренные лавочники, чувствую свою власть над ними, повышали цены и обманывали на каждом углу. Скверность обстановки показалась нашему герою доведённой до крайности – всё было так презренно и скверно.
- Что-ж, - подумал он, - нужно всего-то быстро пройти, купить нужное и столь же быстро уйти. Люди заняты своими жалкими заботами, а значит, не будут замечать столь ненавистного им писателя-мыслителя.
Всё шло, как и предполагал Марк, и вот уже всё было куплено и всего-то надо было пройти к обратной стороне площади – к выходу. Когда он проходил мимо последней лавки, которая всех ближе к выходу, его взор упал на скорченного старика, еле-еле отсчитывающего монеты, чтобы расплатиться. Он долго разглядывал никчёмные несколько монет своими полуслепыми глазами, но, наконец, отдал их торговцу.
- Старик, ты что же, пытаешься меня надурить?! – злобно прокричал кучерявый лавочник. – Здесь не хватает ровно двух монет!
- Как же…Всё, что у меня осталось – эти монеты. В прошлом месяце их едва ли хватало…Почему же теперь не хватает?
- Почему я должен объяснять какому-то жалкому старикашке отношение торговли и налога? Хочешь покупать – плати, а коли не хочешь – убирайся вон.
Что-то сжалось в груди у Марка. Какое-то знакомое и жалостливое чувство вспыхнуло в его сердце.
Он подошёл и сунул две монеты кучерявому. Тот же брезгливо взглянул на него, взял монеты и отдал старику хлеб. Только начал отходить от лавки, как услышал насмешливый и сиплый голос: - Да ты же тот сумасшедший писатель!.. – на мгновение он замолчал. – Такой же ничтожный, как и этот старикан. – видимо, он сделал окончательный вывод и довольный, что произнёс его вслух, посмотрел на юношу. Тот молчал, лишь прибавив шагу, стараясь скорее подойти к выходу.
Его быстрый шаг уже совсем был похож на бегство вора, что так часто бродят здесь и «грабят честной народ». Марк протискивался сквозь толпу на выходе, небрежно расталкивая ненавистников. Кто-то больно ударил его в плечо и юноша, не сдержав равновесие, упал под безжалостно топчущие ноги этих зверей.
- Очередной воришка! – заявил чей-то пронзительно тонкий и противный голос.
- Наверное, опять с наживой! – подхватил его речь кто-то ещё.
Несколько сильных ударов ногами почувствовал наш герой. Он пытался подняться, хватаясь за чьи-то ноги, но получал новые удары и снова падал. Силился он и ползти, но руки так сильно жгла боль от поступей чьих-то грязных сапог.
Нелепое недоразумение и случайность превратились в интересную потеху, которую живо подхватили многие проходившие.
О, их глаза горели очень ярко! Какое же наслаждение приносило им сие действо, какое же удовлетворение они ощущали от того, что их удары приносят сильную боль «воришке»; и чем сильнее боль, что более было удовлетворения.
- Да это же Марк! – заметил кто-то с тупым и насмешливым удивлением, ещё сильнее принимаясь за удары. Казалось, вся толпа поняла эту фразу, будто сказанное означало «Сильнее бейте, ребята!».
Едва дышал уже юноша, сжимая в руке «лунный камень», что с любовью подарила ему Лилит – девушка, которая была больше, чем богиня. Не было в мире богов – была только Лилит. «Лилит…моя любимая Лилит…» - шептал Марк, сжимаясь от боли, плача, смешивая свою кровь и слёзы с грязью. Умирать совсем не страшно, но оставлять Лилит, которая всю свою жизнь искала его – это было невыносимо. И Марк хватался за жизнь, со звериной яростью отталкивая и роняя этих ничтожных людей – участников «интересного» действа.
Опустилось солнце, прежде чем народ полностью насладился случайным своим «праздником» и «развлечением». С удовлетворёнными улыбками шли они по своим домам, по-видимому, всё ещё вспоминая несколько минут назад прошедшее представление.
Глава седьмая.
Лилит, начиная с ухода Марка утром, с каждым часом всё больше и больше волновалась. Что-то тяжёлое и невыносимое прокралось в её душу, разрушая веру в слова «всё будет хорошо». Конечно, пока ещё не минуло 12-ти часов дня ( никогда её возлюбленный не возвращался позже ), она вполне могла всё так же ласково повторять, что всё будет хорошо. Но стоило стрелке перешагнуть порог, как девушка начала уже просто сходить с ума от мыслей, что что-то случилось. Она рвалась броситься на эту площадь, растерзать всех людей и только лишь обнять Марка, взять его за руку и теперь уже никогда не отпускать. Её останавливала мысль, что тот может вернуться и не застать её дома и будет только хуже.
Опустилось солнце. Лилит буквально влетала на торговую площадь, словно раненная чайка, падающая к земле. В глазах поминутно темнело, звенело в ушах, воздух казался тяжёлым и вязким – он был ядом для ангела, что теперь совсем задыхался, однако ж, не прекращая свой «полёт». Совсем не зная лабиринта торговых улиц, она стремилась именно туда – к выходу, куда так же стремился и Марк. Выход близок…
Марк лежал уже мёртвый, окружённый толпой людей, которые зачем-то вернулись ( вероятно, «чтобы убрать то, что было потехой, но так быстро себя исчерпало» ). Его лицо было покрыто засохшей грязью и кровью; веки казались такими, будто их постигла недельная бессонница, однако глаза были открыты. Наполненные бесконечной тоской и болью, они всё ещё смотрели во всё тот же бескрайний океан неба, который теперь казался адской бездной, наполненный чёрной пустотой.
Лилит бросилась к нему, пробираясь через эту безликую и бездушную толпу. Какой-то нелепый карлик с взъерошенными волосами, увидев тело, как-то брезгливо пятился назад, что-то бурча себе под нос. Словно яростный ангел, швырнула его девушка в сторону и упала на колени пред телом возлюбленного. То ли туман, то ли слёзы нахлынули на её глаза. Казалось, время остановилось на несколько секунд. Едва ли она могла ещё понять тогда то, что происходит, то, что её окружает. Однако, что-то больно ударилось ей в спину и упало, глухо звеня.
Конечно, Лилит даже и не думала как-то одеваться перед тем, как бежать на площадь. Зелёное платье, что она так любила – вот то, в чём она теперь была. Только едва ли ЭТО уже было похоже на платье – рваное, грязное, кое-где в крови – оно лишь немного скрывало её тело. Многие называли её ведьмой – быть может, за это зелёное платье, быть может, за венок в волосах, быть может, за необычные голубые глаза. Вот и теперь этот карлик, которого яростно толкнула «ведьма», бросил в неё камень со словами: «Ведьма! Она явилась на пир и чародейство, лишь почуяв запах крови!». Один за другим полетели всё новые и новые камни, рассекая спину, шею, ноги и руки девушки.
Лилит, совсем не чувствую боли, начала осознавать происходящее. Около минуты она смотрела на изуродованное тело Марка, едва сдерживая слезы. Увидела она и амулет, что утром подарила ему – теперь он лежал в руке юноши – весь окровавленный, с отколотыми частичками, но очень нежно сжимаемый мёртвой рукой. Шли минуты, а девушка не шевелилась…
Наконец, она провела рукой по амулету, касаясь ладони возлюбленного, закрыла глаза и прошептала: «До скорой встречи, мой Марк, моя судьба, что снова заставляет меня ждать. Мы будем вместе всегда». Немного неплавным движением ( удары камней теперь обжигали всё тело ) Лилит наклонилась к Марку, поцеловала его в лоб и, легонько закрыв его веки, повторила: «До скорой встречи».
Вмиг прекратились удары, и настала мёртвая тишина. Девушка поднялась и направилась в сторону выхода, не издавая ни звука.
Наступала ночь.
Глава восьмая.
Ночь, что так любили наши возлюбленные, оказалась удивительно красивой. В тёмной и холодной пропасти неба сияли, как никогда, мириады звёзд. Казалось, что эти звёзды – светлячки, уносившие душу Марка в совершенное царство гармонии и любви. Над всем этим великолепием царила огромная полная луна, которая была сегодня почти рыжая и необычайно яркая.
Природа была в лёгком и чудесном возбуждении, давая понять, что едва ли кто-то умер. Всё светилось и сверкало, всё вокруг дышало жизнью и радостью, приветствуя живую душу, которая сегодня освободилась. И только сама пустота неба была скромно-суровой, немного, однако ж, тоже довольной – многое сегодня будет поглощено вечностью небытия.
Великолепие первых часов ночи оказалось всего лишь прелюдией к грандиозному празднику света и справедливости.
Те люди, что были на площади, возрыдали от боли в своих постелях, чувствую на себе великолепие торжества. Едва только слёзы проступили, как пронзительная боль прожгла глазницы, омывая ничтожное лицо ручьями крови. О, как же нелепо корчились они в мягкой перинке, крича истошными голосами. Они ползали до тех пор, пока не попадали с кроватей, уже совсем заменивши крик на обезумевший стон. Реквиемом хаоса стала для них эта ночь.
Кроваво-красный рассвет стал завершением великого праздника. С лучами восходящего солнца уходили и последние звёзды-светлячки, унося вторую живую душу в царство покоя и гармонии.