***
Наростом город
на ландшафта ткани -
цивилизации
вершины и изъяны,
шедевры творчества,
концепты мысли,
трагикомедии
и драмы жизни
сплелись в клубок
из разнородных нитей,
концов в нём
не нащупать, не увидеть.
Лишь храм
в бескрайних небесах стремится
прочесть скрижали
заплутавших истин.
***
Самолёты
рвут ситец неба
бельмом – прореха,
возвышаются
стелы кранов
над куполами,
глаз не видно
высотных зданий –
лишь зазеркалье,
муравьиной тропой
проложен
маршрут прохожих.
***
Вязь машин вдоль дорог вьётся,
спотыкается о перекрёстки,
переростков-домов бока
упираются в облака,
строгий строй разбитных клёнов,
гладью вышитые газоны,
ряд ослепнувших фонарей,
лязг троллейбусных якорей,
ультра-краски реклам и буклетов
лоскутами на платье лета,
тротуары, пакеты, зонты,
лица меркнут в тисках толпы.
Этот город – совсем чужой,
он не вырос вместе со мной,
не запомнил моих шагов,
не шептал по ночам стихов,
очага не хранил покой ...
просто очень хочу домой.
***
Когда границы выросли
И стали неприступней
Стен китайских,
Сочась сквозь правду,
Вымысел заполнил
Межпланетное пространство,
В стихии разгулявшейся
Распались громогласные альянсы,
Исчезнувшая родина
Похитила иллюзии и смыслы
Затравленный юродивый
Столбом стоял
В людском потоке быстром,
Стоял с рукой протянутой
И продавал билеты в Рай.
***
В плену гигантских городов,
в тени дворцов и небоскрёбов,
в границах каменных порогов
и социальных полюсов
влачим своё существованье.
След грязный – на сыром асфальте
и слог сырой – в грязи газет
оставив, собственным твореньем
горды, зовём предназначеньем
пустую суету сует.
В стремлении догнать свой век
роняем в тлен десятилетья
бесценной жизни. Видим свет
свечи, и, откупаясь медью,
надеемся на безбилетный
вход в Храм и в Рай.
***
И город бел, и ночь светла,
и месяц скорчился креветкой,
и тайной вечеря объедки
смахнули в небо со стола.
Остатки ломтя калача
на тёмной скатерти мерцают,
и нищим духом обещают
обноски с царского плеча.
***
Как будто в съёмной неухоженной квартире
с подушками, наполненными пылью кошмарных снов
чужих, с нелепостью ковров затасканных.
Скитальцы из каких краёв здесь жили?
Навечно пропитались стены
тревогой безысходности и тленом
обыденных забот.
Приют на не имеющем конца пути -
кров временный - спасает
от злого ветра,
но не даёт
ни смысла,
ни тепла,
ни веры.
***
Чернеет кружево ветвей на красном диске –
чем ближе к краю он, тем бытность обречённей,
ложится сумеречность заданных агоний
на горизонт и угасающие лица.
К весне утоптаны снегов былых полипы,
темнеют пятнами грехи на позолоте,
горят закатом светофоры, стынут слёзы,
упасть бы ниц у образов, да дверь закрыта.
***
Солнцу всё равно, что происходит
на земле между закатом и рассветом.
Катится за солнцем следом лето,
горизонт под радугою где-то
параллели в парадигмы сводит.
Разомкнуть и время, и пространство
или же свести их воедино?
Луч скользит, судьбы коснувшись, мимо,
диск луны абстрактною картиной
застывает с мнимым постоянством.