На «Закрытом показе» Гордона упорно говорят об авторском кино, как о «другом» жанре кинематографа, не - утруждая себя каким -либо определением этого понятия. Так рождается символика коллективного бессознательного. Это очень удобная психологическая лазейка, где позволено без вреда для своей репутации замаскировать свою интеллектуальную неопределённость. С моей точки зрения, пришло время избавиться от этого безличного штампа и стать более точнее и конкретнее в определении, предлагая заменить «авторское» на «психоаналитическое» или «интеллектуальное». Об авторском кино, в строгом смысле его значения, мы можем говорить лишь только тогда, когда режиссер экранизирует свой сценарий, свою концепцию. К невероятному неудовольствию и возмущению многих, для меня «Андрей Рублев» и «Сибирский цирюльник» - по определению, авторское кино, т.к. режиссеры Тарковский и Михалков экранизировали свои сценарии, которые в данных случаях являлись и их концепцией (но всё это невероятно условно). И эта определённость мгновенно открывает нам перспективу для рассуждений различных оттенков, которые направлены на психологический континуум антропологического бытия, являющимся основным объектом и мотивом исследования этого киножанра. Ментальная кинетика творчества авторского кино несёт в себе энергетический потенциал различной интенсивности, который может взорвать привычные коллективные представления и обнажить новый космос восприятия или наоборот, зафиксировать наши заблуждения на уровне ритуальной действительности, где время измеряется песочными часами условной реальности. Поэтому для меня все же ближе и точнее назвать «это другое кино» психоаналитическим. Ещё раз подчеркну, что психоанализ это необязательно ортодоксальный фрейдизм. Психоанализ уже давно превратился в универсальный культурологический феномен, который невозможно было ограничить авторитарным мышлением Фрейда, заслуга которого безусловна и неоспорима. Фрейд, как Моисей, ревностно охранял свою веру (слишком дорогой ценой ему обошлась эта теория) и его талантливые ученики, как Юнг и Адлер, страдая Эдиповым комплексом, развивали психоанализ, надеясь, что создают нечто новое, но возникло универсальное! Для меня творчество, прежде всего - временное разрушение своего ритуального "Я", на обломках которого обязательно должна появиться, как минимум, потенциальная возможность возникновения УНИВЕРСАЛЬНОГО! Для меня глубоко символично, что в создании фильма «Лучшее время года» принимала участие студия «КиноПроба», где могут проявить себя актеры различных характеров и возможностей. Мне кажется, что название этого фильма берет свое начало в нежном и трогательном понимании таинственного акта, как дебют. Итак, фильм «Лучшее время года».
Как зрителю, мне фильм не понравился. Очень медлительно и невнятно, а главное непонятно. И этот условный факт делает фильм непрокатным, но возможно, фестивальным. На этом мой статус среднестатистического зрителя исчерпывает себя и включается «второй уровень внимания» - аналитическое мышление и художественное восприятие, которые позволяют мне временно абстрагироваться от личного опыта и войти в медитативное состояние, где душа превращается в «зеркало» Тарковского. Тот, кто желает по разным причинам пройти через врата искусства, обязан сбросить железобетонные латы своей рациональности и открыть себя созерцанию. Иначе, нет никакой надежды, услышать, увидеть, понять, сделать шаг и вернуться... На первый взгляд очень хочется заявить, что этот фильм о любви. Но это было бы в высшей степени легкомысленно и удобно. Наш коллективный интеллект с удовольствием охотничьего пса уже нетерпеливо вызывает напряжение поводка наших мыслей, чтобы с игривой радостью броситься в знакомые окрестности банальных рассуждений и хвастливо, повиливая хвостиком, принести нам очередную утку. Но не родилась ещё та собака, которая могла бы приволочь к ногам охотника Любовь! Да и не собачье это дело! Ту реальность, которую нам предлагает режиссёр, лексически представлена несложными репликами. Простой быт не терпит сложноподчинённых предложений. Вербальную недостаточность восполняют символы, которые очень часто и есть проявление высшей реальности, а в искусстве высшую правду. Велосипед и шахматы - это не просто трофеи «фронтовика», а символы высшего детского достатка послевоенного социализма. Любое прикосновение к ним без разрешения - осквернение сакральности мечты. Но юноше Вале не понять этого «жмотовства», и его влечение к «велику» лишь естественная попытка компенсировать уже свою послевоенную бедность... Во всяком случае, конфликт, на первый взгляд, незатейливо и непорочно зачат. Но непорочное зачатие - это особое состояние неземного бытия, которое, превращаясь в человеческое знание, требует в качестве обязательной и неизбежной платы страданием, покаянием через кровь и пот, которая обязательно должна вести к непорочности жизни и смерти земного человека... Кровь на губах «влюблённых» сюрреалистически демонстрируется зрителю и отвлекает внимание от простых, но ключевых фраз. «Тебе было больно?» - озабоченно спрашивает Валентина своего возлюбленного после первой, вероятно сексуальной близости, и тот тихо отвечает, что нет, неожиданно добавляя - «даже было приятно». Этот невинный ответ окажется тем скрытым и истинным мотивом Валентина, когда он вонзит фигуру в глаз «фронтовика» (наверняка этой фигурой был «слон», именуемый в народе «офицером»). А моральное право совершить такой поступок, стал его переход в зоологический статус мужчины-самца. Так происходит взросление в среде без сложноподчинённых предложений, где абсолютное большинство «взрослых дядь и тёть» - всего лишь дети с социально признанным либидо, которое по обыкновению называют любовью... В фильме представлена драматургия либидного треугольника взрослеющих детей и впавших в детство постаревших женщин... Зато нет лжи!!! Маленькие хитрости Кати и Валентины - проявление внутривидовой борьбы, которая имеет подтекст такого содержания. Девушка, ещё не достигнув женского возраста, начинает понимать, что её обнажённое тело привлекает мужские взгляды и это осознание становится её оружием. Но это оружие становится ещё более опасней и изощрённей, когда нагота дерзко демонстрируется другой в присутствии объекта обожания. Но временное торжество превосходства избранности ложно и легкомысленно воспринимается, как победа над соперницей, которая, в сущности, ещё подросток. Так банальный антагонизм превращается в судьбу. Так начинается порочное зачатие знания, которое ведёт не к мудрости, а к накоплению невротического потенциала. Отлично работает метафора: две женщины - два патрона в ружье. Наверняка тот зритель, который ещё продолжает смотреть фильм, понимает, что ружьё - это мужчина. По сценарию, один патрон холостой, а другой - боевой. И мы радостно как нам кажется, начинаем понимать аллегорический язык замысла режиссёра, что холостой патрон - это Катя и так далее... Так считает и главный герой, проговаривая это вслух. И это вызывает доверие. У почти аутичных героев, каждое слово звучит, как истина! Но я понимаю, что холостых патрона – два (да и ружьишке – не чеховское), хотя бы потому, что у этой истории "любви" нет рождения младенца, а есть исчезновение ребёнка - мужчины. Но во взаимоотношениях двух героинь присутствует тяжёлая психологическая проблема со своей субъективной логикой: любовница Валя была первой женщиной, а «вторая женщина» Катя - это законный и неприкосновенный статус детской мечты и первой жены. Может быть поэтому так неузнаваемо меняется внешность Валентины, которая помогает зрителю принять мысль о том, что произошло нечто необратимое, что прежняя Валя в представлении её избранника, превратилась в идеальную иконку прошлого. Но как прекрасен финал фильма! Примирение двух вечных соперниц, как жизнь после смерти, меня очаровал. Я бросил взгляд на письменный стол моего подсознания, где закончили свой бег песочные часы земной жизни двух женщин из фильма «Лучшее время года»...