Дороге не было видно конца. Лошадка понуро плелась, влача за собой убогую телегу с возницей и озябшим под осенней моросью пассажиром. Кучер дремал, время от времени бессильно пытаясь приподнять кнут. Лошадь обиженно оглядывалась и, приподняв хвост, пускала газы. – Устала, однако,- вяло и безразлично ронял возница и снова клевал носом. По обе стороны от дороги тянулось почерневшее жнивье, по небу тащились низкие, клочковато-серые облака, сочась, будто просеянным через мелкое сито, дождиком.
Унылая пора, - было подумалось пассажиру, и следом: - и куда это я еду-то? Колеса нехотя баламутили воду в колеях малоезженой дороги и лениво отбрасывали назад комья налипшей грязи. Вот оно, «очей очарованье», - усмехнулся про себя пассажир и плотнее завернулся в намокший брезент.
Возница будто подслушал последние мысли пассажира и пробормотал себе под нос, в прокуренную и сивую от времени бороду: - до станции еще верст семь али восемь будет. Тольки, на кой она тебе сдалась? Поезда-то, поди, лет пять, как не ходют. Вот ведь грех-то какой. Ну, наше-то дело маленькое, плотют – везем. Хозяин – барин!
Вот оно что, - сообразил пассажир. И ему до сердечной боли вдруг захотелось, чтобы дорога, как можно дольше не кончалась. Он с неизъяснимой тоской оглянулся на медленно уползающую в мокрую даль проселочную дорогу, и слеза, маскируясь под капли дождя, тихо скатилась по его лицу.