Откуда я беру свои стихи. В Коканде...

Вячеслав Прошутинский
Откуда  я  беру  свои  стихи?
Но если  честно,  точно  я  не  знаю.
Бывает,  их  во  сне  запоминаю
Как  модный  интересный  новый  хит.
Я  вспомнил  песню  в  фильме  «Два  бойца».
Его мы в Горсаду сто раз смотрели.
А на сто первый с Бернесом мы пели
И петь готовы были без конца.
Мы эту песню пели темной ночью
Семейным трио по пути домой.
Отца и маму эта песня очень
Сближала прошлым, связанным с войной.
Да…вот такими темными ночами
Под пенье пуль… в такой же тишине…
Как в этой песне…теми же словами
Мечтал о сыне он… и о жене…
О маме, значит…ну и обо мне…
Комбат так отдыхал между боями.
А маме вспоминался снова Томск.
Медпункт в бараке на Шпалопропитке.
Влюбленный немец рыженький Курт Шнитке,
Куда-то вдруг исчезнувший потом.
И медсестра медпункта тетя Лиза.
И дядя Степа,  верный ей супруг.
Их хлеб…их молоко…как бы сюрпризом
У нас в буфете возникали вдруг.
Но с этой песней связана проблема.
Она и нестандартна, и тонка.
И пусть тебе, читатель, эта тема
Не кажется порочною слегка.
Представь себе обычную картину.
Война продлилась чуть не на пять лет.
От жен…детей оторваны мужчины…
Об их разлуке – песни той куплет…
Но вот к жене вернулся самый-самый
Любимый, самый любящий  супруг.
А как же перемену в жизни мамы
Воспримет сын, почуявший испуг?
В моей квартире…среди книжных полок…
В красивой черной рамке под стеклом
Есть фотоснимок…он мне очень дорог…
Я кратко расскажу тебе о нем.
Представь сибирский городок Анжерку.
На угле он стоит который век.
С ним рядом шахт стальные этажерки
И терриконов медленный разбег.
А к ателье на площади центральной,
Насколько из рассказов помню я,
Примчалась быстро…чуть не моментально
Воскресным утром наша вся семья.
В сибирских семьях, детворой богатых,
Все жили часто дружеским «котлом».
Любовь к отцам в них соблюдали свято,
А к матерям – с особенным теплом.
Фотограф всех расставил так,  как надо,
Детей, конечно, на передний план.
На заднем плане мама с папой рядом.
А в центре в руках бабушки – пацан.
Белоголовый и весьма кудрявый.
Глазами "птичку", видимо, искал.
Но взгляд мой был по-взрослому упрямый
И невеселый…словно горе ждал.
И ведь дождался…экстрасенсик мелкий.
Всего полметра, кажется, в длину.
Над площадью из радиотарелки
Нам Молотов прокаркал про войну.
Я всем гостям...знакомым и не очень...
Короче, всем… кому всегда я рад…
Показываю…как бы между прочим…
Вот этот снимок…словно экспонат!
Я видел…мама плачет почему-то.
Никто из взрослых выходным не рад.
Отец мой,  не теряя ни минуты,
В соседний дом спешил -  в военкомат.
Тогда мне было годик и полгода…
Всего-то! А к концу войны…
Когда орденоносную пехоту
Встречали жены, радости полны,
Я был уже почти что пятилетний…
Самостоятельный…но маменькин юнец.
Подумай сам, читатель, и ответь мне.
Не стал ли "конкурентом" мне отец?!
Ведь я привык к тому, что каждый вечер
Мне перед сном…на самый на чуток…
В ладошку мама мне свой локоток
Сует привычно, обнимая крепче.
Ну а в Коканде этого не стало.
Я оказался мамочкой забыт.
Она меня укроет одеялом.
Погладит. Чмокнет. Все – ребенок спит.
А я не спал. И было не до сна мне.
А где же сказка?! Где же локоток?!
Их шепот тихий бил мне в уши камнем.
А мамин смех бил словно молоток.
Я понимал, что папа – это папа.
Я понимал, что трое нас – семья.
Но воспринять не мог спокойно я,
Когда другой на мать накладывает лапу.
Бессонницею стал страдать мальчишка.
Откуда он по-детски ведать мог,
Что о любви соскучились все слишком.
Что за родителей возрадовался Бог.
Прости меня, читатель мой любимый.
Но после той разлучницы-войны
Возврат отцов…живых и невредимых…
Для сыновей и дочерей родимых
Проблемой стал большой величины.
Однажды утром…все пока что спали...
Я встал…оделся…выскользнул за дверь.
Мои глаза кое-кого прихода ждали.
А мозг мой знал, что делать мне теперь.
Военкоматский дом был двухэтажный.
В нем кабинетов было…ну не счесть.
Но я узнал, который самый важный.
И вот к нему я должен был пролезть.
Я по ковру пустынным коридором
Добрался к двери, очень нужной мне.
Мой тихий стук казался перебором
В густеющей как туча тишине.
- Войдите! – слышу голос военкома.
Полковник был по дому наш сосед.
С моим отцом по фронту был знакомый.
Соседей лучше не было и нет.
Увидев у дверей меня, мальчишку,
Поднялся тут же и прошел ко мне.
- Ну ты даешь! Поднялся рано слишком.
Ты посмотри – ведь темнота в окне.
Тут у меня скопилися делишки.
Мне часа хватит их решить вполне.
Ну…пять минут…я думаю нам хватит?
Что у тебя серьезного стряслось?
У мамы как там со здоровьем, кстати?
С давленьем все нормально обошлось?
Его спокойный голос басовитый.
Его приятный дружественный взгляд.
Меня настроили на разговор открытый.
Как меж собой мужчины говорят.
Я рассказал полковнику подробно,
Почувствовав доверие его,
О том, что жить мне стало неудобно
И трудно, сам не знаю отчего.
Наверно, потому что папа с мамой
Совсем ночами перестали спать.
Хихикают…шушукаются в самый
Момент, когда глаза пора мне закрывать.
Скажите, разве офицер военный
Ночами может маму отбирать?!
Хотя и петь умееет он отменно,
И на баяне классно подыграть…
Я говорил спокойно, деловито.
Про сказки мамы и про локоток.
Смотрел я на полковника открыто.
Как на старшого младшенький браток.
Полковник был серьезен до предела.
Вот только покраснел он, словно рак.
И слушал меня как-то обалдело.
А выслушав, промолвил тихо: - Так…
Спасибо, что доверился мне, Слава!
Проблему ты серьезную поднял.
Я обещаю…на отца управу
Найду! Хочу, чтобы поверил ты в меня...
Уже захлопнув дверь военкомата,
Я вздрогнул так, как  будто грянул гром.
От хохота там... как из автомата…
"отстреливался" бедный военком…
Уже назавтра…как бы между прочим…
Спросила мама, мне скормив обед:
- Ты говорил, что прогуляться хочешь
В Горсад…узнай-ка… там мульфильмов нет?
Вот тебе деньги…нынче ты богатый…
Базар... если захочешь… посети…
А кстати…где японские  солдаты
Кладут сейчас трамвайные пути?
Ведь ты  же с ними как-то подружился.
Их офицер к тебе уже привык.
Ведь ты хотел, чтобы контакт продлился.
И даже изучать стал их язык…
Короче, признаюсь тебе, читатель.
Отныне я, закончив свой обед,
Своих карманных денег обладатель,
Мог изучать Коканд… и белый свет.
А вечером, довольный и уставший,
Ложась ко сну, своих не чуя ног,
Держал в ладошке я в войну мне ставший
Необходимым мамин локоток…