Позолоченная ванна нарядилась в алкогольное манто,
пропитала перламутровые грани восхитительным вином,
облепила пучеглазыми шарами белокаменное дно,
убаюкала тревожную реальность расслабляющим теплом.
Шелохнулось, зашумело, задрожало полусладкое добро,
ароматная пучина расступилась, успокоилось нутро,
над поверхностью напитка показалось неприступное лицо –
замороженная маска, столь похожая по форме на яйцо.
Неподвижное притворство тряхануло кучерявой головой,
красноватые дорожки от макушки побежали чередой:
ручейки пересекались, растекались по расчетливому лбу,
и внезапно исчезали извивающейся змейкою во рту.
Разомкнулись неприветливые очи, наступившие на боль,
там когда-то, в хризопразах, бушевала небывалая любовь;
бушевала и истлела, позабыла воскрешения пароль;
над родившейся молекулой кружилась всемогущая свекровь.
Укатилось, потерялось, потускнело обручальное кольцо,
непорочная милашка облачилась в ядовитую броню:
превратилась в подколодную горгону, в новоявленное зло,
и с момента перелома добавляла одиночество в стряпню.
На упреки, на обиды разлетелось опустелое гнездо,
лишь о мужественном прошлом горевало итальянское вино...