5. Сказка о царе Салтане. Третья часть. Пр-е след

Владимир Блеклов
                СКАЗКА О ЦАРЕ САЛТАНЕ...
                ВСТУПЛЕНИЕ
                СКАЗКА О ЦАРЕ САЛТАНЕ – это, на мой взгляд, одно из самых загадочных, оригинальных и, безусловно, уникальных произведений А.С. Пушкина. А раз это так, - то есть налицо загадочность, оригинальность и уникальность пушкинской «Сказки о царе Салтане»! - то А.С. Пушкин как-то заранее подготовился, - и не только по моему мнению! -  к творческому соревнованию, 29-го августа 1831 года, с поэтом В.А. Жуковским. Поэтому и прошу запомнить сказанное мною, о поэте, в только что названной его СКАЗКИ. Сама же хронологическая канва работы поэта над созданием «Сказки о царе Салтане…» такова.
                Как видно из общей пушкинианы, «он начал работу,  над названной сказкой, в 1822 году,  ещё в Кишиневе. В 1824 году он снова, гораздо подробнее, записал её со слов няни» (я постараюсь проверить названную запись, если не забуду, по статье текстолога). В 1828 году Пушкин начал перелагать эту запись в стихи, но написал только первых четырнадцать стихов. Полностью сказка была написана только в 1831 году (датирована 29 августа) в порядке своего рода творческого СОРЕВНОВАНИЯ с В.А. Жуковским». Смотрите Избранные сочинения А.С. Пушкина, том первый. Москва. Художественная литература. 1980 год. С. 790.
                И ещё одно. А раз это именно так, то, наверное, я уже имею право дать обозначенную оценку только что  названного произведения Пушкина не только как поклонник творчества Великого поэта, но и как исследователь его тайного наследия. Кроме того, и как исследователь, уже создавший для читателей, - и российской общественности, - две статьи по пушкинским «сказкам». Это, чтобы не быть голословным,  статьи: «Сказка о рыбаке и рыбке» и «Сказка о золотом петушке». А это – не так уж и простое дело, ибо пушкинские «сказки» требуют к себе не только повышенного, - и неустанного, замечу! - внимания, но и какие-то вполне определенные способности по объективному раскрытию их тайного смысла и сути.
                Здесь же замечу, что к анализу пушкинских «сказок» у меня близко подходит и исследовательская статья «У лукоморья дуб зеленый. Введение в тайны Пушкина». Можете прочитать только что названные работы на моей авторской странице на обоих порталах российского Литературного клуба. Или по следующей ссылке на Проза ру: http://www.proza.ru/2013/03/15/125. Я же, чтобы не начать движение «с места и в галоп» (или в карьер!), - что мне в предлагаемой работе, скорее всего, не понадобится! – специально выделю следующее.
                «Дуб зеленый» есть, у А.С. Пушкина, не только в стихотворном ВВЕДЕНИИ «У лукоморья дуб зеленый» к его второму, 1828 года, изданию поэмы «Руслан и Людмила», но находится и в его «СКАЗКЕ О ЦАРЕ САЛТАНЕ». Вот факт-свидетельство тому: «Дуб зеленый над холмом» (смотрите эту строку в строфе VIII-ой предлагаемой сказки поэта, приложение № 1; она выделена у меня в названной строфе через укрупненный шрифт ДУБ ЗЕЛЕНЫЙ НАД ХОЛМОМ).
                К чему только что обозначенное приводит? А приводит, кратко, к тому, что все разбираемые здесь пушкинские «сказки» не только связаны между собой, но и напрямую связаны - с его тайной «Пиковой дамой» и… с её окружением. Так, в качестве факта-примера, 30-ть ВИТЯЗЕЙ ПРЕКРАСНЫХ напрямую связаны у поэта, как вы уже знаете по моей статье «Сказка о рыбаке и рыбке», с 33-мя БОГАТЫРЯМИ предлагаемой «Сказки о царе Салтане».
                Пример из только что указанной пушкинской «Сказки о рыбаке и рыбке»: «Жили они в ветхой землянке Ровно ТРИДЦАТЬ ЛЕТ и ТРИ ГОДА» (Для того, чтобы рельефно выделить только названную взаимосвязь, поэт вводит, в только что указанную «Сказку», и следующие строки: «Удивился старик, испугался: Он рыбачил ТРИДЦАТЬ ЛЕТ и ТРИ ГОДА  И не слыхивал, чтоб рыба говорила»). Другими словами, повторяет ТРИДЦАТЬ ЛЕТ и ТРИ ГОДА – два раза!
                А 33 богатыря предлагаемой «сказки» напрямую связаны у поэта: с 1833-м ГОДОМ, в котором поэт и создал «Пиковую даму». Кроме того, 1833-ий год это и год, к которому поэт и создал свой ВТОРОЙ портфель из тайных произведений.
                И связан, только что названный 1833-ий год: с КАЛЕНДАРЁМ «Пиковой дамы», равным 33-м ДНЯМ. И связан, если продолжить перечисление: с его дневником за 1833-35 годы, начатый поэтом в день «Святой Екатерины»; с его, через «Сказку об орле и вороне», «Капитанской дочкой»; и т.д.
                ТРИДЦАТЬ же витязей прекрасных напрямую связаны у поэта, как вы уже знаете по моим статьям и книгам, с 1830-м годом. Годом создания, поэтом, своего первого ПОРТФЕЛЯ с его тайными произведениями. Через само же стихотворное введение «У лукоморья дуб зеленый» поэт и поэму «Руслан и Людмила» уже тоже относит – к первому своему портфелю, состоящему, как вы уже знаете, из его тайных произведений.
                А тайны в поэме «Руслан и Людмила» - тоже есть. Как вы уже знаете по моим современным статьям: за «карлой за спиною» таится, у поэта, его могущественный недруг Карл Нессельроде; за «карлицей» или «Наиной» - его жена М.Д. Нессельроде.; и прочее.   
                Попытаюсь кратко изложить, здесь, и ГЛАВНУЮ смысловую суть  КАЛЕНДАРЯ «Пиковой дамы», о котором я уже дал, в своих статьях и в книгах, не только саму суть его построения, - особо отмечу: через ПОЛНЫЙ текст пушкинского шедевра! – но и дал, уже в современных статьях, некоторые его особенности, которые я ранее – не заметил. А о них вы можете прочитать в моей статье «Раскрыты тайны тройки, семёрки и туза! Конец», по ссылке: http://www.proza.ru/2013/06/20/1245, пункт 2, подпункт «А» (если есть желание, то можете прочитать и подпункт «Б»).
                ГЛАВНАЯ же смысловая суть пушкинского КАЛЕНДАРЯ «Пиковой дамы» заключена в том, для простоты объяснения дам в статье только его прямой, то есть ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНЫЙ, вариант, что его ДНИ, - количество они выражены через число тридцать три! - последовательно РАССЫПАНЫ, - или, точнее, рассосредоточены! - по всему тексту пушкинской повести. За исключением, разумеется, ЗАКЛЮЧЕНИЯ «Пиковой дамы». 
                Предлагамая статья нацелена у меня, как вы уже знаете из выше изложенного материала, на исследование пушкинской «Сказки о царе Салтане». Поэтому уже наступило время обязательно обозначить следующее. По только что раскрытому принципу, - принципу, раскрывающему последовательное рассосредоточение ДНЕЙ в тексте «Пиковой дамы»! – построены, у поэта, и СЕМЬ упоминаний, им, появления, в его «Сказки о царе Салтане», 33- богатырей. Смотрите: ПЕРВУЮ ЧАСТЬ статьи «Сказка о царе Салтане», ПРИЛОЖЕНИЕ № 2. Более подробно только что обозначенный вопрос будет рассмотрен, мною, значительно позже.               
                Чуть не забыл, я, и СКАЗКУ, находящуюся в пушкинской повести «Капитанская дочка», о вороне и об орле. А она, через пушкинский текст КОНЦОВКИ 11-ой главы повести «Капитанская дочка», такова: «Однажды орёл спрашивал у ворона: скажи, ворон-птица, отчего живешь ты на белом свете ТРИСТА ЛЕТ, а я всего-навсе ТРИДЦАТЬ ТРИ ГОДА?».
                Пояснение В.Б. – И ворон не живет - ТРИСТА ЛЕТ, да и орёл не доживает до ТРИДЦАТИ ТРЕХ ЛЕТ! А дело, здесь, не столько в пугачевской «Сказки», сколько в прямом указе А.С. Пушкина, что второй его портфель из тайных произведений, - к которому поэт относит и повесть «Капитанская дочка», законченную поэтом 19-го октября 1836 года! - приурочен, им, к 1833 году. Продолжение же пугачевской Сказки четко указывает на примененную поэтом, в Сказке Емельяна Пугачева, гиперболу или преувеличение! Триста лет в девять, с небольшим математическим «хвостиком», раз больше жизни орла, равной тридцати трём годам по Сказке Емельяна Пугачева.
                Вот окончание КАЛМЫЦКОЙ сказки именно с выделением, в ней, только что указанного преувеличения: «Ворон стал клевать да похваливать. Орел клюнул раз, клюнул другой, махнул крылом и сказал ворону: нет, брат ворон; чем триста лет питаться падалью, лучше раз напиться живой крови, а там, что бог даст»!
                После исследования пугачевской сказки, приведу вам и такой факт: 30-ть  витязей, как и богатыри, - количество которых 33, - основаны, Пушкиным-историком, на исторической реальности. Этот факт я впервые выделил в статье «Сказка о рыбаке и рыбке. Новая редакция» (смотрите её на моей авторской странице). Поэтому и дам своё открытие через следующий отрывок из только что названной статьи.
                А он таков: <<И, коротко, о числе «33», ярко фигурирующем через пушкинский КАЛЕНДАРЬ, как вы уже знаете по моим статьям и книгам, и в «Пиковой даме». Оно (то есть число 33) здесь у поэта, в общем-то, не вписывается  в 34-х летнее правление Екатерины-самозванки. Ибо органично вписывается в то обстоятельство, что Екатерина II захватила власть в России именно тогда, когда её «стукнуло» - 33 года! Математический факт, тому: 1729 + 33 = 1762 год (год екатерининского переворота!), где 1729 – год рождения Екатерины II.
                Чрезвычайно важно, здесь, и то обстоятельство, что оно имеет отношение - и к 33-м богатырям. Имеет отношение к 33-м богатырям пушкинской «Сказки о царе Салтане». Другими словами, поэт  ввёл, в «Сказку о царе Салтане», 33-х богатырей  и для того, чтобы создать потом, то есть уже в 1833 году, «Сказку о рыбаке и рыбке». И… «Пиковую даму»!>>. А в 1834 году поэт создал – СКАЗКУ О ЗОЛОТОМ ПЕТУШКЕ. Особо отмечу, что только что названные две СКАЗКИ Пушкин опубликует - в 1835 году.
                Здесь вольно или невольно, но приходишь к расширенному выводу. Чем чуть раньше (смотрите выше), но тоже объективному, специально замечу, выводу. А он, то есть расширенный вывод, у меня таков: практически все тайные произведения Пушкина, в том числе и его «История Пугачева», оригинальны и, разумеется, уникальны.
                Остается только отметить, что в предлагаемой статье СКАЗКА О ЦАРЕ САЛТАНЕ я с особенностями многих тайных пушкинских произведений даже не войду в контакт. Почему? Да потому, что задачи предлагаемой статьи СКАЗКА О ЦАРЕ САЛТАНЕ - совершенно другие.
                Закончить же ВСТУПЛЕНИЕ к предлагаемой статье я намереваюсь следующим образом. Буквально на днях я проанализировал - ЧЕТЫРЕ  пушкинские криптограммы. Другими словами, зафиксировал их (только что обозначенных криптограмм) количество появления - в пушкинском тексте «Сказки о рыбаке и рыбке».  Они изложены мною в ПРИЛОЖЕНИИ к пушкинской СКАЗКЕ О РЫБАКЕ И РЫБКЕ. И вот что у меня получилось, с помощью простейшей арифметики, в итоге сложения только что указанного количества обозначенных выше пушкинских криптограмм: 2 + 3 = 5.  5 + 15 = 20.  20 + 27 = 47. Только обязательно прочитайте само ПРИЛОЖЕНИЕ к пушкинской СКАЗКЕ О РЫБАКЕ И РЫБКЕ. Иначе – ничего не поймете!
                Всё-таки дам краткое пояснение по только что изложенным пушкинским криптограммам, так как только единицы читателей следуют указаниям автора! А моё пояснение таково (смотрите моё краткое пояснение по следующей ссылке: http://www.proza.ru/2013/04/20/730). Пушкин выделил ТРИДЦАТЬ ЛЕТ и ТРИ ГОДА – это первая пушкинская криптограмма – два раза.  Злобный же характер Екатерины «Великой», или же СВАРЛИВОЙ БАБЫ, поэт выделил нам в «сказке» - три раза (Вторая пушкинская криптограмма). Тогда при сложении получается: 2 + 3 = 5.
                На ВТОРОМ МЕСТЕ у Пушкина «золотая рыбка», выделенная поэтом, - через повторы, специально существующие у Пушкина  в сказке! - в тексте «сказки» - 15-ть раз (Третья пушкинская криптограмм). В итоге же сложении получается: 5 + 15 = 20.
                ПЕРВОЕ же МЕСТО занимает у Пушкина, - как и должно! - СТАРУХА. Она появляется у поэта в «сказке», через специальный повторы, 27 раз (Четвертая пушкинская криптограмм). В итоге же сложении получается: 20 + 27 = 47. Всё  о только что названных криптограмм поэта вы сможете прочитать по только что указанной ссылке: http://www.proza.ru/2013/04/20/730.
                А 47 (тысяч, если вспомнить пушкинский текст ШЕСТОЙ ГЛАВЫ «Пиковой дамы»), дорогие мои друзья, не что иное, как наследственная сумма Германна-Павла I, с которой он и пытался обыграть БОГАТЫХ игроков во главе со «славным Чекалинским»! Другими словами, здесь стремительно раскрывается, перед нами, огромный исторический пласт «Пиковой дамы». Более подробно о названном пласте вы можете прочитать в статье «5. Пушкинские карты» по следующей ссылке: http://www.proza.ru/2010/04/30/1368 .
                Или, - что лучше! - по статье «Раскрыты тайны тройки, семёрки и туза. Конец». Ссылка: http://www.proza.ru/2013/06/20/1245 . Сама же ПЕРВАЯ статья называется у меня, повторюсь: «5. Пушкинские карты» (смотрите её по ссылке: http://www.proza.ru/2010/04/30/1368 .). В названной статье есть и ПОДПУНКТ «Тройка, семерка, туз». Поэтому можете ДОЧИТАТЬ названную статью, с только что названного  подпункта, до КОНЦА.
                А в только что обозначенном подпункте есть и ПОДТВЕРЖДЕНИЕ, главная смысловая суть которого выглядит у меня, в только что указанной статье, так: «Прибавьте, теперь, к 1754 году, году рождения Павла I, только что выделенную, выше, наследственную сумму 47 (Тысячи, здесь, разумеется, не причем!). Тогда, перед вами, и засияет, - вдруг! - именно год александровского переворота. Вот математическое подтверждение этому, да и сам -  математический факт: 1754 + 47 = 1801 год. И там, то есть в статье «5. Пушкинские карты»,  тоже есть материал, над которым стоит задуматься - будущим профессиональным пушкинистам.
                Я же перейду к ОСНОВЕ моего исследования в предлагаемой статье. Другими словами, дам вам в Приложении № 1 сам текст пушкинской «Сказки о царе Салтане…», а в Приложении № 2 зафиксирую вам, по самому тексту пушкинской «Сказки о царе Салтане…», СЕМЬ упоминаний о 33-х богатырях. Ибо и этот факт будет иметь, у меня, продолжение.
                ПЕРВАЯ ЧАСТЬ
                Приложение № 1
                РВБ: А.С.Пушкин. Собрание сочинений в 10 томах.
                Версия 2.2 от 30 января 2002 г.

                СКАЗКА О ЦАРЕ САЛТАНЕ,
                О СЫНЕ ЕГО СЛАВНОМ И МОГУЧЕМ БОГАТЫРЕ
                КНЯЗЕ ГВИДОНЕ САЛТАНОВИЧЕ
                И О ПРЕКРАСНОЙ ЦАРЕВНЕ ЛЕБЕДИ
               

          ПЕРВАЯ СТРОФА
          Три девицы под окном
Пряли поздно вечерком.
«Кабы я была царица, —
Говорит одна девица, —
То на весь крещеный мир
Приготовила б я пир».
«Кабы я была царица, —
Говорит ее сестрица, —
То на весь бы мир одна
Наткала я полотна».
«Кабы я была царица, —
Третья молвила сестрица, —
Я б для батюшки-царя
Родила богатыря».
          ВТОРАЯ СТРОФА
          Только вымолвить успела,
Дверь тихонько заскрыпела,
И в светлицу входит царь,
Стороны той государь.
Во всё время разговора
Он стоял позадь забора;
Речь последней по всему
Полюбилася ему.
«Здравствуй, красная девица, —
Говорит он, — будь царица
И роди богатыря
Мне к исходу сентября.
Вы ж, голубушки-сестрицы,
Выбирайтесь из светлицы,
Поезжайте вслед за мной,
Вслед за мной и за сестрой:
Будь одна из вас ткачиха,
А другая повариха».
          ТРЕТЬЯ СТРОФА
          В сени вышел царь-отец.
Все пустились во дворец.
Царь недолго собирался:
В тот же вечер обвенчался.
Царь Салтан за пир честной
Сел с царицей молодой;
А потом честные гости
На кровать слоновой кости
Положили молодых
И оставили одних.
В кухне злится повариха,
Плачет у станка ткачиха,
И завидуют оне
Государевой жене.
А царица молодая,
Дела вдаль не отлагая,
С первой ночи понесла.
          IV СТРОФА
          В те поры война была.
Царь Салтан, с женой простяся,
На добра-коня садяся,
Ей наказывал себя
Поберечь, его любя.
Между тем, как он далёко
Бьется долго и жестоко,
Наступает срок родин;
Сына бог им дал в аршин,
И царица над ребенком
Как орлица над орленком;
Шлет с письмом она гонца,
Чтоб обрадовать отца.
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой,
Извести ее хотят,
Перенять гонца велят;
Сами шлют гонца другого
Вот с чем от слова до слова:
«Родила царица в ночь
Не то сына, не то дочь;
Не мышонка, не лягушку,
А неведому зверюшку».
          ПЯТАЯ СТРОФА
          Как услышал царь-отец,
Что донес ему гонец,
В гневе начал он чудесить
И гонца хотел повесить;
Но, смягчившись на сей раз,
Дал гонцу такой приказ:
«Ждать царева возвращенья
Для законного решенья».
          VI СТРОФА
          Едет с грамотой гонец,
И приехал наконец.
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой,
Обобрать его велят;
Допьяна гонца поят
И в суму его пустую
Суют грамоту другую —
И привез гонец хмельной
В тот же день приказ такой:
«Царь велит своим боярам,
Времени не тратя даром,
И царицу и приплод
Тайно бросить в бездну вод».
Делать нечего: бояре,
Потужив о государе
И царице молодой,
В спальню к ней пришли толпой.
Объявили царску волю —
Ей и сыну злую долю,
Прочитали вслух указ,
И царицу в тот же час
В бочку с сыном посадили,
Засмолили, покатили
И пустили в Окиян —
Так велел-де царь Салтан.   
          СЕДЬМАЯ СТРОФА
          В синем небе звезды блещут,
В синем море волны хлещут;
Туча по небу идет,
Бочка по морю плывет.
Словно горькая вдовица,
Плачет, бьется в ней царица;
И растет ребенок там
Не по дням, а по часам.
День прошел, царица вопит...
А дитя волну торопит:
«Ты, волна моя, волна!
Ты гульлива и вольна;
Плещешь ты, куда захочешь,
Ты морские камни точишь,
Топишь берег ты земли,
Подымаешь корабли —
Не губи ты нашу душу:
Выплесни ты нас на сушу!»
И послушалась волна:
Тут же на берег она
Бочку вынесла легонько
И отхлынула тихонько.
Мать с младенцем спасена;
Землю чувствует она.
Но из бочки кто их вынет?
Бог неужто их покинет?
Сын на ножки поднялся,
В дно головкой уперся,
Понатужился немножко:
«Как бы здесь на двор окошко
Нам проделать?» — молвил он,
Вышиб дно и вышел вон.
          VIII СТРОФА
          Мать и сын теперь на воле;
Видят холм в широком поле,
Море синее кругом,
ДУБ ЗЕЛЕНЫЙ НАД ХОЛМОМ.
Сын подумал: добрый ужин
Был бы нам, однако, нужен.
Ломит он у дуба сук
И в тугой сгибает лук,
Со креста снурок шелковый
Натянул на лук дубовый,
Тонку тросточку сломил,
Стрелкой легкой завострил
И пошел на край долины
У моря искать дичины.
          ДЕВЯТАЯ СТРОФА
          К морю лишь подходит он,
Вот и слышит будто стон...
Видно на море не тихо;
Смотрит — видит дело лихо:
Бьется лебедь средь зыбей,
Коршун носится над ней;
Та бедняжка так и плещет,
Воду вкруг мутит и хлещет...
Тот уж когти распустил,
Клёв кровавый навострил...
Но как раз стрела запела,
В шею коршуна задела —
Коршун в море кровь пролил,
Лук царевич опустил;
Смотрит: коршун в море тонет
И не птичьим криком стонет,
Лебедь около плывет,
Злого коршуна клюет,
Гибель близкую торопит,
Бьет крылом и в море топит —
И царевичу потом
Молвит русским языком:
«Ты, царевич, мой спаситель,
Мой могучий избавитель,
Не тужи, что за меня
Есть не будешь ты три дня,
Что стрела пропала в море;
Это горе — всё не горе.
Отплачу тебе добром,
Сослужу тебе потом:
Ты не лебедь ведь избавил,
Девицу в живых оставил;
Ты не коршуна убил,
Чародея подстрелил.
Ввек тебя я не забуду:
Ты найдешь меня повсюду,
А теперь ты воротись,
Не горюй и спать ложись».
          ДЕСЯТАЯ СТРОФА
          Улетела лебедь-птица,
А царевич и царица,
Целый день проведши так,
Лечь решились на тощак.
Вот открыл царевич очи;
Отрясая грезы ночи
И дивясь, перед собой
Видит город он большой,
Стены с частыми зубцами,
И за белыми стенами
Блещут маковки церквей
И святых монастырей.
Он скорей царицу будит;
Та как ахнет!.. «То ли будет? —
Говорит он, — вижу я:
Лебедь тешится моя».
Мать и сын идут ко граду.
Лишь ступили за ограду,
Оглушительный трезвон
Поднялся со всех сторон:
К ним народ навстречу валит,
Хор церковный бога хвалит;
В колымагах золотых
Пышный двор встречает их;
Все их громко величают
И царевича венчают
Княжей шапкой, и главой
Возглашают над собой;
И среди своей столицы,
С разрешения царицы,
В тот же день стал княжить он
И нарекся: князь Гвидон.
          XI СТРОФА
          Ветер на море гуляет
И кораблик подгоняет;
Он бежит себе в волнах
На раздутых парусах.
Корабельщики дивятся,
На кораблике толпятся,
На знакомом острову
Чудо видят наяву:
Город новый златоглавый,
Пристань с крепкою заставой;
Пушки с пристани палят,
Кораблю пристать велят.
Пристают к заставе гости;
Князь Гвидон зовет их в гости,
Их он кормит и поит
И ответ держать велит:
«Чем вы, гости, торг ведете
И куда теперь плывете?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет,
Торговали соболями,
Чернобурыми лисами;
А теперь нам вышел срок,
Едем прямо на восток,
Мимо острова Буяна,
В царство славного Салтана...»
Князь им вымолвил тогда:
«Добрый путь вам, господа,
По морю по Окияну
К славному царю Салтану;
От меня ему поклон».
Гости в путь, а князь Гвидон
С берега душой печальной
Провожает бег их дальный;
Глядь — поверх текучих вод
Лебедь белая плывет.
«Здравствуй, князь ты мой прекрасный!
Что ты тих, как день ненастный?
Опечалился чему?» —
Говорит она ему.
Князь печально отвечает:
«Грусть-тоска меня съедает,
Одолела молодца:
Видеть я б хотел отца».
Лебедь князю: «Вот в чем горе!
Ну, послушай: хочешь в море
Полететь за кораблем?
Будь же, князь, ты комаром».
И крылами замахала,
Воду с шумом расплескала
И обрызгала его
С головы до ног всего.
Тут он в точку уменьшился,
Комаром оборотился,
Полетел и запищал,
Судно на море догнал,
Потихоньку опустился
На корабль — и в щель забился.
          ДВЕНАДЦАТАЯ СТРОФА
          Ветер весело шумит,
Судно весело бежит
Мимо острова Буяна,
К царству славного Салтана,
И желанная страна
Вот уж издали видна.
Вот на берег вышли гости;
Царь Салтан зовет их в гости,
И за ними во дворец
Полетел наш удалец.
Видит: весь сияя в злате,
Царь Салтан сидит в палате
На престоле и в венце
С грустной думой на лице;
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой,
Около царя сидят
И в глаза ему глядят.
Царь Салтан гостей сажает
За свой стол и вопрошает:
«Ой вы, гости-господа,
Долго ль ездили? куда?
Ладно ль за морем, иль худо?
И какое в свете чудо?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет;
За морем житье не худо,
В свете ж вот какое чудо:
В море остров был крутой,
Не привальный, не жилой;
Он лежал пустой равниной;
Рос на нем дубок единый;
А теперь стоит на нем
Новый город со дворцом,
С златоглавыми церквами,
С теремами и садами,
А сидит в нем князь Гвидон;
Он прислал тебе поклон».
Царь Салтан дивится чуду;
Молвит он: «Коль жив я буду,
Чудный остров навещу,
У Гвидона погощу».
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой,
Не хотят его пустить
Чудный остров навестить.
«Уж диковинка, ну право, —
Подмигнув другим лукаво,
Повариха говорит, —
Город у моря стоит!
Знайте, вот что не безделка:
Ель в лесу, под елью белка,
Белка песенки поет
И орешки всё грызет,
А орешки не простые,
Всё скорлупки золотые,
Ядра — чистый изумруд;
Вот что чудом-то зовут».
Чуду царь Салтан дивится,
А комар-то злится, злится —
И впился комар как раз
Тетке прямо в правый глаз.
Повариха побледнела,
Обмерла и окривела.
Слуги, сватья и сестра
С криком ловят комара.
«Распроклятая ты мошка!
Мы тебя!..» А он в окошко,
Да спокойно в свой удел
Через море полетел.
          XIII СТРОФА
          Снова князь у моря ходит,
С синя моря глаз не сводит;
Глядь — поверх текучих вод
Лебедь белая плывет.
«Здравствуй, князь ты мой прекрасный!
Что ж ты тих, как день ненастный?
Опечалился чему?« —
Говорит она ему.
Князь Гвидон ей отвечает:
«Грусть-тоска меня съедает;
Чудо чудное завесть
Мне б хотелось. Где-то есть
Ель в лесу, под елью белка;
Диво, право, не безделка —
Белка песенки поет,
Да орешки всё грызет,
А орешки не простые,
Всё скорлупки золотые,
Ядра — чистый изумруд;
Но, быть может, люди врут».
Князю лебедь отвечает:
«Свет о белке правду бает;
Это чудо знаю я;
Полно, князь, душа моя,
Не печалься; рада службу
Оказать тебе я в дружбу».
С ободренною душой
Князь пошел себе домой;
Лишь ступил на двор широкий —
Что ж? под елкою высокой,
Видит, белочка при всех
Золотой грызет орех,
Изумрудец вынимает,
А скорлупку собирает,
Кучки равные кладет
И с присвисточкой поет
При честном при всем народе:
Во саду ли, в огороде.
Изумился князь Гвидон.
«Ну, спасибо, — молвил он, —
Ай да лебедь — дай ей боже,
Что и мне, веселье то же».
Князь для белочки потом
Выстроил хрустальный дом,
Караул к нему приставил
И притом дьяка заставил
Строгий счет орехам весть.
Князю прибыль, белке честь.
          ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ СТРОФА
          Ветер по морю гуляет
И кораблик подгоняет;
Он бежит себе в волнах
На поднятых парусах
Мимо острова крутого,
Мимо города большого:
Пушки с пристани палят,
Кораблю пристать велят.
Пристают к заставе гости;
Князь Гвидон зовет их в гости,
Их и кормит и поит
И ответ держать велит:
«Чем вы, гости, торг ведете
И куда теперь плывете?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет,
Торговали мы конями,
Всё донскими жеребцами,
А теперь нам вышел срок —
И лежит нам путь далек:
Мимо острова Буяна,
В царство славного Салтана...»
Говорит им князь тогда:
«Добрый путь вам, господа,
По морю по Окияну
К славному царю Салтану;
Да скажите: князь Гвидон
Шлет царю-де свой поклон».
          XV СТРОФА
          Гости князю поклонились,
Вышли вон и в путь пустились.
К морю князь — а лебедь там
Уж гуляет по волнам.
Молит князь: душа-де просит,
Так и тянет и уносит...
Вот опять она его
Вмиг обрызгала всего:
В муху князь оборотился,
Полетел и опустился
Между моря и небес
На корабль — и в щель залез.
          ШЕСТНАДЦАТАЯ СТРОФА
          Ветер весело шумит,
Судно весело бежит
Мимо острова Буяна,
В царство славного Салтана —
И желанная страна
Вот уж издали видна;
Вот на берег вышли гости;
Царь Салтан зовет их в гости,
И за ними во дворец
Полетел наш удалец.
Видит: весь сияя в злате,
Царь Салтан сидит в палате
На престоле и в венце,
С грустной думой на лице.
А ткачиха с Бабарихой
Да с кривою поварихой
Около царя сидят,
Злыми жабами глядят.
Царь Салтан гостей сажает
За свой стол и вопрошает:
«Ой вы, гости-господа,
Долго ль ездили? куда?
Ладно ль за морем, иль худо,
И какое в свете чудо?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет;
За морем житье не худо;
В свете ж вот какое чудо:
Остров на море лежит,
Град на острове стоит
С златоглавыми церквами,
С теремами да садами;
Ель растет перед дворцом,
А под ней хрустальный дом;
Белка там живет ручная,
Да затейница какая!
Белка песенки поет,
Да орешки всё грызет,
А орешки не простые,
Всё скорлупки золотые,
Ядра — чистый изумруд;
Слуги белку стерегут,
Служат ей прислугой разной —
И приставлен дьяк приказный
Строгий счет орехам весть;
Отдает ей войско честь;
Из скорлупок льют монету,
Да пускают в ход по свету;
Девки сыплют изумруд
В кладовые, да под спуд;
Все в том острове богаты,
Изоб нет, везде палаты;
А сидит в нем князь Гвидон;
Он прислал тебе поклон».
Царь Салтан дивится чуду.
«Если только жив я буду,
Чудный остров навещу,
У Гвидона погощу».
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой,
Не хотят его пустить
Чудный остров навестить.
Усмехнувшись исподтиха,
Говорит царю ткачиха:
«Что тут дивного? ну, вот!
Белка камушки грызет,
Мечет золото и в груды
Загребает изумруды;
Этим нас не удивишь,
Правду ль, нет ли говоришь.
В свете есть иное диво:
Море вздуется бурливо,
Закипит, подымет вой,
Хлынет на берег пустой,
Разольется в шумном беге,
И очутятся на бреге,
В чешуе, как жар горя,
Тридцать три богатыря,
Все красавцы удалые,
Великаны молодые,
Все равны, как на подбор,
С ними дядька Черномор.
Это диво, так уж диво,
Можно молвить справедливо!»
Гости умные молчат,
Спорить с нею не хотят.
Диву царь Салтан дивится,
А Гвидон-то злится, злится...
Зажужжал он и как раз
Тетке сел на левый глаз,
И ткачиха побледнела:
«Ай!» и тут же окривела;
Все кричат: «Лови, лови,
Да дави ее, дави...
Вот ужо! постой немножко,
Погоди...» А князь в окошко,
Да спокойно в свой удел
Через море прилетел.
          XVII СТРОФА
          Князь у синя моря ходит,
С синя моря глаз не сводит;
Глядь — поверх текучих вод
Лебедь белая плывет.
«Здравствуй, князь ты мой прекрасный!
Что ты тих, как день ненастный?
Опечалился чему?» —
Говорит она ему.
Князь Гвидон ей отвечает:
«Грусть-тоска меня съедает —
Диво б дивное хотел
Перенесть я в мой удел».
«А какое ж это диво?»
— Где-то вздуется бурливо
Окиян, подымет вой,
Хлынет на берег пустой,
Расплеснется в шумном беге,
И очутятся на бреге,
В чешуе, как жар горя,
Тридцать три богатыря,
Все красавцы молодые,
Великаны удалые,
Все равны, как на подбор,
С ними дядька Черномор.
Князю лебедь отвечает:
«Вот что, князь, тебя смущает?
Не тужи, душа моя,
Это чудо знаю я.
Эти витязи морские
Мне ведь братья все родные.
Не печалься же, ступай,
В гости братцев поджидай».
          ВОСЕМНАДЦАТАЯ СТРОФА
          Князь пошел, забывши горе,
Сел на башню, и на море
Стал глядеть он; море вдруг
Всколыхалося вокруг,
Расплескалось в шумном беге
И оставило на бреге
Тридцать три богатыря;
В чешуе, как жар горя,
Идут витязи четами,
И, блистая сединами,
Дядька впереди идет
И ко граду их ведет.
С башни князь Гвидон сбегает,
Дорогих гостей встречает;
Второпях народ бежит;
Дядька князю говорит:
«Лебедь нас к тебе послала
И наказом наказала
Славный город твой хранить
И дозором обходить.
Мы отныне ежеденно
Вместе будем непременно
У высоких стен твоих
Выходить из вод морских,
Так увидимся мы вскоре,
А теперь пора нам в море;
Тяжек воздух нам земли».
Все потом домой ушли.
          XIX СТРОФА
          Ветер по морю гуляет
И кораблик подгоняет;
Он бежит себе в волнах
На поднятых парусах
Мимо острова крутого,
Мимо города большого;
Пушки с пристани палят,
Кораблю пристать велят.
Пристают к заставе гости.
Князь Гвидон зовет их в гости,
Их и кормит и поит
И ответ держать велит:
«Чем вы, гости, торг ведете?
И куда теперь плывете?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет;
Торговали мы булатом,
Чистым серебром и златом,
И теперь нам вышел срок;
А лежит нам путь далек,
Мимо острова Буяна,
В царство славного Салтана».
Говорит им князь тогда:
«Добрый путь вам, господа,
По морю по Окияну
К славному царю Салтану.
Да скажите ж: князь Гвидон
Шлет-де свой царю поклон».
          ДВАДЦАТАЯ СТРОФА
          Гости князю поклонились,
Вышли вон и в путь пустились.
К морю князь, а лебедь там
Уж гуляет по волнам.
Князь опять: душа-де просит...
Так и тянет и уносит...
И опять она его
Вмиг обрызгала всего.
Тут он очень уменьшился,
Шмелем князь оборотился,
Полетел и зажужжал;
Судно на море догнал,
Потихоньку опустился
На корму — и в щель забился.
          XXI СТРОФА
          Ветер весело шумит,
Судно весело бежит
Мимо острова Буяна,
В царство славного Салтана,
И желанная страна
Вот уж издали видна.
Вот на берег вышли гости.
Царь Салтан зовет их в гости,
И за ними во дворец
Полетел наш удалец.
Видит, весь сияя в злате,
Царь Салтан сидит в палате
На престоле и в венце,
С грустной думой на лице.
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой,
Около царя сидят —
Четырьмя все три глядят.
Царь Салтан гостей сажает
За свой стол и вопрошает:
«Ой вы, гости-господа,
Долго ль ездили? куда?
Ладно ль за морем иль худо?
И какое в свете чудо?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет;
За морем житье не худо;
В свете ж вот какое чудо:
Остров на море лежит,
Град на острове стоит,
Каждый день идет там диво:
Море вздуется бурливо,
Закипит, подымет вой,
Хлынет на берег пустой,
Расплеснется в скором беге —
И останутся на бреге
Тридцать три богатыря,
В чешуе златой горя,
Все красавцы молодые,
Великаны удалые,
Все равны, как на подбор;
Старый дядька Черномор
С ними из моря выходит
И попарно их выводит,
Чтобы остров тот хранить
И дозором обходить —
И той стражи нет надежней,
Ни храбрее, ни прилежней.
А сидит там князь Гвидон;
Он прислал тебе поклон».
Царь Салтан дивится чуду.
«Коли жив я только буду,
Чудный остров навещу
И у князя погощу».
Повариха и ткачиха
Ни гугу — но Бабариха
Усмехнувшись говорит:
«Кто нас этим удивит?
Люди из моря выходят
И себе дозором бродят!
Правду ль бают, или лгут,
Дива я не вижу тут.
В свете есть такие ль дива?
Вот идет молва правдива:
За морем царевна есть,
Что не можно глаз отвесть:
Днем свет божий затмевает,
Ночью землю освещает,
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит.
А сама-то величава,
Выплывает, будто пава;
А как речь-то говорит,
Словно реченька журчит.
Молвить можно справедливо,
Это диво, так уж диво».
Гости умные молчат:
Спорить с бабой не хотят.
Чуду царь Салтан дивится —
А царевич хоть и злится,
Но жалеет он очей
Старой бабушки своей:
Он над ней жужжит, кружится —
Прямо на нос к ней садится,
Нос ужалил богатырь:
На носу вскочил волдырь.
И опять пошла тревога:
«Помогите, ради бога!
Караул! лови, лови,
Да дави его, дави...
Вот ужо! пожди немножко,
Погоди!..» А шмель в окошко,
Да спокойно в свой удел
Через море полетел.
          ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ СТРОФА
          Князь у синя моря ходит,
С синя моря глаз не сводит;
Глядь — поверх текучих вод
Лебедь белая плывет.
«Здравствуй, князь ты мой прекрасный!
Что ж ты тих, как день ненастный?
Опечалился чему?» —
Говорит она ему.
Князь Гвидон ей отвечает:
«Грусть-тоска меня съедает:
Люди женятся; гляжу,
Неженат лишь я хожу».
 — А кого же на примете
Ты имеешь? — «Да на свете,
Говорят, царевна есть,
Что не можно глаз отвесть.
Днем свет божий затмевает,
Ночью землю освещает —
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит.
А сама-то величава,
Выступает, будто пава;
Сладку речь-то говорит,
Будто реченька журчит.
Только, полно, правда ль это?»
Князь со страхом ждет ответа.
Лебедь белая молчит
И, подумав, говорит:
«Да! такая есть девица.
Но жена не рукавица:
С белой ручки не стряхнешь,
Да за пояс не заткнешь.
Услужу тебе советом —
Слушай: обо всем об этом
Пораздумай ты путем,
Не раскаяться б потом».
Князь пред нею стал божиться,
Что пора ему жениться,
Что об этом обо всем
Передумал он путем;
Что готов душою страстной
За царевною прекрасной
Он пешком идти отсель
Хоть за тридевять земель.
Лебедь тут, вздохнув глубоко,
Молвила: «Зачем далёко?
Знай, близка судьба твоя,
Ведь царевна эта — я».
Тут она, взмахнув крылами,
Полетела над волнами
И на берег с высоты
Опустилася в кусты,
Встрепенулась, отряхнулась
И царевной обернулась:
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит;
А сама-то величава,
Выступает, будто пава;
А как речь-то говорит,
Словно реченька журчит.
Князь царевну обнимает,
К белой груди прижимает
И ведет ее скорей
К милой матушки своей.
Князь ей в ноги, умоляя:
«Государыня-родная!
Выбрал я жену себе,
Дочь послушную тебе,
Просим оба разрешенья,
Твоего благословенья:
Ты детей благослови
Жить в совете и любви».
Над главою их покорной
Мать с иконой чудотворной
Слезы льет и говорит:
«Бог вас, дети, наградит».
Князь не долго собирался,
На царевне обвенчался;
Стали жить да поживать,
Да приплода поджидать.
          XXIII СТРОФА
          Ветер по морю гуляет
И кораблик подгоняет;
Он бежит себе в волнах
На раздутых парусах
Мимо острова крутого,
Мимо города большого;
Пушки с пристани палят,
Кораблю пристать велят.
Пристают к заставе гости.
Князь Гвидон зовет их в гости,
Он их кормит и поит
И ответ держать велит:
«Чем вы, гости, торг ведете
И куда теперь плывете?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет,
Торговали мы недаром
Неуказанным товаром;
А лежит нам путь далек:
Восвояси на восток,
Мимо острова Буяна,
В царство славного Салтана».
Князь им вымолвил тогда:
«Добрый путь вам, господа,
По морю по Окияну
К славному дарю Салтану;
Да напомните ему,
Государю своему:
К нам он в гости обещался,
А доселе не собрался —
Шлю ему я свой поклон».
Гости в путь, а князь Гвидон
Дома на сей раз остался
И с женою не расстался.
          ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ СТРОФА
          Ветер весело шумит,
Судно весело бежит
Мимо острова Буяна
К царству славного Салтана,
И знакомая страна
Вот уж издали видна.
Вот на берег вышли гости.
Царь Салтан зовет их в гости.
Гости видят: во дворце
Царь сидит в своем венце,
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой,
Около царя сидят,
Четырьмя все три глядят.
Царь Салтан гостей сажает
За свой стол и вопрошает:
«Ой вы, гости-господа,
Долго ль ездили? куда?
Ладно ль за морем, иль худо?
И какое в свете чудо?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет;
За морем житье не худо,
В свете ж вот какое чудо:
Остров на море лежит,
Град на острове стоит,
С златоглавыми церквами,
С теремами и садами;
Ель растет перед дворцом,
А под ней хрустальный дом;
Белка в нем живет ручная,
Да чудесница какая!
Белка песенки поет
Да орешки всё грызет;
А орешки не простые,
Скорлупы-то золотые,
Ядра — чистый изумруд;
Белку холят, берегут.
Там еще другое диво:
Море вздуется бурливо,
Закипит, подымет вой,
Хлынет на берег пустой,
Расплеснется в скором беге,
И очутятся на бреге,
В чешуе, как жар горя,
Тридцать три богатыря,
Все красавцы удалые,
Великаны молодые,
Все равны, как на подбор —
С ними дядька Черномор.
И той стражи нет надежней,
Ни храбрее, ни прилежней.
А у князя женка есть,
Что не можно глаз отвесть:
Днем свет божий затмевает,
Ночью землю освещает;
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит.
Князь Гвидон тот город правит,
Всяк его усердно славит;
Он прислал тебе поклон,
Да тебе пеняет он:
К нам-де в гости обещался,
А доселе не собрался».
          ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ СТРОФА
          Тут уж царь не утерпел,
Снарядить он флот велел.
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой,
Не хотят царя пустить
Чудный остров навестить.
Но Салтан им не внимает
И как раз их унимает:
«Что я? царь или дитя? —
Говорит он не шутя: —
Нынче ж еду!» — Тут он топнул,
Вышел вон и дверью хлопнул.
          XXVI СТРОФА
          Под окном Гвидон сидит,
Молча на море глядит:
Не шумит оно, не хлещет,
Лишь едва, едва трепещет,
И в лазоревой дали
Показались корабли:
По равнинам Окияна
Едет флот царя Салтана.
Князь Гвидон тогда вскочил,
Громогласно возопил:
«Матушка моя родная!
Ты, княгиня молодая!
Посмотрите вы туда:
Едет батюшка сюда».
Флот уж к острову подходит.
Князь Гвидон трубу наводит:
Царь на палубе стоит
И в трубу на них глядит;
С ним ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой;
Удивляются оне
Незнакомой стороне.
Разом пушки запалили;
В колокольнях зазвонили;
К морю сам идет Гвидон;
Там царя встречает он
С поварихой и ткачихой,
С сватьей бабой Бабарихой;
В город он повел царя,
Ничего не говоря.
          ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ СТРОФА
          Все теперь идут в палаты:
У ворот блистают латы,
И стоят в глазах царя
Тридцать три богатыря,
Все красавцы молодые,
Великаны удалые,
Все равны, как на подбор,
С ними дядька Черномор.
Царь ступил на двор широкой:
Там под елкою высокой
Белка песенку поет,
Золотой орех грызет,
Изумрудец вынимает
И в мешочек опускает;
И засеян двор большой
Золотою скорлупой.
Гости дале — торопливо
Смотрят — что ж? княгиня — диво:
Под косой луна блестит,
А во лбу звезда горит;
А сама-то величава,
Выступает, будто пава,
И свекровь свою ведет.
Царь глядит — и узнает...
В нем взыграло ретивое!
«Что я вижу? что такое?
Как!» — и дух в нем занялся...
Царь слезами залился,
Обнимает он царицу,
И сынка, и молодицу,
И садятся все за стол;
И веселый пир пошел.
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой,
Разбежались по углам;
Их нашли насилу там.
Тут во всем они признались,
Повинились, разрыдались;
Царь для радости такой
Отпустил всех трех домой.
День прошел — царя Салтана
Уложили спать вполпьяна.
Я там был; мед, пиво пил —
И усы лишь обмочил.
             29-го августа 1831 год
КОНЕЦ СКАЗКИ

ПРИЛОЖЕНИЕ № 2
                -1-
Усмехнувшись исподтиха,
Говорит царю ткачиха:
«Что тут дивного? ну, вот!
Белка камушки грызет,
Мечет золото и в груды
Загребает изумруды;
Этим нас не удивишь,
Правду ль, нет ли говоришь.
В свете есть иное диво:
Море вздуется бурливо,
Закипит, подымет вой,
Хлынет на берег пустой,
Разольется в шумном беге,
И очутятся на бреге,
В чешуе, как жар горя,
Тридцать три богатыря,
Все красавцы удалые,
Великаны молодые,
Все равны, как на подбор,
С ними дядька Черномор.
Это диво, так уж диво,
Можно молвить справедливо!»

                -2-
«А какое ж это диво?»
— Где-то вздуется бурливо
Окиян, подымет вой,
Хлынет на берег пустой,
Расплеснется в шумном беге,
И очутятся на бреге,
В чешуе, как жар горя,
Тридцать три богатыря,
Все красавцы молодые,
Великаны удалые,
Все равны, как на подбор,
С ними дядька Черномор.
Князю лебедь отвечает:
«Вот что, князь, тебя смущает?
Не тужи, душа моя,
Это чудо знаю я.
Эти витязи морские
Мне ведь братья все родные.
Не печалься же, ступай,
В гости братцев поджидай».

                -3-
Князь пошел, забывши горе,
Сел на башню, и на море
Стал глядеть он; море вдруг
Всколыхалося вокруг,
Расплескалось в шумном беге
И оставило на бреге
Тридцать три богатыря;
В чешуе, как жар горя,
Идут витязи четами,
И, блистая сединами,
Дядька впереди идет
И ко граду их ведет.
С башни князь Гвидон сбегает,
Дорогих гостей встречает;
Второпях народ бежит;
Дядька князю говорит:
«Лебедь нас к тебе послала
И наказом наказала
Славный город твой хранить
И дозором обходить.
Мы отныне ежеденно
Вместе будем непременно
У высоких стен твоих
Выходить из вод морских,
Так увидимся мы вскоре,
А теперь пора нам в море;
Тяжек воздух нам земли».
Все потом домой ушли.

                -4-
Каждый день идет там диво:
Море вздуется бурливо,
Закипит, подымет вой,
Хлынет на берег пустой,
Расплеснется в скором беге —
И останутся на бреге
Тридцать три богатыря,
В чешуе златой горя,
Все красавцы молодые,
Великаны удалые,
Все равны, как на подбор;
Старый дядька Черномор
С ними из моря выходит
И попарно их выводит,
Чтобы остров тот хранить
И дозором обходить —
И той стражи нет надежней,
Ни храбрее, ни прилежней.
А сидит там князь Гвидон;
Он прислал тебе поклон».

                -5-
Повариха и ткачиха
Ни гугу — но Бабариха
Усмехнувшись говорит:
«Кто нас этим удивит?
Люди из моря выходят
И себе дозором бродят!
Правду ль бают, или лгут,
Дива я не вижу тут.
В свете есть такие ль дива?

                -6-
Там еще другое диво:
Море вздуется бурливо,
Закипит, подымет вой,
Хлынет на берег пустой,
Расплеснется в скором беге,
И очутятся на бреге,
В чешуе, как жар горя,
Тридцать три богатыря,
Все красавцы удалые,
Великаны молодые,
Все равны, как на подбор —
С ними дядька Черномор.
И той стражи нет надежней,
Ни храбрее, ни прилежней.

               -7-
Все теперь идут в палаты:
У ворот блистают латы,
И стоят в глазах царя
Тридцать три богатыря,
Все красавцы молодые,
Великаны удалые,
Все равны, как на подбор,
С ними дядька Черномор.
            Пояснение В.Б.- Через повторы фиксируется, по тексту пушкинской СКАЗКИ О ЦАРЕ САЛТАНЕ, семь упоминаний о 33-х богатырях. Этот факт будет иметь продолжение.
                ВТОРАЯ ЧАСТЬ
                Первый раздел
                Удивительные открытия А.С. Пушкина
                ВСТУПЛЕНИЕ
                Прежде чем дать смысловую суть УДИВИТЕЛЬНЫХ ОТКРЫТИЙ, свершенных А.С. Пушкиным, попытаюсь хотя бы бегло пройтись по биографии Великого поэта, неразрывно связанной с его безграничной любовью к книгам. Особо отмечу, что он свою любовь к книгам даже выделил при последних минутах перед своей кончиной.
                Вот что мы находим в «Записках доктора В.И. Даля», опубликованных П. Щеголевым в его книге «Дуэль и смерть Пушкина», книга первая: «Бодрый дух всё ещё сохранял могущество своё – изредка только полудрёмное забвение на несколько секунд туманило мысли и душу. Тогда умирающий, несколько раз,  подавал мне руку, сжимал её и говорил: «Ну, подымай же меня, пойдем, да выше, выше – ну пойдем!» Опамятовавшись, сказал он мне: «Мне было пригрезилось, что я с тобой лезу вверх по этим книгам и полкам, высоко и голова закружилась»7. Немного погодя он опять, не раскрывая глаз, стал искать мою руку и, потянув ее, сказал: «Ну, пойдем же, пожалуйста, да вместе!» (с. 232).
                А это есть, смею заметить, отражение, в присмертном бредовом состоянии поэта, его повседневной реальности: чуть ли не ежедневный, - и по несколько раз в день! – выход его на книжные полки библиотек: его бабушки в Захарово, в кабинет своего отца, в котором тоже находилось хорошая библиотека. В совсем юный возраст Пушкина входит и русская История. Это его походы с дядькой Никитой Тимофеевичем Козловым на осмотр древнего Кремля, с его рассказами о Смутном Времени в России.  Походы, при которых они поднимались и на колокольню Ивана Великого. Она приняла законченный вид при правлении  Бориса Годунова. 
                При поступлении в Лицей многочисленные его посещения библиотеки Лицея; прочтение многочисленных книг, которые приносили в Лицей его однокурсники. И нашествие в 1812 году наполеоновских войск на Россию. А это  наисильнейшее проявление Истории - как прошедшей яви или состоявшейся реальной действительности.
                В 1818 году поэт, будучи болен, прочитал девять томов «Истории Государства Российского» историка Н.М. Карамзина. Что уже приведёт поэта, не так уж и  в далеком времени, к критическому анализу, им, только что названного труда Н.М. Карамзина. И, пожалуй, то есть если рассматривать этот вопрос в более ШИРОКОМ ФОРМАТЕ, приведёт поэта не только к названному анализу, но уже приведёт и к мысли, главная суть, которой: создать объективную Историю России, принципиально отличную от Истории Карамзина.
                Пушкинисты, - да и я, к сожалению как поддавшийся, на некоторое время, их влиянию! - по настоящее время считают, что замысел по созданию «Бориса Годунова» возник, у поэта, в южной ссылке. А фактально свидетельствует только что выделенному моему утверждению – сама ХРОНОЛОГИЯ создания, поэтом: «Бориса Годунова», «Полтавы» и «Пиковой дамы».
                Поэтому обязательно отмечу, «Бориса Годунова» поэт начал создавать в декабре 1824 года, закончил работу над ним 7-го ноября 1825 года. Поэма «Полтава» написана поэтом в октябре 1828 года. И, при созревании у поэта мысли по повторной попытке опубликовать «Бориса Годунова», создана, по словам самого Пушкина – «в несколько дней». А вышла в свет отдельным изданием - в конце марта 1829 года. Следовательно, и здесь, то есть уже при самом создании и опубликовании «Полтавы», поэт имел в виду не только уже созданного «Бориса Годунова», но и свою будущую повесть, имя которой в окончательном варианте будет – «Пиковая дама».
                Особо же отмечу, что в том же 1828 году поэт создал, как вы знаете по моим современным статьям, три  разрозненных и разновременных, как выделяет пушкинист-текстолог Н.Н. Петрунина в своей статье «Две петербургские повести» Пушкина, черновых фрагментов к «Пиковой даме». Или три отрывка для «Пиковой дамы», которые сейчас находятся - во всех ПСС  А.С. Пушкина.
                Сама же повесть «Пиковая дама» окончательно создана поэтом в октябре-ноябре 1833 года в Болдино (вторая Болдинская осень); опубликована в журнале «Библиотека для чтения» (1834, т. II, кн. 3) в марте 1834 года.
                ВСТАВКА
                Если же продолжить разговор о самой «Пиковой даме», то она начнёт постепенно вызревать, у поэта, даже в сценическом «Борисе Годунове» с его ВЕЩИМ СНОМ у Григория Отрепьева (а это, как ни как, ФАНТАСТИЧЕСКИЙ фрагмент!) и бездонной ремаркой «Народ безмолвствует».
                Более же отчетливо, - и даже ярко! – выразиться в стихотворной поэме «Полтава», в которую поэт уже вложит, в начало второй песни, РЕАЛЬНЫЙ диалог Мазепы с Марией. Диалог, в котором Мазепа добивается от Марии признания в том, что он дороже ей отца: «О, не сердись! Всем всем готова Тебе я жертвовать, поверь; Но страшны мне слова такие. Довольно». И, сразу же после победоносной для Петра Великого полтавской битвы даёт ФАНТАСТИЧЕСКИЙ фрагмент с уже безумной Марией. Отразит тоже в ВЕЩНОМ СНЕ Мазепы (смотрите его в «Полтаве» - самостоятельно).
                Что поэт потом и отразит, через третью и пятую главу своей знаменитой «Пиковой дамы», тоже как РЕАЛЬНЫЙ диалог Германна с графиней Анной Федотовной (концовка третьей главы) и, в концовке пятой главы, как ФАНТАСТИЧЕСКИЙ фрагмент, или эпизод, её прихода к Германну: «Я пришла к тебе ПРОТИВ СВОЕЙ ВОЛИ  <…>, но МНЕ ВЕЛЕНО исполнить твою просьбу».
                - 1 -
                Но и это далеко не всё по вызреванию, у поэта, «Пиковой дамы». В 1819 году поэт создаст НАБРОСОК к незавершенной повести «Наденька», в котором налицо не только молоденькая девушка, но и, уже, карты. Набросок находится в ПСС А.С. Пушкина. Я же, мучительно долго задавая вопросы по системе COOGLE, в конце концов, нашёл только что указанный набросок. Вот как всё это выглядит в моем поиске:
                Вопрос: А.С. Пушкин. Проза. "Наденька"
                Ответ: Полное  собрание сочинений в 10 томах.

                Том пятый, РОМАНЫ ПОВЕСТИ
                Содержание тома:
                <…>. НЕЗАВЕРШЕННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ, ОТРЫВКИ, НАБРОСКИ
              871. Наденька (порядковый номер в пятом томе)
              (Стр. 465)
               Примечание пушкиниста. Отрывок датируется 1819 г. Прототипом героини повести должна была, по-видимому, стать Наденька Форст, о которой Пушкин упоминает в своем стихотворном послании «К Щербинину», 1819.
               Государственное издательство Художественной Литературы. Москва, 1960.
               Пояснение В.Б. – Кто Наденьку, под вечерок, За тайным ужином ласкает… с. 161-162. Избранные сочинения в двух томах. Том первый. М. Художественная литература. 1980 г.
               Текст наброска:
                Несколько молодых людей, по большей части военных, проигрывали свое именье (здесь у авторов, набравших текст, ошибка: необходимо писать – «свои имения») поляку Ясунскому, который держал маленький банк для препровождения времени и важно передергивал, подрезая карты. Тузы, тройки, разорванные короли, загнутые валеты сыпались веером, и облако стираемого мела мешалось с дымом турецкого табаку.
      — Неужто два часа ночи? боже мой, как мы засиделись, — сказал Виктор N молодым своим товарищам. — Не пора ли оставить игру? 
                Все бросили карты, встали из-за стола; всякий, докуривая трубку, стал считать свой или чужой выигрыш; поспорили, согласились и разъехались.
      — Не хочешь ли вместе отужинать, — спросил Виктора ветреный Вельверов, — я познакомлю тебя с очень милой девочкой, ты будешь меня благодарить.
                Оба сели на дрожки и полетели по мертвым улицам Петербурга.
                Моё примечание: Первый абзац наброска, изменённый Пушкиным для достижения целей и задач, решаемых им для своего шедевра, войдёт в начало «Пиковой дамы» (смотрите первую главу «Пиковой дамы» - самостоятельно). Как видите уже и сами, вызревание у Пушкина его объективной Истории России, Истории, в которой главным историческим трудом является его тайная «Пиковая дама», началось, у поэта-историка, задолго до её создания, Пушкиным, и опубликования её в печати. Но и это далеко не всё при разговоре о «Пиковой даме».
                - 2 -
                Продолжу же разговор о ней в следующем направлении. Скорее всего, что ночная беседа ссыльного молодого поэта с Денисом Давыдовым, происшедшая, как вы уже знаете,  в январе 1821 года, дала ход дальнейшему вызреванию или развитию, у Пушкина, его Истории России, уже не в художественной форме, а в чисто историческом плане. Факт-свидетельство тому, создание им, 2-го августа 1822 года, статьи «Заметки по русской истории XVIII века».
                Смысловую суть только что названных заметок можно условно разделить на три части. ПЕРВАЯ из них имеет следующий смысл: «По смерти Петра I движение, переданное сильным человеком, всё ещё продолжалось в огромных составах государства преобразованного». Другими словами, Петр Великий не только спас Россию от порабощения, но и его «ничтожные наследники» (смотрите статью), в общем-то, не уронили Россию.
                ВТОРАЯ часть статьи полностью посвящена, Пушкиным-историком, приходу к власти, через переворот 1762 года с убийством в нём императора Петра III, Ангальт-Цербстской и её царствованию над Россией. Он, в этом разделе своих заметок, уже враждебен к Екатерине II: «Царствование Екатерины II имело новое и сильное влияние на политическое и нравственное состояние России. Возведённая на престол заговором…» (смотрите статью - самостоятельно). Я же дам, вам, всего лишь те строки, с помощью которых «сия хитрая женщина» (выражение А.С. Пушкина в его заметках) стала слыть в Западной Европе не только «Просвещенным монархом», но и, через её НАКАЗ, стала, за счет его растиражирования по Западной Европе, Екатериной Великой. Вот как это выглядит по его заметкам:
                <<Современные иностранные писатели осыпали Екатерину чрезмерными похвалами; очень естественно: они знали её только по переписке с Вольтером <…> Фарса наших депутатов, столь непристойно разыгранная, имела в Европе своё действие; «НАКАЗ» её читали везде и на всех языках. Довольно было, чтобы поставить её наряду с Титами и Траянами;  но, перечитывая сей лицемерный «НАКАЗ», нельзя воздержаться от праведного негодования>>.
                А несколько выше следует, у Пушкина-историка, его прогноз на будущее, который, к большому сожалению, так, пока, и не оправдался (здесь я имею в виду своеобразный конкурс, проведенный на телевидении в 2012 году, при подведении итогов, которого, Екатерина II заняла достаточно высокое место именно как «Великая императрица»). А он, по Пушкину, таков:
                «Униженная Швеция и уничтоженная Польша – вот великие права Екатерины на благодарность русского народа. Но со временем история оценит влияние её царствования на нравы, откроет жестокую деятельность её деспотизма под личиной кротости и терпимости, народ, угнетённый наместниками, казну, расхищенную любовниками, покажет важные ошибки её в политической экономии, ничтожность в законодательстве, отвратительное фиглярство в сношениях с философами её столетия, - и тогда голос обольщённого Вольтера не избавит её славной памяти от проклятия России».
                ТРЕТЬЯ ЖЕ ЧАСТЬ заметок небольшая и относится, одним предложением, к Павлу I, другим же предложением относится к «русским защитникам самовластия». А поэт в только что указанной части враждебен - и к Павлу I. Пушкин враждебен - к деспоту или к императору Павлу I как, особо отмечу, к деспоту. Вот его оценка Павла I: «Царствование Павла доказывает одно: что и в просвещенные времена могут родиться Калигулы». Пояснение В.Б. – Калигула – римский император, убитый, как жесточайший деспот, его гвардией.   
                Остается только логически закончить, развиваемую здесь небольшую статью, второй пушкинской заметкой, заметкой о русских защитниках самовластия. А она, у Пушкина, такова: «Русские защитники самовластия в том несогласны и принимают славную шутку госпожи де Сталь за основание нашей конституции: «Правление в России есть самовластие, ограниченное удавкой».
                И дать вам, в качестве своеобразного итога, примечание пушкиниста С. М. Петрова к пушкинским Заметкам. А оно таково: «Рукопись  датирована 2 августа 1822 года. Политические идеи, сформулированные в заметках, близки взглядам виднейших деятелей декабристского движения. По смелости обличения самодержавия и политической остроте зрения Пушкина предвосхищают обличительные статьи о русском самодержавии Герцена» (с 656. ПСС А.С. Пушкина. Том шестой. Историческая проза. «Художественная литература. Москва. 1950 г.).
                Пояснение В.Б. – Разумеется, предвосхищают. Но открывается, как видите уже и сами, и другая сторона пушкинских заметок. Это ПОСТЕПЕННОЕ создание, Пушкиным, объективной Истории России. Или, что точнее, постепенное созревание, у Пушкина, объективной Истории России. Что, разумеется, гораздо шире обличительных статей А.И. Герцена. Однако уже настала пора продолжить развитие темы, начатой, мною, во ВСТУПЛЕНИИ.
                КОНЕЦ ВСТАВКИ
                Сразу же отмечу, что развиваемая перед вами тема – самая сложная во всей моей исследовательской практике. Лучше всего её необходимо было бы раскрывать – в отдельной статье. Но – время не терпит в связи с ухудшением... Поэтому попытаюсь создать из выше сказанного, - и  далее! – хотя бы наброски к самостоятельной статье. А там – будь то, что будет. 
                Итак, в январе 1821 года ссыльный Пушкин запомнил, в ночной беседе с поэтом-партизаном Денисом Давыдовым в Каменке, ТРИ эпизода из его жизни. Три эпизода, которые он, несколько изменив для своих задач и целей, перенесёт в свою «Пиковую даму». К примеру, ТРЕТИЙ эпизод уже будет содержать у Пушкина, в его «Пиковой даме», не только его «расстрельную рекомендацию», но и, уже, цареубийство. Хороши, - в сравнении, разумеется! - как вы уже знаете по моей статье «Тень гусара в Пиковой даме. Полная», смотрите её по ссылке: http://www.proza.ru/2013/07/11/1393 , и ДВА первых  эпизода.
                Так Давыдовский эпизод с ПИСЬМОМ Пушкин преобразует, в начале третьей главы «Пиковой дамы», в развитие, Германном, любовной интриги против  «бедной воспитанницей», то есть императрицы Елизаветы Алексеевны, с целью его прямого выхода на графиню Анну Федотовну (то есть на самозваную Екатерину вторую!).
                Второй же эпизод у Давыдова, как и у поэта, тоже хорош. У Давыдова» - ЛЕГОНЬКИЙ КАВАЛЕРИЙСКИЙ ПЛАЩ под тусклым масляным ФОНАРЕМ НА ПОЛОСАТОМ заиндевевшем столбе! У Пушкина - Германн стоял в одном СЕРТУКЕ, не чувствуя ни ветра, ни снега! И, далее: «Фонари светились тускло; улицы были пусты». <…> «Он подошел к ФОНАРЮ, взглянул на часы, — было двадцать минут двенадцатого. Он остался под ФОНАРЕМ, устремив глаза на часовую стрелку и выжидая остальные минуты» (третья глава повести).               
                Непосредственно соприкоснется поэт с Историей, то есть с почти полувековой Кавказской войной, поощряемой, как вы уже знаете по моим статьям и книгам, Англией, и при своей поездке с семейством генерала Раевского на Кавказ. Здесь же замечу, что помимо «Кавказского пленника», поэт создаст, потом, большую работу, 1833-34 годов. Это «Путешествие из Москвы в Петербург», в которую тайно вложит часть исчезнувшего, при Екатерине II, архива М.В. Ломоносова, почерпнутого им из рассказов Раевских о М.В. Ломоносове (об этом я уже писал в своих статьях и в книгах.). И, потом, статью, 1836 года, «Александр Радищев».
                Многое из Истории России, полной в то время многочисленными войнами, развязанными всегда хищными западными государствами, почерпнул молодой Пушкин, повторюсь, и при встрече Дениса Давыдова со ссыльным Пушкиным, которая произошла в Каменке, под Киевом, в январе 1821 года. И не только почерпнул, но и ввёл некоторые ЭПИЗОДЫ из жизни Д.В. Давыдова, как вы уже знаете по моей статье «Тень гусара в Пиковой даме. Полная», в свою тайную «Пиковую даму».
                Ввёл, разумеется, уже для своих задач и целей, которые он решал при создании своего шедевра. Можете прочитать её по следующей ссылке:  http://www.proza.ru/2013/07/11/1393. Здесь же отмечу, что таких встреч, в жизни обоих поэтов, было, как выделяет писатель Г.В. Серебряков, более одиннадцати. И что Денис Давыдов сыграл, в становлении Пушкина как историка и политического аналитика, заметную роль.
                И ещё одно, раз уж я упомянул, во ВСТУПЛЕНИИ, о «Борисе Годунове» и о «Полтаве». По «Борису Годунову» выделю только два факта. ПЕРВЫЙ из них имеет следующий смысл. Поэт в пятой сцене практически ИСТОРИЧЕСКОГО произведения, в сцене НОЧЬ. КЕЛЬЯ В ЧУДОВОМ МОНАСТЫРЕ, вводит, в диалог Григория Отрепьева с Пименом, вещий сон (или вводит, особо отмечу, художественный вымысел). Вот, кратко, хотя бы начало и концовка  его: «А мой покой бесовское молчанье Тревожило, и враг меня мутил. Мне снилося, что лестница крутая Меня вела на башню; с высоты <…>  И стыдно мне и страшно становилось – И, падая стремглав, я пробуждался…» (прочитайте монолог будущего Самозванца, перед Пименом, полностью).
                ВТОРОЙ факт. Перед опубликованием «Бориса Годунова» в 1830 году, с датой издания 1831 годом, Пушкин меняет концовку «Да здравствует царь Дмитрий Иванович!» на БЕЗДОННУЮ, как писали, - пишут по настоящее время! - все пушкинисты, ремарку - «Народ безмолвствует». Приписывая ремарке, большей частью, декабристский факт: безмолвие народа при казне Николаем I пятерых декабристов-руководителей.
                Сейчас же мне становится понятным и первое и… второе! Поэт вводит названные факты для того, чтобы в концовке одиннадцатой главы повести «Капитанская дочка» дать трагическую развязку судьбы Самозванца (или свою «расстрельную рекомендацию» по борьбе русского народа против Самозванцев!). Только и всего! Вот как она выглядит в «Капитанской дочке»: «А знаешь, чем он кончил? Его выбросили из окна, зарезали, сожгли,  зарядили его пеплом пушку и выпалили»!   
                И Пушкин-историк не заканчивает, на этом, свои «расстрельные рекомендации»! Вот факты. Другой Самозванец, «злодей Заруцкий», как пишет поэт в своих критических и публицистических статьях {смотрите ПСС, том пятый, (Критика и публицистика), 1950}, был пойман и посажен на кол. Мария Мнишек, метившая в царицы начиная с Григория Отрепьева и кончая Заруцким, закончила жизнь в Коломне в одной из башен коломенской крепости (есть в пушкиниане  версии, что её отравили, утопили, удушили, и прочее.). Не забывайте, при этом, что и Пушкин-Германн не только поднял пистолет на самозваную Екатерину II, но - и умертвил её. Думая, что приведенных фактов уже достаточно, чтобы мифы и легенды больше… не появлялись в пушкиниане.
                Особо отмечу, что подтверждение выше изложенному моему утверждению есть (это, как вы помните из вышеизложенного материала, постепенное создание, Пушкиным, объективной Истории России) и с совершенно другой стороны. Так Пушкин-историк в конце первой главы «Пиковой дамы» даёт мгновенье или ВРЕМЯ кончины Петра Великого, выраженное им, как вы уже знаете по моим современным статьям, через предложение: «Однако пора спать: уже БЕЗ ЧЕТВЕРТИ шесть».
                Для чего поэт вводит мгновение или ВРЕМЯ кончины Петра Великого? Да для того, дорогие мои читатели, чтобы в концовке пятой главы «Пиковой дамы» дать фразу, ИДУЩУЮ от Петра Великого, а именно: «Я пришла к тебе ПРОТИВ СВОЕЙ ВОЛИ <…>, НО МНЕ ВЕЛЕНО исполнить твою просьбу». И для того, чтобы тайно показать через Чекалинского, - за которым скрывается у поэта-историка глава московской масонской ложи И.В. Лопухин! – смыкание Лопухиных, в заговоре против Павла I,  с екатерининскими вельможами. А это – одна из особенностей только что указанного заговора! Специально отмечу, одна из особенностей только что указанного заговора, ещё не выделенная ни у историков, ни, тем более, у пушкинистов.
                Да подтверждается и тем, если уже отойти от масонской темы и вернуться к записи поэта в первой главе «Пиковой даме» МГНОВЕНИЯ кончины Петра Великого, что в этой же, то есть в пятой главе своей знаменитой повести, Германн посмотрел на часы. Вот предложение поэта, указывающее именно на время: «Он взглянул на часы: было БЕЗ ЧЕТВЕРТИ три. Почему велено?
                Да велено Петром Великим потому, что самозваная Екатерина II погубила все реформы ПЕРВОГО императора, с помощью которых Петр I не только за короткий срок преобразовал Россию в сильное государство, но и одержал победу над Карлом XII, сохранив, тем самым, истинную независимость России во второй эпохе её существования. Смотрите мой «Более подробный путеводитель».
                В южной же ссылке происходит знакомство и дружба поэта, как пишут некоторые пушкинисты, с загадочным, для многих из них, подполковником Иваном Петровичем Липранди, имеющим корни со знатными испанскими родами и имеющим хорошую библиотеку. Точнее же здесь, что поэта заинтересовал Иван Петрович Липранди – с многих сторон. В том числе, возможно, и со стороны его, не раз проявляемой, им, жестокости. К примеру, его не так уж и малочисленные дуэли.  Кстати, Пушкин с Иваном Петровичем совершил 13-ти дневную поездку по Бессарабии и, потом, трехдневную поездку в Бендеры, в которых Карл XII отсиживался при своем бегстве из-под Полтавы.
                А сам Липранди, если выражаться на современном языке, суперагент тайного политического сыска. Сыска, созданного Александром I и развитым далее Николаем I, Александром II и т.д. (смотрите статью «УРАЛЬСКИЕ НАХОДКИ», автора Ю. М. Курочкина, по ссылке: http://urbibl.ru/Knigi/kurochkin/ural_nahodki_7.htm.). Эту тему я не буду, к сожалению, рассматривать с целью уменьшения объёма предлагаемой статьи.
                Только выделю, пожалуй, что «Повести покойного Иван Петровича Белкина» созданы Пушкиным в 1830 году в Болдино. Вышли в свет в 1831 году отдельной книжкой под заглавием: «Повести покойного Иван Петровича Белкина, изданные А. П.». И Пушкин характеризует Ивана Петровича, через Сильвио, не только в повести «Выстрел», она написана поэтом 14-го октября 1830 года, но и в предисловии к повести, названного,  поэтом, ОТ ИЗДАТЕЛЯ. Сам же И.П. Липранди позднее составил по Пушкину несколько служебных донесений и воспоминаний (смотрите статью «УРАЛЬСКИЕ НАХОДКИ», автора Ю. М. Курочкина, по ссылке: http://urbibl.ru/Knigi/kurochkin/ural_nahodki_7.htm.).
                Здесь же специально отмечу, что тайно наблюдал за Пушкиным, в южной ссылке, и писатель-доносчик Ф.Ф. Вигель (а его зловещую роль с жизни Пушкина я уже неоднократно отмечал в своих книгах и в статьях).
                Перед вызовом Пушкина к Николаю I на аудиенцию в Москву в 1826 году, за поэтом наблюдал в Михайловском, как известно из пушкинианы, и ещё один суперагент тайного политического сыска, фамилию которого я – запамятовал (попытаюсь дать её, если не забуду, несколько позднее). Однако пора вернуться к основной теме, чтобы и её как-то завершить.
                В Одессе - выход поэта на большую библиотеку графа М.С. Воронцова. Поэт нашел в ней, в качестве факта, копию «Записки Екатерины II» и, через переписчиков, снял с неё копию, оформив её в коричневом кожаном переплете. Пушкинская копия с «Записок Екатерины II»  будет обнаружена, как вы знаете по моим статьям и книгам, только в 1947 году при разборе архива библиотеки Зимнего дворца. Библиотеке, которой, специально отмечу это обстоятельство, часто и пользовался император Николай I.
                Связь Пушкина, после ссылки, с крупнейшими библиофилами той поры: с С.А. Соболевским, А.С. Норовым, Н.Б. Юсуповым, и с другими.
                Несколько лет длившееся снабжение поэта, через Е.М. Хитрово, книгами из Западной Европы, большая часть которых была  запрещена в России. И так далее.
                ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ
                - 1 -
                Уже в двух первых частях предлагаемой статьи есть кое-какие сведения по пушкинской «Сказке о царе Салтане…». Есть сведения по только что названной Сказки и в некоторых моих современных статьях. Но они не собраны,  мною, в единое целое. Поэтому сделаю попытку проанализировать пушкинскую «Сказку» - по самому её тексту. Предлагаю и вам участие в моём анализе через сам текст пушкинской «Сказки о царе Салтане…». Текст пушкинской «Сказки о царе Салтане» выделен у меня, в предлагаемой статье выше,  в Приложении № 1.
                Остается только выделить, что при анализе пушкинской «Сказки о царе Салтане» я попытаюсь привлечь некоторые данные, найденные текстологом  М.К. Азадовским через его большую статью «Источники сказок Пушкина». Только что предложенную статью вы можете посмотреть по следующей ссылке: http://feb-web.ru/feb/pushkin/serial/vr1/vr12134-.htm. И все выводы М.К. Азадовского я, особо отмечу, не подвергаю сомнению. Они, наверное, верны для его времени.
                Только жаль, что названный  текстолог не даёт читателю - полный материал, заключенный в «рабочих» тетрадях поэта по выделяемой, здесь, Сказке. Чтобы только что названное было четко  понятно читателями, текстолог Азадовского не дает в своей статье весь материал по типу, к примеру, текстолога Л. Модзалевского, исследовавшего письма Пушкина. 
                Мой же анализ пушкинской «Сказки о царе Салтане» будет производиться совершенно в другом направлении, да и совершенно в другом пространстве и… поле. В основном связанным, как вы уже знаете по моим статьям и книгам, с «тайным Пушкиным», с его криптограммами, и прочее. Итак, предлагаемый анализ перед вами.
                - 2 -
                Пожалуй, начну его не с названия пушкинской «Сказки о царе Салтане», - которое  по своему  объёму и длине, в общем-то, очень необычное для поэта, любящего краткость! - а с не так уж и сложного вопроса к самим читателям. А вопрос таков: Кто их российских императоров (облегчаю задание!) любил «поздно вечерком», - или даже ночью! – подслушивать разговоры своих подданных? И не только в окресностях своего дворца, но и, даже, в Петербурге. Многие читатели без затруднений ответят на мой вопрос, надеюсь, так: Любил подслушивать разговоры своих подданных император Павел первый.  И они – правы!
                Но в начале своего анализа всё же дам, чтобы соблюсти логику СВОЕГО повествования, как пушкинист М.К. Азадовский в V-ой части своей статьи проявляет себя  именно как текстолог. Вот что он пишет в только что обозначенной части: «У Пушкина мы имеем три записи данного сюжета. Одна относится к 1824 году и находится среди записей, известных под условным названием „Сказок Арины Родионовны“, другая в кишиневской тетради 1822 г. (Лен. б-ка, № 2366) и третья в тетради 1828 г. (Лен. б-ка, № 2391), как прозаическое изложение стихотворного начала».
                Всё здесь верно! Но пушкинист и текстолог М.К. Азадовский чуть ниже подтверждает, - пока ещё, разумеется, в черновом варианте! – что именно император Павел I любил подслушивать разговоры «поздно вечерком», - или даже ночью! – своих подданных! Вот, в качестве факта, подтверждение только что изложенному утверждению, данное нам, собственно, самим Пушкиным: первую строфу пушкинской сказки и прозаическую запись, - ещё, как видите, в черновом варианте 1828 года! -   М.К. Азадовский доносит до нас, в той же V-ой части своей статьи, в таком виде:
        «Запись 1828 г. имеет такой вид:
        [Три  девицы  под  окном]
        Пряли  поздно  вечерком
        Если  б  я  была  царица
        Говорит  одна  девица
        То  на  весь народ  одна
        Наткала  б  я  полотна —
        Если  б  я  была  царица
        Говорит  ее  сес<трица>
        То  сама  на весь бы  мир
        Заготовила  я  пир —
        Если  б  я  была  царица1
        Третья  молвила  девица
        Я  для  батюшки  царя2
        Родила  б  богатыря.

                После этого стихотворного текста следует прозаическая запись: „Только успели они выговорить сии слова, как дверь [светлицы] отворилась — и царь вошел без доклада — царь имел привычку гулять поздно по городу и подслушивать речи своих подданных. Он с приятной улыбкою подошел3 к меньшей сестре, взял ее за руку и сказал: будь же царицею и роди мне царевича;4 потом обратясь к старшей и средней, сказал он: ты будь у меня при дворе5 ткачихой, а ты кухаркою. С этим словом, не дав им образумиться, царь два6 раза свистнул; двор наполнился воинами и царедворцами и, серебряная карета подъехала к самому крыльцу царь сел в неё с новою царицей, а своячен<иц> велел везти во дворец — их посадили в телеги и все поскакали“.
                Как видите уже и сами, по стихотворному тексту и прозаической  записи, сам А.С. Пушкин предлагает ВОПРОС исследователям, нашедшим черновые  записи в его тетрадях. А вопрос, как вы только что узнали выше, не так уж и сложен: за стихотворным текстом и прозаической записью скрывается у поэта, как вы только что узнали выше, император Павел первый. Или любил подслушивать разговоры своих подданных - император Павел первый. Он так и вошел в русскую Историю, особо отмечу это обстоятельство, именно как российский император, любящий подслушивать разговоры своих подданных не только «поздно вечерком», но и, даже, ночью.
                Но и это на самое главное в только что преподнесённом вам материале. Самым главным, - и самым важным! - является в нём тот факт, что разговор в «Сказке о царе Салтане», обратите внимание на это обстоятельство, уже пойдёт не только о правлении Павла I и заговоре против него, в  котором примет активное участие и узурпатор Екатерина вторая, но и о царствовании его сына. Другими словами, разговор пойдет, в пушкинской «Сказке о царе Салтане», и о  царствовании императора Александра I. И это, тоже обратите на это внимание, при самом оптимистическом, - и даже радужном! - окончании пушкинской «Сказки о царе Салтане» (смотрите последнюю, - или 27-ую по моему СЧЕТУ! - строфу пушкинской Сказки - самостоятельно)!
                Только жаль, что пушкинист-текстолог М.К. Азадовский выбрав тему по источниковедению, - которую, особо отмечу это обстоятельство, он хорошо не только раскрыл, но и аргументировано доказал нам её! - совершенно не коснулся, при этом, темы «Тайного наследия А.С. Пушкина». Но что тут поделать, если тема, у названного текстолога, узконаправленная! Поэтому, разобравшись именно с только что изложенным обстоятельством, попытаюсь уже самостоятельно вести разговор о тайном наследии поэта. Но, прежде чем начать его, выделю вам, что сказка – сказкою, но ВТОРАЯ сестрица в черновом варианте стихотворного текста, 1828 года, слишком уж широко, на мой взгляд, размахнулась:
        «Если  б  я  была  царица
        Говорит  ее  сес<трица>
        То  сама  на весь бы  мир
        Заготовила  я  пир — ».
                Однако, ирония – иронией, а вопрос-то, на мой взгляд, достаточно серьезный. И главный смысл его, таков: с только что выделенного четверостишья 1828 года, - с его невероятным, даже для сказки, преувеличением! – Пушкин совершает, в опубликованной записи первой строфы, следующее. Он в опубликованной записи ПЕРВОЙ строфы практически даёт ТАКОЕ ЖЕ преувеличение, - заключенное в  смысле высказывания девушки! - и ВТОРОЙ сестре. Чтобы вы отчетливо увидели это преувеличение, дам вам ВЫСКАЗЫВАНИЯ, - в опубликованной записи первой строфы! -  ДВУХ ПЕРВЫХ сестер. Вот как всё это, - то есть только что раскрытые вам действия поэта по отношению к сестрам! - выглядит в опубликованной записи первой строфы:
          <<Три девицы под окном
          Пряли поздно вечерком.
          «Кабы я была царица, —
          Говорит одна девица, —
          То на весь крещеный МИР
          Приготовила б я пир».
          «Кабы я была царица, —
          Говорит ее сестрица, —
          То на весь бы МИР одна
          Наткала я полотна»>>.

                Как видите уже и сами по первой опубликованной строфе, Пушкин, поменяв первых двух сестер в названной строфе МЕСТАМИ, для уже ПЕРВОЙ, в опубликованной строфе, сестры – несколько сужает, через слово «крещеный, её безмерное преувеличение. Факт: «То на весь КРЕЩЕНЫЙ мир Приготовила б я пир». Но для ВТОРОЙ сестры, в опубликованной  строфе, уже даёт - неограниченное, даже для Сказки, преувеличение. Преувеличение: «То на весь бы мир одна Наткала я полотна».
                Что всё сие означает у Пушкина, - облегчу задание! – историка! А он, - как вы, надеюсь, уже поняли по только что изложенному, выше, материалу! - в «Сказке о царе Салтане»  выступает – именно как историк. Вот именно это надо понять, чтобы правильно ответить на только что поставленный, перед вами, вопрос.
                Продолжение следует