Лето в этом году не хотело признавать, что оно лето, и душило город грозами, как ворот водолазки. Под аккомпанемент дождя хочется чачи, разных талантов, голоса, чтобы петь и сбиваться, пьянея. Но выходит, получается, только чача.
По набережной добрая треть дурацких смеющихся мужиков притворяется почему-то тобой. Ты глянь, даже нос похож. И вот бы сейчас подойти и избить его, какое у него право носить твое лицо, у этого-то ублюдка. Но его нельзя, вон он какой амбал, поэтому хочется всех близких поубивать, почему они меня не спасают, как они улыбаются-то вообще? Как они живут со мной? Со мной, которая злостью дышит и их винит в половине бед? Я же каждые полчаса им хочу рассказать, что никого, кроме них, нет, но и их лучше бы тоже не было, жила бы тогда сомнамбулой, перестала бы может быть. Зачем они издеваются надо мной? Рассказывают мне, мол, встречались недавно, ну, он, конечно же, поплохел.
Еще один, сорок третий, ты. Вино покупаешь в таре.
-Привет, не знаешь, сколько идти до центра?
-Я, простите, вообще ничего не знаю. И Вас я не знаю тоже. Или знаю, но слишком уж ненавижу.
Может, приедешь деньком пораньше?...
Надо как-нибудь поживее, перестать выблевывать что-то типа «Очень хороший вид» и «Я так рада, что все мы здесь». Ну, или делать это с бОльшим энтузиазмом.
Вот развеюсь, я ж еду в горы. И сердце подпрыгивает на серпантине, пока в Москве кто-то прыгает через турникет. А под Истрой кто-то прыгает с парапета.
Может, отъедешь годком попозже?...