1.
«Наливаюсь» один, по-чёрному,
потихоньку, с учётом массы.
Так советуют всем учёные,
а они в этом деле – ассы.
Вообще-то, я пью по праздникам,
по советским, конечно, тоже.
Были раньше все «судьбы – разные»,
все теперь на мою похожи.
Наливаю себе, не чокаясь,
словно сам я давно покойник.
Только знаю – не я здесь чокнутый,
это мир за окном в агонии.
Заходи, будешь третьим, ежели
вы вдвоём в эту щель пройдёте.
Мы для «новых» всех – бесы-нежили
удивляются: «Как? – живёте!?..».
Успокойтесь, мы только призраки,
ну, хотя бы, вот эти трое.
С наклонившейся башней в Пизе мы
близнецы – нас «непьющий» строил.
2.
Раньше жизнь была вся общественной,
а теперь вдруг вся стала «личной»,
и такого любви нашествия
не видал наш асфальт столичный.
Подкатила ко мне начальница –
из-под Киева, замзавсклада –
и давай мне про жизнь печалиться,
что врача ей «женского» надо.
Что она ещё вся не местная,
(а из баб здесь лишь сучка Щёлочь),
у завсклада была невестою,
оказалось, женат он, сволочь.
Я внушил ей лицом доверие,
понесло её в откровенность.
Я узнал про себя, что звери мы,
но моя ей нравится «верность».
Даже здесь, в закутке, «под банкою»,
под надёжной защитой - «Касса»,
не «клевал» на её приманки я,
предпочёл брудершафту мясо.
Я вопросы её записывал
и к жене, мол, дай консультацию,
а она прям в лоб «чёрта лысого» –
весь букет своих экзальтаций.
Враз вещички сгребла и к «маменьке»…
Та за дочь отзвонилась вскоре!
Потянуло опять на маленький
островочек в безлюдном море.
3.
Круг замкнулся. Смотрю без юмора
на дипломы свои о «высшем».
Победила доктрина Трумэна
(или Черчилля? – гроб им с крышкой!).
«Черчиллята» из местных прыгали,
задирали хвосты «черчатьи».
Не стреляли, поверь, по «ригам» мы
из разбитых окон чердачных.
Очень ловко нас кто-то стравливал,
подпоив дармовой сивухой.
Как когда-то, опять на грабли я…
Но «не вечер ещё», Петруха.
Пусть подавятся победители,
отхватив воровского куша.
Бог на небе за нас, Он бдителен -
не отдаст Сатане он души.
Вот и повод – чуть-чуть, для запаха:
разразился повсюду кризис, –
скоро, видно, не станет «запада»,
станет он для «востока» призом.
Были мы между ними буфером,
вековою вагонной сцепкой.
Расцепили вагоны «фюреры»,
просчитались, как видно, крепко.
По чуть-чуть и давай завязывать,
с этим, знаешь, шутить опасно…
Пьянка – очень болезнь заразная,
по последней и точка, баста!
Со «своей» помирился в пятницу,
в понедельник – прощай завсклада...
Ах, как долго суббота тянется,
пережить воскресенье надо.
Вот и цех мой... Прости нас, Господи! –
Пахнет серой, так пахнет погань.
Как больные в забытом хосписе,
два станка у разбитых окон.
Всё распродано, разворовано,
только пара вот этих «ДиПов»*,
в довоенный бетон вмурованных,
победила хвостатых типов.
Что ж, Петруха, довольно пялиться
на развалины Сталинграда.
Нам придётся опять попариться
ради будущего Парада.
Да, конечно, обида страшная –
без войны и вот так всех – «раком».
Со страною со всей у параши я
оказался, а где же драка!?
Мы не зря походили в грузчиках,
потаскали кули, как кули –
эй, вы там, не пора ль в подгузники
завернуть вам брюшки акульи!
Не пора ли вернуть народное,
с кровью нажитое народом.
Есть такое понятье – Родина,
То, чего у вас нет, уроды.
*"ДиП" - "Догнать и Перегнать", марка первого советского станка