По дороге столбовой
Едет кучер удалой.
С бородою и усами…
В прочем, Вы узнали сами,
Этот кучер непростой
В скудны пряди завитой,
Старше сорока годков,
Родом из самих Задков.
Он по части разъездной
Спец довольно пребольшой,
По шестиразрядной сетке
У него разряд – восьмой!
«Эй! Паскудные людишки!
Все проделки и делишки,
Четко вижу с высоты.
Жаль мне Вашей темноты!
Вы – толпа! Я – Ваш герой!
Гениален облик мой!»
Так с козлиной высоты
От куриной слепоты,
Рассуждает наш герой
Поправляя геморрой.
Как-то сверху слышит он
Колокольчиков трезвон;
Три коллеги стали в ряд,
Что-то хитрое творят.
«Самогонку пьют, иль водку?
Промочить и мне бы глотку.
Да вот денег очень жаль
Дома дети, проча шваль.
А коли нальют нашару
Я спою им под гитару».
Точно так оно и вышло:
В столбик, уперевши дышло,
Кучер песней режет души,
Кони опустили уши.
Скрип телеги им приятней.
Мусор мыслей непонятных,
Винегрет дурацких слов,
Хуже сточенных подков.
Наконец-то снова в путь.
Хоть попался б кто-нибудь.
Натянув легонько вожжи,
С безразличным видом рожи
Стал смотреть по сторонам.
Вдруг, какая-то мадам
Смело тянет к небу руку:
«В Хароджаев, надо! К другу!»
Кучер придержал коней,
Дверь кареты перед ней
Приоткрыл слегка рукой,
Мадам, легкую ногой
Наступила на подножку,
Тарантас сыграл немножко.
И, усевшись, словно в кресле,
Так сказала: «Кучер! Если
Довезешь меня быстрей,
Я накину пять рублей!»
«Эко невидаль! Да тут
Лету несколько минут!
Гей! Залетные! Вперед!
Расступись, честной народ!»
И сорвались с места кони
Как от бешеной погони.
Да пустились, будто в пляс,
Увлекая тарантас.
Вот проехали немного,
Кучер, чуть привстал на ноги,
Оглянувшись на мадам,
Прохрипел: «Сейчас я Вам,
расскажу и пропою
Про нелегку жизнь мою.
По призванью – я поэт.
Что, талантлив, спору нет!
Но попутал Сатана:
Дети есть, и есть жена.
Ни кормить такое кодло,
Я считаю, было б подло!
Потому и взял коней
Развозить домой людей.
А в свободный час, другой,
Пораскинув головой,
Сочиняю песни я,
Вот и вся судьба моя!
«Пойте кучен! В добрый час!
Я согласна слушать Вас!».
Все сначала было гладко.
Бас рычал. Неслись лошадки.
Про семью пропел. И вот,
Про народ настал черед.
Распаляться начал кучер.
Все слова смешались в кучу:
То бранит политиканов,
Мол, нанюхались дурмана.
То поэтов, то артистов,
Голубых и журналистов,
Фабрикантов и заводы,
Засоряющих природу.
Про детей пропел и жен,
Что совсем не окружен
Ни заботой, ни вниманьем.
Жизнь – сплошное наказанье
За какие-то грехи.
А потом пошли стихи.
Тут сам черт сломает ногу.
Клял попов, ругал дорогу.
Секс хвалил, хвалил себя,
Лацкан куртки теребя.
А потом затих, обмяк,
Обернувшись, спросил: «Как?»
А мадам ему в ответ:
«Вы – талантливый поэт!
Но, скажу Вам, между прочим,
Слушать их уж нету мочи.
Заплачу Вам за молчанье.
В прочем, видите то здание?
Тормозните у крылечка».
Кучер натянул уздечку.
И послушный тарантас
Стал, не движем сей же час.
Получив с мадам рубли,
Кучер крикнул: «Но! Пошли!»
Развернув свою карету,
Поджидать стал нову жертву.
Рассуждать так начал вслух:
«Не пойму хохлятский дух!
Не пойму я свой народ!
Им бы лишь набить живот.
А еще ведь есть душа,
Хоть ни стоит, ни гроша,
Без нее нельзя никак.
Или может я дурак?
Нет! Да разве дураки,
Могут сочинять стихи?»
«Могут! – вдруг сказал прохожий
С подозрительною рожей,
Пережил такое я.
Были женщины, друзья.
Да, допек я всех талантом
Неплохим был музыкантом.
Наш народ, меня послушай,
Страсть не любит, когда в душу
Лезут все, кому ни лень,
Лезут каждый божий день.
Вот, к примеру, кучер ты,
Спец лихих коней езды
Подгоняя гибкой палкой
Радуешь людей доставкой.
А стихи оставь для тех,
Для кого ты лучше всех.
Дети есть и есть жена,
Вот и мучай их сполна!
Ты для них всегда хороший!»
Кучер дернул четь за вожжи,
И поплелся не спеша.
Так растаяла душа,
Что пустил слезу самец…
Вот и сказочки конец!