гора летнего дерева
Публикация номер 0007
+
Душа проснулась: первый снег идёт
четвёртый день,
упрямый, словно вечность.
А я не замечал – дорожку расчищал
и лёд сбивал лопаткой со ступенек.
+
+
Ты скрылась за углом.
Но я смотрел,
как будто в воздухе
остался твой последний след.
+
+
Как будто происходит не со мной,
как будто подменили утром тело.
Ещё вчера душа тихонько пела.
Сегодня выходной.
+
+
Шёл дождь, слепой, как поцелуи.
Шёл дождь высокой чистоты.
Шло время вдоль «не разлюблю».
И в вечность уходила ты.
+
+
Рёбра дней –
сколько было Ев?
По жизни – шпал лестница,
и нет мне
на горизонте места,
и, ею переболев,
Адам – я ей всё отдам,
если она – вестница
и если она – невеста.
+
+
Люблю тебя. Ты худая
и зонтики шьёшь на фабрике.
А я… Вообще – куда я,
мечтающий летом об Африке?
Ловлю тебя. Ты таешь,
мечтая о принцике.
А суши – одна шестая,
и этого хватит, в принципе.
Леплю тебя. Страдаю –
ты как песок и кремень.
На звёздочке красной гадаю:
дашь или не дашь времени?
Люблю тебя. Ты простая,
а я – витиеватый.
Тянусь, чуть-чуть подрастая,
не бритый, но синеватый.
+
Г о р а Л е т н е г о Д е р е в а
посвящается старшему брату
переложения мутанка (шестистиший) из Цугваямы и танка из Хадзимэ
Круглые шишечки кипариса
катятся в море,
якобы окружённое землёй,
и до горизонта – круглое.
Младенец на берегу
о том, как устроен мир, размышляет.
*
Запах магнолий и олеандра,
морских водорослей и бесконечности.
Рыбаки разбирают улов,
освобождают сети,
показывают ребятишкам диковинных рыб,
которых нет возле берега.
*
Дом на отшибе – два этажа.
Когда-то жила здесь челядь вельможи
одного из дворцов неподалёку.
А в моём детстве – со всех концов света
многодетные семьи, принесённые войной.
А ведь и сегодня даже чужие называют места эти раем.
*
Камнем швырнул в моего кота
чумазый соседский мальчик.
И долго детскими кулачками
мутузили друг друга.
А вокруг благоухали цветы, сосны,
гранат, инжир и земляничное дерево.
*
Тысяча ступеней спускается в нижний парк,
где звучит песня «Чаир».
К маме, продающей на набережной газеты,
мчусь, не считая ступенек.
Надо отпроситься: далеко в горы
собираются ребята нашего двора.
*
Играли в войну, вооружённые настоящими
ржавыми автоматами и штыками.
Уходили подальше в лес и бросали в костёр
разноцветный порох или патроны.
Ребята из посёлка снаряд в свой костёр бросили.
Двое живы остались – только калеки…
*
Читаю самые мелкие значки в газете
столичным кавалерам и дамам.
«Сколько тебе лет?» - спрашивают.
«Пять», - скромно отвечаю –
привык к славе.
Ах, где моя слава теперь?
*
В школу карабкаюсь каждое утро –
по скалам, поросшим кривыми соснами.
Чаще всего с друзьями,
но запомнилось – будто всегда один.
Ёжик перебежал тропинку
- ах, не опоздать бы к звонку колокольчика…
*
Уличили в подсказывании соседу –
не помню слов, которыми корили,
жалкий, напуганный, -
знал, что нельзя так делать!
Вызвали родителей – а у отца и мамы
по две и три работы.
*
Украшали сосенку в последний день
перед новым годом -
те же самые игрушки, шары,
что с незапамятного младенчества.
Утром – праздничный стол в семье.
А дни рождений отмечать не было принято.
*
В ту последнюю осень часто ходили в лес
со старшим братом,
собирали грибы.
…Оказалось в чужом новом месте
эти детские запасы
помогли всей семье – отец не нашёл работу.
*
Среди скарба – домашних вещей,
выглядящих в пути нелепо,
отец и мы с братом.
Дорога взбирается на перевал,
и я понимаю, что прощаюсь с морем
и детством. Господи! В девять лет.
*
Туман и морось и днём и ночью,
кажется, что и третьих этажей не видно
в этом городе, где предстоит жить.
Один хожу и читаю названия улиц,
осваиваю этот мрачный мир.
Знаю, что не из-за тумана не видно моря.
*
Новый год впервые без ёлки,
взрослый – десять лет,
но с грустью перебираю игрушки
и думаю не о празднике -
о море, доме и чумазой моей ватаге,
которая воевала с ребятами из посёлка.
*
Зимние каникулы – несколько монет
дал отец мне – пойти в кино.
Ах, там, на родине – каждый летний вечер
с ребятами лазал на дерево
и смотрел взрослые фильмы.
Некоторые запомнил навсегда.
*
Диковатый, медленно нахожу друзей,
не ввязываюсь в драки
и учусь неважно.
Некому рассказать, что такое море.
Но тот, кто стал моим другом,
и сегодня – самый верный и лучший друг.
*
Кипит огромный портовый город,
полон рейд, - здесь и китобои,
мореманы и люд шумливый,
а я – студент старинного университета,
отличник, балагур, весельчак
- ведь это море, море, море!
*
Сердце следовало беречь от любви.
Если рождён поэтом –
одиночество не отпустит
в объятия кареокой.
Много лет прошло,
а ведь с тех пор разве любил другую?
*
Веселился, путешествовал, волочился за юбками.
Но и корпел, изучая, что положено, и – кроме –
множество наук, признанных только на Западе.
И на симпозиуме подверг сомнению каноны.
Но не за это, однако, не был оставлен в университете
- просто и здесь места наследуются.
*
Был одним из лучших и дерзких –
и начал скитаться по свету, -
наёмник, воин, бродяга, хиппарь.
Никогда не оставлял тетрадь, карандаш, книгу.
Но писал не то, что видел,
а только то, что чувствовал.
*
Снилось, что возвращаюсь
продолжать учёбу, почему-то прерванную.
Все друзья и подруги,
оказывается, и через несколько лет – те же.
Просыпаюсь: нет, где-то в сумке – диплом.
И мне невозможно вернуться в прошлое.
*
Случай забросил в родной посёлок.
Нашёл старый дом, - оказывается,
могу дотянуться до окна второго этажа.
А какой был огромный домище!
Кто-то из стариков меня вспоминает.
И только горы, небо и море – огромные, как и тогда.
*
Так любил я звучанье речи
в западных песнях,
что не смог выучиться её понимать.
Это в студенческие годы
писал слова для рок-группы,
но только и свой язык оказался непонятным.
*
Нашёл среди безделушек
свои офицерские погоны.
Как угораздило вольного хиппаря
набрать восемь маленьких звёздочек?
Знал, что защищаю дракона -
но не знал другого пути.
*
Некогда было жандармам
проверять безвестного молодого поэта.
Спасся от колючей зоны,
но по сей день – неблагонадёжен.
Что ж, я по капле хранил в себе свободу,
в рабстве – не соглашаясь с рабством.
*
Только пьяный по-настоящему свободен.
Трезвому нет смысла плакать,
если не ему наступили на ногу.
Пьяный, ограбленный ворами и мусорами
копал траншеи для дома чиновников
и считал дни до освобождения
*
Писал, писал и писал,
зная, что не я, а страна
проходит мимо жизни.
Но так тяжело было понимать,
что никому не скажешь:
даже тот, кто рядом, не верит без удостоверения.
*
Знаю, что незаметной звёздочкой
блесну в Галактике поэтов.
И свет мой будет мчаться в пустоте
миллиарды лет,
чтобы кто-то вдруг сказал:
«Мне показалось… или это в глазах моих?»
*
Вот и выросла дочь –
время – ураган – мой корабль трещит,
а её – отправляется навстречу солнцу.
Сколько бурь впереди – а я в стороне.
Помню, впервые, держась за стены,
появилась на кухне, где я писал стихи.
*
Перед зеркальной витриной
я вдруг остановился –
мелькнуло знакомое вроде лицо.
Да это же я!
Обтрёпанный, трезвый,
старый.
*
В вытрезвителе, слушая
кого по какому блату отмажут,
сказал, что у меня
полно бриллиантов.
«Да это же стихи!» -
стали смеяться все.
*
Снилось, что я – рыцарь
эпохи упразднения громоздких доспехов.
Вместо меча - не быстрая шпага,
а открытое сердце,
благородство, достоинство, честь.
И бесстрашие перед лезвием ножа.
*
Снилось, что я – призрак
Добра, Человечности и Красоты
во мраке времени.
Пытаюсь сказать – кто не видит,
а кто видит – пугается.
И никто, никто, никто не слышат.
*
Чернила закончились,
и я в воздухе кистью
тысячу раз написал
знак «Возвышенное».
Может быть, через тысячу лет
кто-нибудь его увидит.
*
Карабкался на вершину горы,
посмотреть чудесное Дерево Лета.
С собой тащил карандаш и бутылку вина.
Останавливался, пил и молча смотрел вниз –
от какой красоты удаляюсь.
Добрался: на вершине ковыль и пенёк от деревца.
+
Б ы л и н к а
Врачи не написали приговор.
а я уже шепчу, что не виновен –
не убивал себя! Да. Каюсь: вор.
Я время крал своё – кому се внове?
+
+
Е.
Откуда точные часы в песочном магазине?
Цветочный всплеск дождей косых свой зев разинет.
И станет запахами звук, когда грозы нет.
И мы забудем о любви своей красивой.
И мы уедем далеко – в леса бразильи, -
Но от себя нам не уйти: сердца застынут.
Как Кай замёрз без своих чувств у Снежной Королевы, -
Я не могу, я не хочу – ведь сердце слева:
Оно стучало в твою грудь, оно болело,
И не давало мне вдохнуть и выдох сделать.
На станции чужой сойду и в космос выйду.
Мой памятник с каменным лицом не выдаст виду,
С его лица ветра сметут снежинок белую слюду.
А на Земле года пройдут, читая всю мою байду.
Прощай, любовь моя, прощай, лети, голубка!
И Шар Земной умчит тебя. Разлука
Губами смертными ко лбу мне прикоснётся.
А там любовь моя одна нечаянно проснётся.
+
+
Стал от любви некрасивым и робким.
Холодным, как снег на Килиманджаро, прошлогодний
- кто его мне подарит в день рожденья теперь,
если любимая – тоже бывшая?
Забывшая мне из Москвы прислать шапку снега.
Нет, вру: летом она подарила тридцать с лишним снежинок
колючих, как белые ёжики, и я высушил их в свой гербариум,
и осталось… Да ничего не осталось. Была ли она?
Болело ли сердце? Я сомневаюсь.
Но ведь осталась печаль, да и музыка тоже осталась.
А больше ничего не осталось.
Кроме любви.
Осталась, осталась, осталась.
+
+
Я её целовал,
а она превращалась в лягушку
постепенно,
но, - цела голова, -
и я знал, что она не покинет
меня, я влюблялся в подружку –
она появлялась из пены
морской и шампанской,
как богиня,
а потом исчезала
в пучине она океанской -
и огромная сцена
поднималась туманом
над обезлюдевшим залом,
в котором узлами морскими
жизнь мою она перевязала
- я её не узнал,
но она-то меня узнавала,
и оказывалось,
что – если прикинуть -
это моя половина,
то есть – вина,
что она влюблена,
а я, как ледник и лавина
сверкал, находясь на вершине,
подобно зеркальной игрушке,
и был страшен в пути,
а, когда приходил,
был никем,
её целовал,
она превращалась в лягушку...
И это не имело значенья.
+