Палач в черной маске, движенья его
профессионально скупы,
берет он топор, вот – кивок головой,
и вздох, и молчанье толпы,
и шорох, волнение в задних рядах –
там люди встают на мыски,
в передних – икота, восторженный страх, -
ведь к смертнику слишком близки;
палач поднимает топор:
не дышать.
И лишь рыжий шут короля
заметил – а руки-то слишком дрожат,
палач-то, похоже, школяр!
Взмахнул наконец – рев толпы, чей-то крик –
промазал, промазал палач!
Он рубит вдругорядь, потом – на счет «три»;
в толпе уже стоны и плач,
а к пятому счету послышится смех,
но рубит палач вновь и вновь,
и полный позор уже ясен для всех.
Сбоит барабанная дробь,
на счете «одиннадцать» кто-то орет:
«Ты лучше его задуши!»
Палач же и так перекошенный рот
кривит, но он слишком спешит
теперь - чтоб хоть как-то себя оправдать;
и нет снисхожденья в толпе:
«Скотина, ведь он же пришел умирать,
а ты – сколько будешь потеть??»
Блюет в стороне государственный врач,
за ним и священник вослед,
но рубит палач,
рубит,
рубит палач
все семьдесят с гаком лет.