Она, охмелев, молчала. Он говорил:
"Вот лестница в небо, нет у неё перил.
Иди по ней - это я её смастерил.
Устанешь идти - лети."
По линии жизни ей ещё десять лет,
Ну, может, пятнадцать. Пуля и пистолет
Не могут быть вместе долго. Глубокий след,
Как трещина лёг в кости.
А он говорил: "Родная!" - и вечер млел.
А он говорил: "Хотеть - это дело тел.
А ты мне - душа!" Печальный её удел -
Надежду сжимать в горсти.
Но вера явилась раньше её самой.
Ей вовсе не нужно право: "Он только мой" -
Её кто-то ждёт, его тоже ждут домой.
Пуд счастья не унести.
И видело небо лёгкую тень её,
И знало оно: никто не отдаст своё.
И в сердце вонзалось пламенное копье
Предательского "прости".