Я представляю себе, как лбом касаюсь твоего подбородка, и его щекочет твоя щетина. Я представляю, как тихий джаз сводит с ума, накрывает неспешной волной, как безжалостная лавина. Я представляю, как ты перебираешь тонкими пальцами клавиши на пианино. С тобой так же уютно, как и перед потрескивающим камином. Мне кажется я люблю тебя. Так люблю, что не знаю саму себя. В моей жизни были мужчины, машины, сигары и деньги. И лишь теребя рукав твоего синего свитера, я понимаю, как безнадежно и с корнем вросла в твои скрипы пластинок, твой саксофон, твой джаз. И блеск вечеринок, блики в бокалах шампанского, сияние множества страз на платье вон той блондинки не заменят, не похожи и близко, на свет из твоих удивительных глаз.
Знаешь, я ведь пишу банальные вещи, их и стихами-то не назовешь, увы. Но твое имя, как благозвучно оно срывается с моих губ, таковы. Таковы нравы современного общества - продаваться за деньги. А я продамся за твои глаза, можно?
Словно бы кто-то решил меня наказать, не сказав как быстро это придет к концу. Просто подарил вечность, которая длится пока ты играешь на саксофоне. Звони и давай послушать, как ты играешь через трубку, прямо по телефону. А я буду лежать в ванной и на запотевшем зеркале писать наши инициалы. Я от тебя тащусь, млею, как провинциалы сходят с ума от столиц - купаются в ночных огнях, считают птиц, сидящих на проводах. Так и я, скрепив пальцы замочком, подпираю колени, и смотрю на тебя, восхищенная из угла комнаты.
Можно мне с тобой на ты?.
Околдована.
Назовем нашего сына Чарли, а может, Ричард или Бобби?.
Да нам сам Бог велел быть вместе. Смотри, ты станешь моим любимым хобби. Покруче чем собирать марки, или рисовать портреты Линкольна на булавочных головках.
Мое хобби - липнуть в медовом твоем раю. И снимать с твоих плеч божьх коровок.