Стоя на лестничной площадке, я старался курить невзатяг,
но становилось еще только противнее
от никотина,
от себя
и своей слабости вместе с неуверенностью,
благодаря чему я и оказался здесь.
В жизни не так много точек начал,
поддавшись которым ты и определишь своему существованию цену.
То может быть глупость, сладострастие, самоуверенность,
и проч. проч. проч.
Но истинный фундамент один.
Лишь он непоколебим будет перед тайфунами и оползнями грядущего.
И имя этому фундаменту СТРАХ.
Страх перед тем, чтобы прожить свою жизнь, а в конце осознать другую правду.
Отличную от твоего понимания всего происходящего и -не!
Что может быть сложнее, чем помогать ближнему своему?
Что может быть сложнее, чем любить его?
Эта материя слишком тонкая и приевшаяся уже,
чтобы ты придавал ей должное значение.
Возьми свою мать за горло, пни своего отца в поясницу,
разврати своего брату и сестру свою, склони их к содому сам, товарищ!
Не принимай и не уважай старших, – бабку своего и деда своего, – что с того,
что они лишь цепочка драгоценная
в общем узоре твоего облика, стана и души твоей?
Обезобразь же его, черт!
Как просто выделяться из толпы своим ярким образом: своей прической, одеждой,
поведением, наколками – это лишь доказательство твоей примитивности, трус.
Посмотри по сторонам – все пестрые, один ты серый,
да и то с большим процентом прозрачности.
Все уже давно полюбили жизнь,
а ты так и пеняешь на все происходящее, ковыряя острым носом ботинка
замерзший кусок собачьего кала, даже не подозревая о том, что за ним
пробивается подснежник, при виде которого случайный прохожий расплачется,
а ты, так и остановившись на ковырянии кала, бросишься под трамвай третьего маршрута.
Где этот выход? На финском заливе
или в кровати с засохшими пятнами спермы на подушке?
Где этот выход? В вонючем сейсмографе одиночества
или на дрожащем полу блуда?
Простите, но мне кажется, я ослеп или попросту спятил.
Ваши голоса мне кажутся лишь заученными фразами из сериалов,
а ваши действия в точности скопированы из игры, где море волнуется.
Или из той, где с разбега нужно разбить крепко сцепленные руки товарищей. Как нет?
Если бы мои слезы перестали для вас хоть что-то значить,
я бы не переставал плакать вовсе.
Мое несчастье возлагает на вас ненужный груз ответственности,
а мое счастье заставляет вас почувствовать себя несчастными.
Моя смиренная кровь образует тромб тогда,
когда я больше всего захочу любить.
На последнем одре, в бескрайнем поле,
я буду стоять, опустив голову с плеч,
я буду говорить с закрытым ртом.
Имя мое будет высечено на камне,
который дева молодая привяжет к тонкой шее своей
и молча ринется ввысь.