Баллада о калеках

Александра Окатова
Молчанье — жженье языка о небо.
Я — скульптор...— уронил безрукий.
—Художник, — выдавил слепой,
и оба в глухом угадали властителя звуков.

Безрукий шептал в горячке:
—зачем мне руки? Могу губами
и языком из глины — тело гордячки
с повадками лани,
улыбкою в глину
касанием длинным,
или коленом.
А не достану,
так членом.
И, холодея,
глина твердеет,
— о, Галатея. —

Слепой художник, гладя
товарища плечо без продолженья,
сказал: — А я не глядя,
могу любое отраженье
любой души на полотне
создать.
Мне видно всё. До чёрточки.
Сердцем моим, чёртовым.—

А тот, который не слышал,
молчал.
Глухой звучал.
Он слушал: кожей, мозгом, кровью,
он пел — сомнением, любовью, болью.
Он думал: я внутри себя звучу,
а, следовательно, существую,
мелодией взлетаю и парю, лечу.

Я музыку могу
любую. 8—9.09.1988