Еще двадцать восемь страниц назад
она была так доверчива и светла,
что даже камни, летящие в зеркала,
и замерзшие мышцы в груди тех, у кого взгляд — как острая
ледяная игла
и застывшая над звенящим молчанием Леты мгла
плавились в перекрестных вихрях ее тепла.
Еще на двадцать восемь этажей ниже
ей хватало куска неба, обозримого с крыши,
к примеру, пятиэтажки возле лесопосадки в провинции...
А потом душно, билет на поезд, и небо другое,
и снится ли
бывший привычным маршрут?
Еще двадцать восемь рубцов назад
от вида крови ей становилось плохо,
и волосы были длинные, и виртуальных людей эпоха
была чем-то вроде картины в окне,
и она не рвалась во вне.
Еще двадцать восемь развилок назад
носила крест и молилась Богу,
и выбирала самую протоптанную дорогу,
и верила до исступления свято
в искренность каждой улыбки, горящей в лицо,
надев обручальное /боли/ кольцо
на палец того,
кто был не любимым — а больше братом
/еще одна точка ее невозврата/.
Еще двадцать восемь смертей назад
умела смотреть в глаза
и не искать подвоха,
не прислушиваться к синхронности выдоха/вдоха,
не каменела, когда по сознанию мощный слов/обещаний поток,
а в голове не тикало: «Мальчик, напрасно ты рвешься
в список моих Никто,
оставшихся где-то за проклятой гранью...»
Еще двадцать восемь имен назад
она не была собой до конца,
не верила в знаки, не шла путем сумерек, иных не касалась тем,
строила планы и не говорила себе по утрам: carpe diem.
Еще двадцать восемь слепых рубежей/отчаяний/в спину ножей назад
жила наугад,
была сочетанием красного, нежности и тепла...
...Была...
25 июля 2013