Эта комната – страна для одного человека,
со столицей не раскопанной, кто знает - с какого века.
Шкаф – некрополь: русского, итальянца, грека.
В углу стол. На нём светильник, карандаш, бумага,
в ожидании руки мастера, лучше мага.
Муза тащится, как старая колымага.
У окна, на табурете, прижилась орхидея
с безупречным по форме стеблем, считая, что это шея.
Глядя вам в глаза, она шепчет: «Где я, где я?»
В полнолуние страну посещают странные духи,
разнося бранные слухи, раздувая слона из мухи,
клянча марухи каждому по осьмухе.
Да и днем, когда во вне всё замирает от солнца,
мгла берет в залог не только луч, что бьёт сквозь жалюзи оконца,
но и соль диез знаменитого каталонца.
Стены с воплем: «Обрати!» выставляют, как щит, картины.
На одних Бэрри, Растрелли, Камерон - на других руины,
под которыми погребены холстины.
Виды транспорта: один - только домашние тапки.
Вместо смокинга халат, под ним возможны другие тряпки.
Здесь ни сеют, ни жнут, посему ни серпа, ни тяпки.
И хотя в этой стране не найти налитый колос,
по ночам здесь лабает джаз и связки мучит Армстронга голос,
словно вопль от посланного в ворота гола.
Сие место от врагов за десятью замками,
дабы им не удалось сотворить зло, что они взалкали,
ибо здесь живут Стравинский и Мураками.
А в забоях словарных шахт до самой Поднебесной
день за днем, за годом год идет добыча руды словесной,
из которой плавят стихотворную взвесь. Но
что для одних - халва, для других, как семиту свинина,
лишь Вселенная для всех одна, лишь только она едина,
а комната – маленькая страна всего для одного гражданина.
2013 Сиэтл