Кудлатый, как руно, овечий бог
Приходит утешением под вечер.
И можно тихо ныть, уткнувшись в бок,
От слабости своей нечеловечьей,
Смотреть в янтарножёлтые глаза,
Такими же живыми янтарями,
Позволить слёзы бережно лизать,
За собственные беды укоряя.
Овечий бог проводит по рукам
Шершавым языком, стирая влагу.
Ни шерсти от него, ни молока,
Но до чего же ласковый, бродяга!
И ничего, что смотрит за порог,
Где каждый новый след остёр и лаком,
Где ждёт его в ночи собачий бог,
Такой же утешитель и гуляка.