Хлопнула входная дверь. Из далёкого далека, словно сквозь вату или плотный туман. Звук вышел где-то на краю сознания, прошёл фоном на заднем плане. Как в кино, когда явственно различаешь реплики на баразной площади, но знаешь, что никакого отношения к сюжету фильма они не имеют.
Дверь хлопнула, отделённая от Данны закоулками старой гулкой квартиры, туман повибрировал ещё несколько секунд и затих, оставив в ушах комариный звон и глухой, на грани слышимости, ритм. Данна обвела отрешённым взглядом комнату – кровать, платяной шкаф, трюмо, стол с компьютером и ворохом неразобранных счетов, кровать... Эту комнату она помнит с тех пор, как помнит себя. Мебель росла вместе с ней, а стены оставались всё те же. Обои не переклеивались уже много лет. От этой комнаты её мутит; абсолютно физическое ощущение тошноты, как предупреждающий дорожный знак, подсказывающий – не надо. Сил больше нет видеть всё это день за днём, безо всяких отклонений. Изо дня в день она открывает дверь, а здесь - вот эта комната, как наваждение, как повторяющийся ночной кошмар, как судьба.
Данна повернулась к двери спиной. Окно уже было открыто, и ветер развевал тюлевые занавески. Её вдруг захотелось замахать руками и закружиться на месте. На секунду ритм стал громче и снова ушёл в глубину. Данна оглянулась назад, в сторону коридора, в котором кто-то был. И затормозила время. Теперь внутренний метроном отбивал не чаще, чем один удар в десять секунд, и после каждого такого удара пространство вокруг Данны вибрировало, как гитарная дека.
Эта пустая, никчемная жизнь пропитала старые обои, или наоборот – жизнь впитала в себя пустоту этой комнаты. Сколько уходов и возвращений, сколько кругов завершено, и в итоге каждого из них оказывалось, что всё остаётся попрежнему. С точностью до тапочек под кроватью! Она перебирала архивы памяти, в надежде в последний момент зацепиться за что-нибудь. Не обязательно за что-то хорошее, а просто за что-то, что торчало бы из общего серого фона и цепляло, не пуская, не давая уйти. Напрасно. Нет следов. И даже ни одной «раздавленной бабочки». Да, пора.
В коридоре кто-то очень медленно шёл – Данна слышала и не слышала характерный прихлоп тапок по линолеуму. Никто не виноват. Далеко внизу, со дна двора-колодца сюда на шестой этаж доносился лишь ровный безпредметный шум – рябь на воде. Данна представила себя рыбой, говорят у рыб объёма памяти хватает на три секунды. А больше и не надо – помнить-то всё равно нечего. Опираясь руками о подоконник, она не услышала, а скорее почувствовала, как качнулся в комнате воздух, потревоженный открывающейся дверью. Ещё мгновение она пребывала в оцепенении.
- Данна, ты не знаешь, а мама надолго ушла? – мальчик стоял на пророге, зажав в руке толстую тетрадь в клеёнчатом переплёте. Он немного постоял и добавил:
– Смотри, какую странную тему нам дали для работы по философии: «Напрасная жизнь и напрасная смерть – достоинства и недостатки свободного выбора».