Утёнок-карапуз в объятьях у мамаши,
Глотал остатки манной каши.
Под лай свирепый злых собак,
Без задней мысли, просто так,
Причмокнул смачно, клюв поднявши,
Прокрякал жалобно, отпивши простокваши:
«Так страшно жить, кря-кря, и сложно всё понять!
Не трогать это, от того бежать,
Бардак везде, по всей округе!
Букашки, пташки и зверюги
Пищат, рычат – ни сесть, ни встать,
И днём, и ночью в клочья могут разорвать.
Топтыгин-баламут ревёт на пчёл кусачих,
В конюшне ржёт гнедая Кляча,
Лиса-плутовка, заметая след,
В курятник ходит на обед.
И Таня так противно плачет,
Когда роняет в реку мячик».
Мамаша-Утка, пледом укрывая кроху,
Ответила сынку со вздохом:
«Что проку и какой в том толк,
Когда вопит на звёзды Волк?
И Чижик с Воробьём-пройдохой –
Чирик-чирик, чирик! – от скуки Мухи дохнут.
Лягушки квакают, Жуки в траве жужжат,
А Свиньи – хрюкают, визжат.
Гам, тарарам и сплошь, и рядом –
Каков пастух – таким быть стаду.
Под хвост как попадёт вожжа –
Пиши пропало! – Шаг один до мятежа.
Другой расклад, когда Петух прокукарекал!
Крик петушиный точно лекарь.
Всех оживляет после спячки
И кто ползком, кто в раскорячку,
Толпятся подле Человека –
И было так, и будет до скончанья века!»
Кабы всё делать по уму,
топил Герасим бы Муму?
И с Таней меньше было б плачу,
коль во дворе играла б в мячик.
Январь 2004