В проём времён краснознамённых,
накинув чёрную вуаль,
глядела с плахи удивлённо
моя законная печаль.
Так вот, когда орёл двуглавый
отдал страну под Колизей,
вставали левые на правых,
босая челядь - на князей.
Сознанье в похоти бузило
о благочестии души.
Кружило вечное светило,
а люд грешил, грешил, грешил...
Мой имярек конём топтали,
рубили шашкою сплеча,
по лику - вылитый татарин
спешил к оралу без меча.
И на распутье у скрижалей,
где тротуары иэ досОк,
таких, как он, пересажали
за припасённый колосок.
Тот век, узнав почём фунт лиха,
ступил ногой на эшафот
под всенародную шумиху.
...Шёл девяносто первый год.