В мозгу одиноко и угрюмо, как Минотавр в своем лабиринте, металась мысль. Минотавр вздрогнул, и в подземелье, будто в колокол бухнула прописная истина: - на всякого Минотавра найдется свой Тезей. Мысль заметалась по каменному лабиринту в поисках выхода, на стене вспыхнули огненные знаки, из которых сложилась энергичная в своей исчерпывающей категоричности фраза: - если все думать начнут, работать некому станет.
Вдруг Человекобык ощутил дуновение легкого ветерка. Это – Тезей, мелькнуло в бычьей голове. Умудрился-таки входную плиту отодвинуть, здоровый черт, однако! И тут же Минотавр вспомнил о запасном выходе. Пора менять ход истории, снова бухнуло под каменными сводами. Сквозняк усилился, и Минотавр, осторожно ускоряя шаг, двинулся к аварийному выходу из пещеры. Мысль, подхваченная все усиливающимся ветерком, устремилась вон из этих окаменевших извилин.
Наконец Минотавр отвалил каменную глыбу, над которой горели буквы «Выход», и сделал шаг на волю. В глаза ударил ослепительный свет, и его оглушил шум лениво набегающей волны. Последним усилием Минотавр водрузил каменную глыбу на прежнее место, и мысль серебряной рыбкой скользнула в волну.
Довольно долго она резвилась в стайке маленьких серебристых рыбешек на прогретом солнцем мелководье, пока мимо не проплыла, переливаясь всеми цветами радуги, грациозная медуза. Мысль тут же обрела ее форму и прозрачную легкость и, медленно пульсируя, стала опускаться в темнеющую синеву соленого Критского моря.
А на берегу хозяин обретшей свободу мысли лежал, разглядывая высокие шелковые небеса, и блаженно улыбался. Пока, убаюканный ласковым бризом и шумом прибоя, не задремал. И снилось ему, как в далеком детстве, по весне, он вместе с отцом выносил на улицу клетки с певчими птицами, со щеглами, юрками и чижиками, отворял дверцы и отпускал пленников на свободу. И этой свободе он радовался, наверное, даже больше, чем вольноотпущенные птицы!
Мысль все глубже погружалась в прохладные глубины моря, а в лабиринте метался Тезей, ощутивший на плечах необыкновенно разросшуюся и потяжелевшую голову. Отчаянию Тезея не стало границ, когда его руки, ощупывая новую голову, наткнулись на крутоизогнутые бычьи рога!
И по подземелью злорадно прошелестело: - вот тебе, батюшка, и Юрьев день!
ЭПИЛОГ
Две недели царь Эгей провел на высокой скале в ожидании сына Тезея. Гневно отвергал он и вино, и пищу, что приносили ему на скалу и, близоруко щурясь, смотрел в сторону моря. На пятнадцатый день верные слуги сняли обессилевшего Эгея со скалы и на носилках отнесли во дворец.
От торговых людей с острова Крит узнали в царстве Эгеевом о печальной судьбе Тезея и его экспедиции. Будто бы Тезей, заслушавшись сладкоголосых сирен, впал в безумие и бросился в море, где обратился в рядового тритона. Верная его памяти команда достигла земли и высадилась в порту города Кносса. Три дня ушло на то, чтобы замуровать вход в зловещий Дворец-лабиринт кровожадного Минотавра. Пусть себе с голоду там подыхает, решили моряки, и, радуясь собственной смекалке, вернулись на корабль.
На обратном пути разгневанный Посейдон наслал ужасающий шторм и утопил корабль вместе с командой, которая не смогла уберечь Тезея от коварных сирен. Ариадна, прознав о нелепом превращении героя своих девичьих грез в тритона мерзкого, дала обет безбрачия. Из нитей волшебного клубка связала себе погребальный саван и скрылась в одной из пещер прибрежных ожидать окончания своей неудавшейся жизни.
Минотавр же, обретя, наконец, человеческое лицо, просидел дня три на песке и блаженно пускал слюни в набегающую волну, пока его не подобрали местные рыбаки. На все расспросы убогий юноша только мычал нечто невразумительное, и был сдан сердобольными рыбарями в приют для умалишенных. Там он и окончил свой бренный путь, не приходя в сознание от собственного блаженства.
Эгей до глубокой старости управлял своим царством и мирно почил среди слуг и домочадцев. По смерти его, воинственные соседи разделили Эгеево царство и погрязли в кровавых междоусобных войнах. Море так и не переименовали в Эгейское, поскольку повода не представилось, да и Критское было как-то привычнее для слуха тогдашних греков.
Греция потеряла былое величие, забыла богов своих и сама, на долгие годы, была предана забвению. А забытые боги подвергали народ, некогда богатой и славной искусствами своими страны, бесчисленным бедствиям. То турецкому игу, то фашиствующему режиму черных полковников, а в ХХI веке небывалому финансовому кризису и чуть ли не дефолту.
Такова цена нелепой мысли, ускользнувшей из Лабиринта Минотавра, и изменившей привычный ход истории. Ныне Соединенные Штаты Греции смиренно обивают пороги в лабиринтах Евросоюза с надеждой на милосердие и доброхотное подаяние. Тем и живы пока.