С распределением ему не повезло
Москва - в мечтах, а на яву - снега и сопки.
Его учили, что на свете есть добро и зло.
И чтобы защищать добро он жал на кнопки.
Попав на Север, не корил судьбу,
Лишь иногда себя ругал вздыхая.
Не раз ходил он на торпедную стрельбу
И залп давал, приказ не обсуждая.
Служил как мог и не был на виду,
От жизни брал свое и не хватал чужого.
Ни разу под чужую не плясал дуду
И был достоин корпуса морского.
И не был он апостолом святым.
Что зря греха таить ведь были кутежи и пьянки.
Для многих женщин был почти родным
И ручку золотил порой цыганке.
Любил друзей и не считал врагов,
Мечтал сходить в театр на Таганке,
Жил не богаче, чем какой-нибудь Петров
И счета не имел в швейцарском банке.
К обидам мелким он был глух и слеп,
Но как-то раз в беседе ресторанной
Ему сказали:"А ведь ты чужой ешь хлеб"
И сжались крепко кулаки у капитана.
Поймите, он ведь драться не хотел,
Но выпивший сосед твердил упрямо:
"Ты что же думаешь: коль форму ты надел,
Так можно у народа брать все даром?".
Поймите, он ведь драться не хотел.
В другой бы раз он не подал бы виду.
А вот сейчас ударил, не стерпел
И вышел, унося в душе обиду.
Порой довольно сложно оценить
Морскую службу в мирном государстве.
Но ведь нельзя же моряков винить
В безделье, иждивенчестве и пьянстве.
Кто на подводном крейсере хоть раз
Шел под водой, лишь изредка всплывая,
Кто охранял ваш сон и выполнял приказ,
Ночные вахты нес, глаз не смыкая.
Кто месяцами был оторван от семьи,
Кто видел смерть друзей, тушил пожары,
Кому и после службы снились корабли
И разные подводные кошмары.
Лишь он способен здраво рассуждать
О службе, жизни и здоровье офицера.
Лишь он вам может правду рассказать
Чем хороша военная карьера.