Понавесили клятв.
Только нечем скреплять.
Разве кровью опять? Банальненько.
Чьих-то губ, чьих-то вёсен склепы – в ряд,
Да могильщик – смертельно-пьяный.
Кто ему дал монету за здравие пить
Над могилой весны околпаченной?!
Все вороны рождаются, чтобы вопить
На кладбищенской скудной грядочке.
Настроенье такое – сама ложись –
Чтобы малостью стать, жалостью.
Так не пейте за смерть. И не пейте за жизнь.
И не пейте вообще, пожалуйста.
Я по лужам уверенно молочу
В босоножках тончайших кленовеньких.
Пусть в стихах моих только переночует
Черной рамкою год окаймленный.
Как же хочется жить. Как же хочется быть.
И однажды разоткровенничаться.
Человек – жук. Человек – бык.
И нательный крест. И виселица.
Да такие миры не снились и Толкиену,
Ощущенье паденья-полета.
В человеке всего до черта понатолкано.
Но до Бога ближе все-таки.