Часть 5. ЖИЗНЬ
Загулял вертопрах
Долго смотрел на набухшую почку
Сквозь стекло, помутневшее в холодах.
Вот и сбывается то, что во снах,-
Жизнь возвращается, видишь воочию.
Кто-то стучит неопознанный ночью -
Это весной загулял вертопрах.
Мысли от стука рассыпались в прах,-
Этот гуляка нас просто морочит.
Души теплеют к Пасхальному срочно.
Веник несет домовой впопыхах.
Только и вымолвишь: «Ух ты и ах!».
И, улыбаясь, кивнешь многоточию…
Весна разбередила душу
Надежде
Весна разбередила душу -
со светом вновь хочется жить!
Охота не только послушать,
Но также поговорить.
Как славно все забормотали
И затараторили вдруг.
Доверчивыми вдруг стали,-
Не прячут ни лиц, и ни рук.
Пернатые заголосили.
И все подобрели без спора.
И скинули всё, что носили
В холодную зимнюю пору.
И стало вдруг ясно и просто,
Что - жить да добра наживать-
Не праздным становится тостом,
А смыслом должно бы нам стать.
Хоть радость легка, невесома.
Но жизнь дорога и бесценна!
Вдруг выскочить в небо из дому
На улицу, площадь. На сцену!
Как снятся времена года
Осень снится нам часто как золотое шитьё,
Ненароком наброшенное на скупое житьё.
Золотистый туман и янтарные капли дождя,
И глаза домовят сквозь асфальт в наши души тревожно глядят.
А Весна все искрится надеждой и сладкой истомой.
Всё нам снится, как мы выползаем из дому.
И сквозь яркость небесного света и резкость бетонных углов
Поднимаются в небо сапфирные души домов.
И божественной Сомы, напитка Богов и Любви
Мы взыскуем отчаянно в странноприимном набеге.
И чудной свиристель, наблюдая нас, глазом кривит.
А дедок на скамейке в порочной раскинулся неге.
Хочу - живу
Мальчишка в майке с ухмылкой
В неоновых эскалаторах.
Приступ жары начинается.
Дёргается Москва.
Народ совсем заторможенный.
Близится час императоров.
Звёзды в галактике кружатся,
Кружится голова
От разномастности лиц
И их непростых выражений.
Зрелище виртуальное
Показывают в облаках.
Заучиваю я правила
Выбора слов и сложений.
Но вычитание с делением
Мне удаётся пока.
Вычесть ли время смерти?
Получится пару вёсен.
Но может минуту за три
Всевышний в реестрах зачёл.
Как запрокинуты ветви
Высоких слоистых сосен!
И сладко как завораживает
Жужжание заботливых пчел.
Запутаться, разорваться,
Рассыпаться мелким бесом.
За молодостью вприпрыжку.
За фата-морганой в крик.
Но даже в минуте липкой
Уже становится тесно.
Какой же валютой оплачен
Сладостный этот миг?
И то потому, что вспомнил
Приторный запах смерти,
Палаты смердящий ужас,
Холодную плоскость окна.
Живой я сейчас, не спорьте.
Проверьте меня и согрейте.
А жизнь - это тема особая.
Даром даётся она.
И хорошо, что даром.
А то бы плут Мефистофель.
Давно бы вокруг вертелся,
Масленно глядя в рот.
Зато теперь удаётся
Быстро чистить картофель.
И славно зажарить в духовке
Мраморный антрекот.
Как терпок и кисел напиток,
Прохлада щекочет горло.
Энергетический слиток.
Отборнейшее зерно.
Я пью тебя жизнь и млею.
От солнечного жерла
Подпитываюсь и добрею.
Зачем? А не всё ли равно.
Пошла отсюда, Старуха!
Сегодня тебе нет места
За круглым столом гренадеров
Седьмого хмельного полка.
Но слышится с неба в пол-уха
Ещё неясная песня
От ангелов-кавалеров.
И звонкая нитка жизни
Трепетна и тонка.
Канун медового Спаса 2009 г.
Сирень Врубеля
Сирень – сиречь сумятица
В душе твоей смурной.
Какое диво прячется
Сиреневой тоской!
Не утомиться в радости.
Лиловой красотой
Сирени ветки у лица
И нежно к небу тянутся
Душой.
Твоей душой, художник.
Как зла со сна молва.
Так просто и
Так сложно
Околдовать.
Не растеряй в безумстве
Души своей тепло.
И ангелов присутствие
Нам на сердце легло.
Ты к демонам приведший,
Ты – чародей и маг.
Мастер сумасшедший,
Гений и чудак.
А чудо это – Врубель.
Сиреневой тоской
Жар- птицу нарисуешь.
И выпустишь… рукой.
Когда осязаешь Звенигород
Дочке в благодарность
за путешествие в прошлое.
Когда осязаешь Звенигород
босиком,
как будто крадешься за изгородь
тайком.
Как будто, мой путник и праведник,
за честь и меч
за томик Истории правленный
надо лечь.
А как защищаться?
Братия полегла.
Враг посылает проклятья,
спускается мгла.
И скрежет зубовный и ненависть
там во рву.
А драка – экая невидаль,
не совру…
Всегда монастырь будет помниться
задним числом.
И валит пехота и конница
напролом.
Студент, недотёпа, заученно
тверди свой урок.
История не приручится и станет
не впрок.
И купол Собора Рождественского,
и ель в тишине
За Троицу и за грешницу
обломится мне.
Мешают камни музыке звучать
Мешают камни музыке звучать.
Что звук, когда пророчествуют стены!
И над обрывом, как из моря пена,
Летит аккорд кирпичного ключа.
Архитектурным росчерком пера.
Разрыва нет, есть линия и смелость.
Верша канон, владычествует дерзость.
Над каменщиком властвует игра
Созвучий. Бешенство и смех.
Есть мастерство – отчаянное детство-
Шалить резцом. Жестокое кокетство
Таланта, неподвластного для всех.
Ты без мольберта, но едва жива…
Ты еле дышишь, вдох упрятав в крылья.
Ах, если б так когда-нибудь любил я.
Чтоб на песок слетала голова.
Казни, птенец, отчаянным крылом
За глухоту и за непостоянство.
Уже трещит и рушится пространство.
Ему уже давно пора на слом.
Лети, птенец, застенчивость презрев,
Пусть без кистей и красок, синь сминая.
Уже нет слов…неистовству внимая,
Рисуешь, от любви оторопев.
Обрыв и осень. Золото берез.
Кресты церквей. Аллеи. Листьев шорох.
Храм Вознесенья. И безумный шепот:
«Когда б мне также, истинно, всерьёз».
Смелей мазок, музеям неподвластный!
Лишь, если жив, за постиженье – смерть.
И пусть несет земная круговерть
По осени безжалостно и страстно.
«О, на колени, грешники!» - вскричишь
Ты, еретичка, землю попирая.
Дышать нет сил – как воздух чист. Святая,
Как от любви и нежности дрожишь.
Коломенское, чудо, чистота.
За что ты есть, немыслимое благо?
Казни, мы здесь. Бессмысленна отвага.
Так дорого дается красота…
Улица. Рэп
Улицы заполнили странные человечеки.
Бегают, шныряют,
Делать им больше нечего.
Нос суют во все щели и окна.
Вот и запылились мои стёкла.
Вот и запылилась моя душа.
Дышу в стекло почти не дыша.
Стекло. Стекло.
Разбить. Дзинь. В дребезги.
И время прошло.
Не видно ни зги.
Ни черта не видно
В это вонючее окошко.
Только в песок сходила
Какая-то драная кошка.
А дворник-алкаш
Собирает бутылки и чешется.
Вот так век и пройдёт,
А всё эта кошка мерещится.
Мир сейчас рассыпался на части
Вразрез небес
И через
Рябины
тёмнокрасной гроздь.
И в серой вате облаков
Как дар богов
Искристый луч.
Плеснуло
В кость носа
Солнце.
И скрылось
в облачном оконце.
Не время танцевать
На паперти дворов.
Не время выводить волхвов
На сцену,
Пока кипят нешуточные страсти,
Пока витии разной масти
Сусальную белиберду на крылья льют.
Я слушаю тебя отчасти.
Я время слушаю,
Пока дают.
Горчат политикой остатки «каппучино».
И так усердно все гоняют снег.
Всё перепутано: последствия, причины.
На лобовом стекле оставил капли Век.
Но как же грешен, грешен человек.
Мы истину по каплям собираем,
Остатки чудного напитка мысли.
А сердце от безделья киснет.
Взорваться бы, да в пропасть и в огонь.
Но душу не тревожь..., не тронь…
Мы в игры детские играем,
Заветы предков снова попирая,
Вдыхая пересудов злую вонь.
Пока язык метёт налево и направо,
Пока тревожно завывает чернь,
Пока сопят с натуги на кремлёвских
И царственных чертогах и холмах,
Пока молва сзывает на расправу,
Тростиночка, ну, что опять за важность
Иль правым быть, или опять неправым,
Коль не осталось доброты в словах.
Так жирная и чёрная черта
Итог подводит мыслям и рассудку.
Геката обозлилась не на шутку
И складка обнажается у рта.
А Годунов всё ходит-ходит-ходит.
И думу страшную всё думает свою.
И что с Россией делать? Неподсудна
Ни времени, ни мнению людскому.
А червь уже забрался и точит
Материю нежнейщую. Сочит
По капле кровь ея. И смута зрит драконом.
И фыркает в подклети сволота,
Забравшая себе водила власти.
Уже остыло чувство нежной страсти.
Душа давно уже не молода.
И, мнится мне, решения суда
Над миром не в моей уж власти.
Но мир сейчас рассыпался на части,
И нет скрепы надёжней и сильней,
Чем доброты нежданное участие
Наивной верой собранных людей.
Братья - Каины. Предисловие к поэме
Ничего не хочу объяснять. Что спелось, то спелось. Так спелось. Если не на раз-рыв аорты – то не хочу! Это язык тех, кого я люблю. Написано, когда до всех политиче-ских баталий было очень далеко!!!
Город встряхнулся,
осел и обмяк.
Круче зараза неразуменья.
Вслед полетели большие каменья.
А оказался - пустяк.
Ништяк
и никак.
Вновь оказался кукиш в кармане.
Есть захочешь - сам приползёшь.
Если во всей этой божеской гамме
и карме
Зад и перёд?
Но сегодня не в счёт.
Жуткий отстрел
Даровитых и ранних.
Бог ли пошляк,
Или Цезарь - сопляк.
Эй, побыстрее, прикрой свои ставни
Или получишь в пятак.
Было
быдло
блатно.
А стало давным г..но.
Как не скреби пошлятину –
Получишь отсебятину,
Ведь б..и, ну!
Бредом,
блефом,
блевотиной.
Права-неправа.
А горькое слово,- Родина,
Положит, аж скулы сводит на
Матерные слова.
Дыши – не дыши, паскотина,
А сладостно ледяной,
Слоистый воздух Родины
Глотаешь ты вместе со мной.
О, боже, мы - братья-каины,
Мы вместе - зелёная соль.
Но метит в меня сандалею
Патрицианская моль.
Жрецы,
хитрецы,
бухгалтеры,
Направо-налево равняйсь,
Спустивши трусы и бюсгальтеры,
Влезают в «мёртвую» грязь.
СПА-ссатели оборзевшие,
От ладана сбросивши стыд,
Алкают глоток нездешнего.
А где, что в груди болит?
Венецианская ярмарка.
Маски и девы кружат.
Ворона в ночи накаркала
Рои чёрных южан.
Стой. Аквамарины тёмны.
Изумрудное стекло
в обрезь воды.
Тротуары эти
подошвы помнят.
Толпы.
Годы.
Очереди.
Суды.
Годы как песчинки
уже отроились.
И где-то там в высоте слепой.
Что-то на прошлое наслоилось.
Слезинка. Но не со мной,
с тобой!
Не страна, а сплошная распашонка.
Державно де-жавю.
Стройся державно в ряд!
Как голубка,
лети из груди,
душонка
Над строем трёхцветных мальчиков- декабрят.
Да, не радостная картина!
Скоро сто лет инкубатору,
Где выращиваются кретины
Под недрёманным оком диктаторов.
Но здесь же сирень слепит и безумствует.
И реки полны родниковой воды.
Мужчины здесь не рождались трусами.
И женщины исполнены неземной красоты.
Откуда ж холопство, братья-каины,
Авелев и иосифов выгнавшие взашей?
На нашей совести эти ссадины!
Хоть к заднице уши торчком пришей.
Ну, что приуныли, пацаны хмельные?
Снова грусть-дорога.
Снова вместе в путь.
Васильич шепчет мне слова родные:
"Не сцы, ЁСЬКА, прорвёмся как-нибудь".
Державная позолота
Не пойму никак, зачем префекту ВАО г.Ломакину надо было ломать часовенку приюта св. матери Марии Терезы для российских алкоголиков. Во всем мире сестрам по-могают, а у нас ломают.
Осень.
Листья падают.
Жгут костры.
Пацаны скамейки ломают.
К чему им прошлое.
Осень.
Все уже в ожидании
Золотой поры.
Но в груди поселился
Кто-то чужой и дотошный.
Всё ему надо знать…
Почему?
Почему мы не можем
Просто проститься с прошлым?
И жить настоящим,
Устремляясь в будущее?
Почему шаг вперед осторожно,
А три назад. Не пойму.
Так тошно…
Откуда братва эта
Громко ликующая?.
Ломают,
Ломают,
Ломают наши сердца.
Наши души…
Брезгливо наморщив лобики.
В дворах четыре таджика, молодца
Листья гребут, аккуратные дворники.
Ломают детей, стариков,
Прошлое и настоящее.
Ломают приюты.
Ловят бездомных котов.
Гонят бездомных людей.
Вся эта челядь,
На наших жизнях стоящая.
Это же мы, такие же,
Братья и сестры, нашенские!
Откуда же эта злоба
И равнодушие глаз.
Откуда они повылазили,
Белые, красные, крашенные?
Осень, зачем позолоту
Державную гонишь на нас?
Мне имя Зверь
Светлане из Златоуста
Спасибо за кинжал чести
Мне имя Волк,
Лесной гривастый хищник.
Всегда голодный, вечно на бегу.
Сладка охота за бегущей дичью,
И дичь схватить я на лету могу.
Но куропатка квохчет на снегу,
А я капкан почуял издалека.
Волк берегись. Не хочется до срока
Под нож попасться моему врагу.
Распознаю врагов моих напасти,
Коварен норов их. И лучше от греха
Уйти в бега и спрятаться в снегах.
Мне имя Волк, и я не в вашей власти!
Минута – Вечность. Так всегда бывает.
Охотник с жертвой поменял расклад.
Всегда один. Но есть и Волчья Стая.
Затылком чую – на меня глядят.
И я решился. Сжался перед стартом.
Рывок. Удар. И морда вся в крови.
Но вырвалась на волю куропатка.
Что ж, птица-дичь, лети. Пока живи.
И я бегу, от боли завывая.
И белый снег крапит кровавый след.
Мне имя Зверь.
Но Воля – вещь святая.
Дороже дичи, страха и побед.
И пусть пристрелит мой стрелок удачи,
И оборвёт короткой жизни нить.
Я не могу дышать и жить иначе.
Я не могу свободу не любить.
Пора вставать с опущенных колен
Высоцкому
Мой голос сорван на ветру времён.
Но шея держит голову упрямо.
Я был, я есмь, я буду с вами рядом
Доколе вьются полотна знамён
Достоинства, и чести, и отваги.
Мы не склонили гордо головы,
Не уронив свои святые стяги
Перед коварством власти и молвы.
Страна одна. И прадеду, и внуку
Найдётся место у гранитных стен.
Я от гитары протяну к вам руку,
Пора вставать с опущенных колен!
И труден путь.
И колея разбита.
Но нас уже не манит путь кривой.
И если мои песни не забыты,
То это значит, люди, я – живой.
И дай Вам Бог дождаться
Лие Ц.
Настанет судный день,
И жадных негодяев,
Гнобивших свой народ,
Юродствующих всласть,
История подаст
На блюде, как слюнтяев,
Как дым тогда уйдёт
Их подленькая власть.
Но нам-то что с того?
Да разве что заменит
Лучистый свет родных
Любимых верных глаз.
Но Бог, Он видит всё.
И теплотой нас встретит.
И милостью своей
Всегда одарит нас.
Живите словно день
Один у вас остался.
Любите, обнимайте
Всех близких дорогих.
Увидите, что Мир
Достойным оказался.
И дай Вам Бог дождаться
Плодов от дел своих!
Мой Край
Посвящаю моему старому-новому другу из Твери В. В., служащему в в храме в честь иконы Божией Матери "Иверская". Молимся друг за друга.
Отлетела бы душа в рай.
Прошептала бы, - Не умирай.
Да, что делать мне в том раю,
Если я без любви сгораю.
Лучше песню я пропою,
Как остался живым я в крае
Незабудок, мхов и берёз.
Где трепещет ольшаник у поля.
Где так трогают до слёз
Те, кто вас в непогоду укроют.
Край, что в горе и радости полон
Синим кобальтом, желтой смолой.
Черный хлеб там и сладок, и солон.
Месяц - словно браслет золотой.
Край багряный порою от крови,
А порою с кристальной водой.
Где столы от души вам накроют,
Если в гости пришли как домой.
Где вас ждут, любят, ценят и верят.
Так обнимут, что кости трещат.
Где на смерть выйдут в смутное время
Словно в рай на последний парад