Из Записных книжек Игоря Жданова.
"Придёт бывало - головой в колени упадёт -
- Прости меня, Коля.
А за что прощать-то?
Ведь шкурка одна осталась - внутри-то пустота...И не человек уже."
Со слов Н.А. Минха
октябрь 1970.
Н.Клюев о смерти Есенина
(по рассказу Н.Минха)
"Пришёл я,а они сидят...всякие.
- Иди,иди, старик! Нет Сергея! И не скоро придёт.
А я гляжу - одеялкой кто-то накрыт на постели.
- А кто это лежит-то? - и хочу отвернуть одеялку.
- Иди,иди, нечего тут!..
Удавили они его!"
Минх Николай Алексеевич (1399-1985) – литератор.
Воспоминания впервые опубликованы в лит.-худож. журн. «Поэзия». 1997, №1. С. 35, 36, 38-39, 49-50; 1999, №1(2). С. 21-22, 25, 26; 1998, №2(3) С. 28, 29-30, по тексту которого и печатаются в наст. изд. с сокращениями.
Минх И. Из воспоминаний о поэте Николае Клюеве
// Поэзия. №1. – М., 1997
Заговорив о Есенине, он искренне сокрушался и жалел его.
– Судьба-то какая-то страшная у Сереженьки! Господь таким талантом наградил его! Что бы мог он создать! А что получилось?! Всё друзья-приятели, вино да блудницы. Скольких они погубили! Не обошли и его. Да и дружки, кому он стоял поперек, постарались!.. Последнее время он и на человека-то не стал походить. Трезвым я ею и не помню. Стал даже избегать встреч с ним. А он иной раз отыщет меня и пойдет поносить такой бранью, что и вспоминать страшно. А потом, иной раз, бывало, точно опомнится, упадет на колени, плачет, по полу ползает, норовит ноги целовать и всё просит: «Коленька! Спаси! Спаси!»... А чего спасать? Когда вижу, что одна шкура извивается. Сердца-то в нем нет уж. Один дьявол... Вечером, накануне его смерти, меня точно кто толкнул к нему. Пошел я к нему в гостиницу. В «Англетер» этот. Гляжу, в номере дружки его сидят. На столе коньяки, закуски. На полу хлеб, салфетки валяются. Кого-то, видать, мутило. В свином хлеву чище! Ох, думаю, зря пришел! Дружки его увидали меня и, как жеребцы, заржали: «Кутя пришел! Кутя!» Я их спрашиваю: «Сереженька-то где?» А они толкать меня в дверь зачали. «Иди, – говорят, – старик! Иди! Он ушел и придет не скоро. Баба увела».
А на кровати смотрю, вроде человек лежит. Одеялом с головой укрыт. Храпит вроде. Я хотел было глянуть, кто это, да они меня не допустили. Взашей выгнали... А на утро слышу: Сереженька повесился!.. [5]
Я вон написал «Грустит под шарманку славы» [6]. Да, думаю, она, правда, слава-то его, шарманочная вышла. Если бы не вино, не эти друзья-собутыльники, а старание да воздержание от вина, дружков-приятелей да блудниц, разве такая была бы о нем слава?! У меня о нем почесть, нечеть не осталось. Да и было-то мало. Книжечка стихов его, первая. И переплетена в рубашку, в какой он в Москву пришел. Вот и всё... Не сужу его. Бог с ним. Может, и сам виноват, что мало старания приложил и не удерживал... Да разве удержишь?.. «От юности моея, мнози борят мя страсти». <...>
Затем он заговорил о себе. Сказал, что тяготится жизнью в Ленинграде и мечтает о переезде в Москву.