(Кому-то может показаться старомодным избранный мною стихотворный размер, если только он не является вызовом ещё более старомодному будущему.
Те, кто ни черта не знают ни про какие мифы и симулякры (семиотические бесы), могут просто наслаждаться стихотворением. Тех же, кто умеет распознавать кажимости, я прошу отделять мух от мною слепленных котлет и даже готовить их по своему метарецепту. Приятного аппетита!)
Ружа… суніца… студзень… рамонак… ажына… люты… вяргіня… трускалка… сакавік… бэз… чарніца… красавік… язмін… журавіна… май… лілея… агрэст… чэрвень… настурка… буяк… ліпень… гарлачык… касцяніца… жнівень… званочак… кавун… верасень… півоня… бружмель… кастрычнік… флёкс… шаўкоўніца… лістапад… касач… шыпшына… снежань… Камуна водараў, смакаў і дрыжыкаў))).
0х0=4 буквы
1х1=4 буквы
2х2=6 букв
3х3=6 букв
4х4=11 букв
5х5=12 букв
6х6=13 букв
7х7=11 букв
8х8=16 букв
9х9=15 букв
10х10=3 буквы
Природа гипотезы не менее сложна, чем то, что она пытается объяснить.
Не сексапильны погремушковые крошки, –
движуха имени членкора Роба Броуна;
до тошноты растормошённые «матрёшки»
тут выступают оппонентами …хенджСтоуна…
по всем признакам, облицевавшим ничто, пустоту, ноль, дулю, дуло, воскресение.
В тылу у смысла переносного – буквальный,
от макро… к микро… – растяжение без тейпа;
в свой нанохАосный состав хаОс бренчальный
сейчас в извилине моей по кличке «Эльба»
победно впал и не предчувствует в засосах
ГУЛАГ безумия, стратегию «поддёвки»;
уста – в империалистических занозах
от соски импортной, продукта турпутёвки.
В конце строфы закостенеют эти литеры,
ты их сгреби и разбросай по барабану,
дробь разбежится, а оставшиеся лидеры
должны составить слово БОГ по дельта-плану;
непредсказуемость предстанет подготовленной,
святое Слово может стать твоим началом,
но
страница с Именем считается оторванной
(для бум. кораблика) от дневника-причала.
Шучу!
пшик - п = шик - ш = ик… ик… ик… ик… кто-то вспоминает… ик… ик… ик… ик… надо воды попить… ик… ик… ик… ик… налейте воды… ик… ик… ик… ик…
Я, как Тритон, в эмалированном сосуде,
он и затопленная лодочка, и море;
пустая мыльница не мыслит о капуте,
эвроклидон моих ладошек мутит горе
неуголовное.
Десятка баллов рукотворных, и коробочка
от пуза хвалей нахлебалась поневоле,
потом от уровня воды она отпрянула
обратно птицам, только медленнее втрое.
Теперь дно мыльницы лежит на дне у ванны;
с пластмассы скользкое слизать успели литры.
«А где же скользкое, которое в кавычках? –
вдвоём с законом сохранения энергии
спрашиваем мы сегодня, сейчас, немедленно. – Где?»
«В манде!» – отвечает нам быдло.
Теперь и там, но если мат с приставкой мета…
Притёрлось «скользкое» к Валерию Харламову,
оно заведует и шариковой ручкой,
что завивает ныне слово это «скользкое»,
шесть букв с(оск)а(льз)ывают вниз со взглядом вместе,
вот-вот и слово наберётся на компьютере
курсором скользким, словно тип, а то и гаже.
Я между «скользким», ««скользким»», «««скользким»»», ««««скользким»»»», «««««скользким»»»»»,
и измерения порвут меня на латки
для чёрных дырочек, а может быть, и белых;
здесь выживает только ложь, и если честно,
напился мыльной я воды до пьяной правды,
сказать прямей: я в этой части забрехался,
всё это пшик, а он не станет сохранённым,
поскольку нечего хранить; и в то же время
я (мы) подмигиваем весело друг другу
за спиной у Науки.
Процесс + статика = процессия.
Квакочет лялька – человеческое чучело, –
для «баю-бай» вестибулярка опрокинута;
эпистолярнопистолетное замучило,
а пофигистскофутболистское отринуто.
От целлулоидного личика эхотится
моё дыхание, продлённое губами,
в щепотку стянутыми свистопоцелуйно,
оно развенчивает миниодиночество.
Ноздрями вижу я, да только близоруко,
но ведь и цель недалеко от пипки носа,
но им уткнуться невозможно в детомнимость, –
кузину нянчу, прижимая полимеры.
Мы микрородственники с куклою по общим
микрочастицам и отсутствуем под ЛУПОЙ;
меж нами главное отличие зовётся
душой в лучах интуитивной аксиомы.
Воображение – намёк на воскресение,
и ляльку Лазарем нарёк я, – отзывается,
и умираю для родительской реальности, –
реанимирую я неодушевлённое,
как будто ранее жила моя сестрёнка,
а может, даже и до брата, в ранге старшей…
Короче, понял я умишком малолетним,
что стоя девочки молчат, а лёжа плачут.
Состав одного и того же пространства меняется в зависимости от ракурса.
Не как рыцарский, а
как оргстеклянное окно, щит баскетбольный,
ядром резиновым я мимо попадаю
в него, а надо бы в корзину, хоть с отскоком;
из-за окна глядит разбуженная Ника;
мяч относительно щита, а я в курсиве,
здесь ощущение такое, как у выскочки:
избыток пальцев и нехватка уважения,
а в норме только одиночество да грёзы;
я обручаю мяч с Удачею, повиснув
на облупившемся кольце с победным рыком,
а паутина трещин щит заполоняет,
стекло осколками свободными крошится.
Мой взгляд в неровную оправу оправляется,
в оправу тыла неприятельской команды,
в оправу верхнего невинного пространства,
что за щитом там вне игры, но сквозь разбитость
оно за счёт и сквозняка, и любопытства
самооценку эрегировало сильно.
Как созидателен мой взгляд!, вооружённый
небезопасною для лазанья дырою.
Судейский выдох силовой, свистком стеснённый,
визжит, ободранный до нервов, партизанкой,
и шарик мечется, как псих, взбивая воздух
внутри свистка, где эфемерный лилипут я
и фантазирую себя баскетболистом,
который мнит себя поэтом. В чистом виде –
круговорот в природе комплекса посредством
воображения и растроенья личности.
Свой
состав меняет относительно присутствия
любого, в том числе и собственного, воздух, –
совсем как каждый человек, а то и выше.
Любите ближнего!, пусть даже он и ветер.
Половинчатость – это миксер, где из окружающих приготавливается блюдо под названием «конформизм», в простонародье – «ни то, ни сё».
Герла по собственному образу, подобию
сотворена самой собою без подсказок,
и получилась смесь генетики с синтетикой;
меж естествами и искусственностью искус:
смогу ль настроить я инстинкт на самоделку,
смогу ль внимание зациклить на дефисе,
где, по прикидкам, заправляет усреднённость;
и не висит, и не торчит, а бьёт поклоны
бездомный дурень мой природного состава,
и непонятно: будет блуд иль рукоблудие;
секссострадание к модели отмирает
в районе кукольного полюса, и страшно
иметь себя посредством получеловека.
Я натянул штаны до шеи и взашеи
погнал в себя себя, туда, где гвалт безлюдья,
хотя уместней было в слове притаиться,
к примеру, в слове «камыши», но это слово
некстати втиснуто в контекст, нелегитимно,
а значит, вы его, друзья, не признавайте,
бо и оно за ваших не голосовало,
не выбирало, падла, даже под прицелом
авторучки… Короче!,
я биоробота покинул, потому что
от куклоты недалеко до ку-клукс-клана,
что хуже некуда для внука партизана.
Иногда «вопреки» значит «как все».
Раньше я колёса
крутил ногами, а теперь верчу руками,
вершит отрезками не шаг, а обороты;
пространство тоже покалечено до группы
и на протезах изменяется, и время
(есть узурпация посредством констатации,
обожествление людей во имя МОЖНО)
на поводке у изменений волочится
так, что строка секундну стрелку обгоняет
по воле интроглазомера, то есть памяти-и-и-и-и-и-и-и…………………………
Занесло меня… Извините…
(Внутри у времени никак, почти ничтожней,
зацепки нет, опричь кавычек к слову «нечто»,
я зацепился, расплодился и прижился,
отныне время – это я!, готовьте раны!).
У бёдер чёртовы колёса кувыркаются;
свободен, будучи пленён, насосный воздух,
бо весь в движении, обратном круговому;
эх, скорость света бы развить, не стал бы спёртым
он так стремительно; а лёгкие тюрьмою
быть долговременной не могут, потому что
жизнь убедительнее власти, но не всюду.
Вкрадчиво
и всесторонне изменяется пространство,
а я курсирую туда, куда захочет
тот, кто везёт меня, пусть даже он и Юра,
ну то есть я, который драпает из мира
хотя б в беспамятство, но то не уступает
пространству в области наличий, просто оны
не регистрируются мозгом, нелегалы,
а так, мистически, присутствуют надёжно.
Также
освобождение возможно и в кювете,
но я хочу быть вне пространства, но с собою,
а потому склоняюсь в бок самообмана:
тащись за спинами, а думай, что толкаешь.
Самообман по сути революционен;
я верю в то, что существую без пространства,
свободен полностью, а может, даже больше,
(самоправдив бываю только возле ласки).
А что же сам самообман? Сейчас сгоняю
в него и достопримечательности выдам,
свои пластмассовые взявши катафоты,
каб правда-матка на меня не накатила.
Вот, что в нём: «
».
А-а!, у вас же тут не высвечивается ни хрена… Извините…
Сложность мира способна оправдать любую трактовку его сути, в том числе и самую примитивную, категорическую.
Гроб многоразовый для стержней – это ручка,
она инъекцию чернил в лицо бумаге
осуществляет, тем излечивая ону
от пустоты посредством кастовых наколок.
Состав из стержня, становясь составом почерка,
меняет собственную суть, собой являя
гибрид реальности и текста, метаустье,
где дно бумажное – оно же смысловое.
Я по течению чернил, увязнув в вязи,
плыву, точнее говоря, передвигаюсь;
кишит частицами подводная округа,
из них наглядно формируются форели,
которым слово посвятил я в верхней строчке,
по меньшей мере разойдясь в крови чернявой,
а ею будучи, я по большому счёту
писать не в силах, разве что абракадабру:
тпру… ясн… ага… тут… естартам и т. д.
Клавиатура – обиталовка давления,
оно предвестник тесноты и вытеснения,
но всё опять же по закону сохранения:
ты топчешь «клаву», а протаптываешь тропы
поэтические… да и лесные.
Быть может, для высшего разума «никуда» вполне поддаётся сканированию и считается нормой; возможно, для него именно вера является единственно верным аргументом.
Приснотайна – это тоже нечто живое, грех пытаться её уничтожить.
Полюбите бесконечность, и она станет объятной.
Как абстрагируется ангел от контраста
меж совершенством и антонимом, промежду
небесным housом и хаосом планетным,
меж новосельем и бессрочным долгостроем,
меж благоденствием и нуждами земными,
между бесплотностью и плотностью от плоти,
промежду «жду» и «абсолютно обладаю»,
между Единственным и разными другими?
Да Бог его знает!
Я лишь уверен в том, что в полости контраста
пространство замерло в святом анабиозе
от столкновений по причине нестыковки;
глаз привыкает, примиряя антиподы,
и время вновь протоколирует движение,
а люди за секретарём следят повсюду,
пока отмеренный им срок следит за ними,
он контролируется Богом и Минздравом;
взаимодействие явления и яви,
врагов старения и подопечных оного,
светного пиршества сошедшего эфира
и клеток, дышащих под клетчатой рубашкой;
идёт реальный капремонт в их комнатушках,
оттуда радиоактивные отходы
ниспровергают в никуда, а то и глубже,
там только «только» есть и только в толковании,
цветёт закон исчезновения энергии.
Ты – как протон, я – как нейтрон, а вместе – ядра…
Средь бела дня вкусив на небе взбитых сливок,
мы по ночам гуляли, тьмы не замечая…
Ты подарила мне пластмассовую ручку…
Я ей пишу сейчас, а может быть, и дольше…
Наш навигатор обоюдного желания
единоправильную дал ориентацию
столпотворению частиц, заблудших в силу
нецелевой эксплуатации материи;
сбылось локально исправление пространства,
произошло преображение его же.
Любовь есть истинная мимика материи!
Чудо, что понятие «чудо» существует.
Говоря со святою простатою,
Господь взывает к нам, лучится и лучшится
со всеобъемлющей, кратчайшей прямотою,
без бес-конечных параллельных измерений;
их поиск есть измена Богу, не иначе!