Двадцать девятое июля... Я встал часа в четыре ночи:
до электрички, что из Тулы, минут примерно сорок пять.
И если очень захотеть, ну, если очень, очень. очень,
то можно, может быть, успеть - конечно, ежели бежать.
А мне ещё кровать заправить, окно закрыть - точнее, оба;
и можно мчаться, из подвала ведро с малиною достав.
Всегда опаздываю я - небось, за собственным, за гробом
бежать я буду в белых тапках, читая даты на крестах.
Багира вроде на охоте, а то запру опять бедняжку,
как в прошлый раз - аж трое суток пришлось ей в доме просидеть...
Но вот уже под рюкзаком, с ведром в руке, вздыхая тяжко,
я побежал, росу сшибая, на электричку чтоб успеть.
Ещё темно, хотя светает: туман в низинах, в небе месяц...
И я с ведром, как призрак в ночи, бегу, пугая мелких птах.
Ты, Зина, спишь сейчас в вагоне, а завтра будем, может, вместе -
я обнимал тебя в июле мильоны раз, но лишь в мечтах.
И твой состав ведь тоже мчится навстречу мне, пугая птичек,
чтобы на Киевском вокзале свести нас завтра поутру;
потом вдвоём, а, может, с Сашей рванём на тульской электричке
на дачу, коль от ожиданья я нынче всё же не помру.
Ну, целый месяц ждал, томился, один-то день, небось, осилю -
вон коммунизма ждали сколько: не только годы, а века.
Осталось мне бежать всего до электрички, может, с милю -
и я расслабился немножко, витая где-то в облаках.
Ты целый месяц на меня смотрела только с фотоснимков:
я так мечтал тебя увидеть, спеша тебе на встречу, Зин...
Вдруг спотыкнулся - и лежу, как на пляжу, с ведром в обнимку...
Встал - не пойму: весь в чём-то липком - то ли в малине, то ль в грязи.
Ну, отряхнулся кое-как, собрал малину, подавивши,
кляня по-матушке дорогу, и темноту, и буерак...
Вчера, приехав, увидал - дрозды пообклевали вишни,
а нынче я ещё к тому же давлю малину, как дурак.
И, чтоб теперь не опоздать, нужна, как минимум, мне бричка...
Да, видно, Зиночка, из тундры тебе попался эксклюзив:
ведь, только хвостик показав, ушла на север электричка,
как наша жизнь (не жизнь - малина) умчится, не притормозив.
Июль 2005 г.