"По стебелечку вверх и вверх ползет травяная вошь.
Зачем живешь, человек, если так живешь?
Представь, что атомный кошмар двоится и дрожит,
Земля пуста, как твой карман. А ты, допустим, жив..."
Роберт Рождественский
Вчера я вернулся из тех краев,
где никто из вас в жизни не был.
Вам даже в запутанных страшных снах
никогда не приснится
это бледно-зеленое небо.
Все вы счастливцы, ведь вы
не слышали, как вздыхает там
земля под ногами,
А звук чужих шагов бьется в ушах,
будто удары молота,
и загоняет в землю по пояс.
Кто из вас видел сгоревшие камни
в берегах испарившихся рек?
А я вернулся…
Я знаю, увидеть такое
Желают лишь злому врагу:
Вечернею тихой порою
Сидит на крутом берегу
Убогое, но хищное существо
Без ног, с когтями на крыльях
И единственным глазом на лбу.
А ветер ядовит и смертоносен:
Пришла в тот край
незолотая осень.
Как беззаботно и прекрасно было лето,
пышащее неразмененным счастьем:
тридцать пять градусов счастья в тени!
Но в недрах того жаркого июля уже таились
Зародыши будущей гиблой осени, уже змеились
Ядовитые сомнения. Ростками тянулись они,
И в неба просини
дальтоник видел что-то зеленоватое.
И брезжило несчастьем на рассвете
солнце сквозь мглу клочковатую.
Но мы сочли природным феноменом
Тревогу, что зудила по утрам.
Мы в мыслях улетали к краю неба,
Мы звезды разводили по углам.
Тогда, в июле, были всемогущи,
И думали, что это навсегда.
Мы райские себе воздвигли кущи,
В сады мы превратили города.
Мы были… Кем мы не были, однако!
Мы были – всё, мы были – для себя.
Мы потчевали семгою собаку,
Свое великодушие любя.
И даже когда ночи стали липкими,
никто не захотел предугадать…
Мы оставались слепы и тогда,
когда черным песком заносило наши сады
и горькою стала вода.
Мы спешно заменили установки,
Однако дело было здесь не в них.
Мы усложняли наши тренировки,
В то время как последний сох родник.
И тогда обуглились деревья,
Сгорели камни,
Небо помертвело
И птицы упали на землю.
И ветер стал зловещ и смертоносен,
Когда явилась
пепельная осень.