За окном постылая немота, ветер пряди веток сплетает в косы.
Небо, безлучистая сирота, опускает в город седые космы.
Под дождями стылыми зреет грусть. Бог одел калоши и лечит насморк,
На мольбы крылатых о солнце:
«Пусть… Пусть себе дождит» – шепотеет басом.
И вкрапляет в небо прожилки гроз, и пускает холод в зашейный морок.
Трет устало чуткий распухший нос и температурит – почти под сорок…
И катает в луже земную «сферъ» – раздразнить пытается муравейник.
И в зрачках на миг прорастает зверь, но потом опять – массовик затейник
Поливает серым да пепел шлет на мирские души хандрой осенней.
Но бредет по миру (и тает лед) Свет, летящий к небу лучом весенним:
По графиту города каблучком отбивает дробь, оставляя пятна.
И на них рождаются васильки, соловей поёт и растут опята…
По тропинкам улиц, роняя свет, расстегнув пальто, проплывает Радость.
И в руках Её больше горя нет, а в карманах фантики, мёд и сладость…
Сквозь прорехи петель, на свет стремясь, от большого сердца струится пламя.
И бредет неспешно, не торопясь та, что мимолетным и легким взглядом
Растопить могла бы арктичный лед, вековые толщи ладонью плавя.
На ладошке, маленький как цветок, словно самый первый и истый – ладан.
Расцветает истина – мир молчит… Небо удивленно вздымает брови.
И сквозь тени божьи идут лучи, души отлетевших читают роли –
Снова возвращаются в свой удел…
И Добро на стенах рисует счастье.
Тот, кто был труслив или мягкотел – станет вдруг огромным и в миг на части
Разорвет постыдный и липкий страх. Станет вдруг большое – единым с малым.
Мир проснётся новым в Её руках. Бог – младенцем станет, устав быть старым.
И Она посеет любовь и мир, свет раздарит людям, траве и ветру.
Расцветет уснувший в песках жасмин. И бедняк отыщет свою монету.
И уйдет невидимо за черту, оставляя в небе полоску света…
---
Он проснется утром и в черноту упадет стремительно, безответно.
На постели раньше цвела любовь, а теперь лишь пропасть бездонной пастью.
Он вскричит безудержно небесам.
А по ним тихонько уходит Счастье…