Вот белый лист
под ветра свист –
писать опасно.
Но воздух чист,
и я речист,
и жизнь прекрасна.
На ветках соль,
на сердце боль.
Застыли строки.
А что Асоль?
Играет роль,
зубрит уроки.
А где Жизель?
Ест карамель,
сорит деньгами,
застелет
девичью постель,
уедет к маме.
А я к звезде
взываю: «Где
хотя бы Настя?»
Но только волны
на воде –
одни напасти.
И только лист белей снегов,
и только память
стремится выпасть из оков
и тоже – к маме.
И я один в мужском раю,
где серп и молот,
топор, костер
и на краю –
кромешный холод,
и в том же роде – коммунизм…
Дышать опасно.
Но баб заменит онанизм –
и жизнь прекрасна.
И снова с чистого листа
ко мне взывают
надежда, женщина, мечта
и рать святая.
Сорвусь по новой в эту ложь,
посулам веря.
Но тот же род у слова «дрожь»
за мертвой дверью.
А дальше – ночь, река, луна,
печаль, дорога –
все вместе дружная страна
и даль без Бога.
И быль, как пыль,
и боль, как ноль –
пуста никчемна.
И дразнит будущий король
мою царевну.
И режет будущий бандит
краюху хлеба.
Но всё – разобран реквизит.
Лишь лист и небо
лежат нетронуто чисты
лицом друг к другу.
… а где-то сожжены мосты
и воет вьюга.