Человек может не только преодолеть свойственный ему страх, но проявить чудеса храбрости, если одержим великой идеей защиты своей страны. Всем известен хрестоматийный пример героизма и преодоления страха перед смертью отчаянных защитников Брестской Крепости в 1941 году, которым фашистское командование гарантировало жизнь в обмен на капитуляцию. Однако советские солдаты сдаче в плен предпочли смерть. Выше представлена картина Петра Кривоногова "Защитники Брестской крепости".
Благодаря известному американскому кинофильму многие знают про 300 спартанцев, сдержавших в Фермопильском ущелье натиск превосходящей армии персов во имя спасения своей страны. Когда я был в Греции, то взял машину напрокат, чтобы своими глазами взглянуть на легендарное ущелье, лежащее в стороне от традиционных «шубных» и развлекательных маршрутов по Элладе. Небольшой памятник, небольшая табличка …
Вот один из характерных примеров, когда героизм одних вызывает страх у других. Персы были потрясены поразительным примером стойкости и презрения к смерти спартанских воинов, что вызвало у многих воинов персидской армии удивление, граничащее с ужасом. Это в немалой степени сказалось на их морально-боевых качествах и предопределило дальнейший ход войны.
Менее известен, вероятно, другой исторический пример преодоления страха и самопожертвования. Подвиг совершил римлянин Гай Муций, впоследствии получивший прозвище «Сцевола» (левша). Этот легендарный герой пытался убить Ларса Порсену, царя этруссков, войска которого осадили Рим в 509 до н.э. Сцевола сумел незаметно пробраться в шатер Порсены, но по ошибке убил царского писца. Героя схватили и стали угрожать пыткой и смертью, если он не раскроет все детали этого замысла. Сцевола сунул правую руку в разведенный на алтаре огонь и держал ее там, пока она не обуглилась. Отвага римлянина так поразила царя, что римлянина отпустили, а потрясённый невероятным самопожертвованием римлянина Порсена вскоре заключил с Римом мир. Вот как описывает эту историю древнеримский историк Тит Ливий в своем труде «История Рима от основания города»:
«Осада тем не менее продолжалась, продовольствие скудело и дорожало, и Порсена уже надеялся взять город не сходя с места, когда объявился знатный юноша Гай Муций, которому показалось обидным, что римский народ, ни в какой войне ни от каких врагов не знавший осады, даже в те времена, когда рабски служил царям, ныне, уже свободный, осажден этрусками, столько раз уже им битыми. И вот, решившись смыть этот позор каким-нибудь
отчаянным поступком невероятной дерзости, он замыслил проникнуть в неприятельский лагерь. Однако из опасения, что, пойдя без ведома консулов и втайне от всех, он может быть схвачен римскою стражею как перебежчик, Муций явился в сенат. «Решился я, отцы-сенаторы, – сказал он, – переплыть Тибр и, если удастся, проникнуть во вражеский лагерь; не грабить, не мстить за разбой, – нечто большее замыслил я совершить, если помогут боги». Сенаторы одобряют. И он удаляется, скрыв под одеждою меч.
Придя в лагерь, попал он в густую толпу народа перед царским местом. Там как раз выдавали жалованье войскам и писец, сидевший рядом с царем почти в таком же наряде, был очень занят, и воины к нему шли толпою. Боясь спросить, который из двух Порсена, чтобы не выдать себя незнаньем царя, он делает то, к чему толкнул его случай, – вместо царя убивает писца. Прорубаясь оттуда окровавленным мечом сквозь смятенную толпу, в шуме и давке, он был схвачен царскими телохранителями, и его приволокли к царю. Здесь, перед возвышением, даже в столь грозной доле не устрашаясь, а устрашая, он объявил: «Я римский гражданин, зовут меня Гай Муций. Я вышел на тебя, как враг на врага, и готов умереть, как готов был убить: римляне умеют и действовать, и страдать с отвагою. Не один я питаю к тебе такие чувства, многие за мной чередою ждут той же чести. Итак, если угодно, готовься к недоброму: каждый час рисковать головой, встречать вооруженного врага у порога. Такую войну объявляем тебе мы, римские юноши; не бойся войска, не бойся битвы, – будешь ты с каждым один на один».
Когда царь, горя гневом и страшась опасности, велел вокруг развести костры, суля ему пытку, если он не признается тут же, что скрывается за его темной угрозой, сказал ему Муций: «Знай же, сколь мало ценят плоть те, кто чает великой славы!» – и неспешно положил правую
руку в огонь, возжженный на жертвеннике. И он жег ее, будто ничего не чувствуя, покуда Царь, пораженный этим чудом, не вскочил вдруг со своего места и не приказал оттащить юношу от алтаря. «Отойди,– сказал он, – ты безжалостнее к себе, чем ко мне! Я велел бы почтить такую доблесть, будь она во славу моей отчизны; ныне же по праву войны отпускаю тебя на волю целым и невредимым». Тогда Муций, как бы воздавая за великодушие, сказал: «Поскольку в такой чести у тебя доблесть, прими от меня в дар то, чего не мог добиться угрозами: триста лучших римских юношей, поклялись мы преследовать тебя таким способом. Первый жребий был мой; а за мною последует другой, кому выпадет, и каждый придет в свой черед, пока судьба
не подставит тебя удару!»
Когда был отпущен Муций, которого потом за потерю правой руки нарекли Сцеволой, Порсена послал в Рим послов; так потрясло его и первое покушение, от которого он уберегся лишь по ошибке убийцы, и опасность, грозящая впредь столько раз, сколько будет заговорщиков, что он сам от себя предложил римлянам условия мира».
Человеческий дух велик! Обычная реакция животного на опасность состоит из смеси аффекта страха и защитного действия. Испуганное животное, когда боится, бежит или обороняется, но целесообразным для него при этом является бегство, а не боязнь. Человек способен преодолеть страх, готов пожертвовать собой сознательно. Картину истинного самопожертвования и преодоления страха смерти нарисовал в своем романе «Война и мир» Л.Н. Толстой на примере войны 1812 года. И на батарее Раевского в Бородинской битве, и в партизанских отрядах каждый солдат или партизан не знал страха, будучи готовым к смерти. Вспомнить хотя бы, как Андрей Болконский во время Бородинской битвы сначала считал своей обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, но потом убедился, что ему нечему и незачем учить их. Не столько численное превосходство, не столько стратегические планы полководцев, а моральные качества и воодушевление солдат влияют на ход сражения. Писатель показал героизм человека, который и сам менее всего думает о своем героизме.
Действуя по собственной инициативе, оставшийся без прикрытия, Тушин со своими артиллеристами решает исход сражения, сам того не подозревая. В разгар боя, и Тушин, и его солдаты возбуждены, веселы, необыкновенно деятельны. Они презирают страх! Их чувства едины в своем порыве. Тушин обращается к солдатам не как начальник к подчиненным. Он говорит им: «голубчики», и в каждом его слове звучит необыкновенная доброта.
И такая храбрость людей, объединенных одной великой целью, не думающих о славе и наградах, но о спасении страны, определяет ход событий. Хотя ни солдаты батареи Раевского, ни ополченцы-партизаны, ни Тушин, ни Тимохин, ни Кутузов, ни Дохтуров героями автором романа напрямую нигде не названы.
В военной истории немало и противоположных примеров, когда страх порождал лавинообразную панику, и потери были ужасающими. Очень показателен пример сражения между русской армией и турецким войском в русско-турецкой войне 1877—1878 гг. у горы Аладжа на Карском плоскогорье, расположенном на северо-востоке Турции. Его приводит Н. Шефов в книге «Битвы России», изданной в серии «Военно-историческая библиотека» в 2002 году.
Осенью 1877 года русская армия под общим командованием великого князя Михаила Николаевича выступила против турецкого войска под командованием Мухтар-паши. Русской армией 27 сентября наряду с фронтальным натиском на турецкие позиции был осуществлен глубокий фланговый охват. В обход турецких позиций на правом фланге был послан отряд под командованием генерала И.Д. Лазарева. 3 октября он вышел в тыл армии Мухтар-паши и овладел штурмом горой Авлияр. С этого момента турецкая армия была рассечена надвое. Ее правое крыло оказалось в окружении, а левое начало беспорядочный отход к Карсу. Лазаревский маневр сорвал планомерный отход турецких войск, превратив его в паническое бегство.
Потери турок вследствие паники были огромны, армия Мухтар-паши потерпела сокрушительное поражение, лишившись почти половины своего состава (5—6 тыс. убитых и раненых, 8,5 тыс. пленных, 3—4 тыс. дезертировавших). Русские же потеряли во время штурма лишь 1,5 тысячи человек. Аладжийская битва стала решающей на Кавказском театре боевых действий. После этой победы инициатива здесь полностью перешла к российской армии. Кстати, в сражении при Аладже русские впервые широко использовали телеграф для управления войсками. За Аладжу великий князь Михаил Николаевич получил орден Святого Георгия I степени.
Добавим, что в военной истории немало подобных примеров, и в Северной войне России со Швецией в битве при Полтаве в июле 1709 года был аналогичный эпизод. Сражение началось в 3 часа ночи и с переменным успехом продолжалось до 9 часов утра, когда шведская армия решительно пошла в наступление. Встреченные сильным огнем русской артиллерии, шведы ринулись в штыковую атаку. Им удалось потеснить центр первой линии русских войск. Однако Петр I лично возглавил контратаку батальона и отбросил шведов на исходные позиции. К 11 часам шведы начали отход, вскоре превратившийся в паническое бегство. Остатки шведских войск отступили, а вскоре были настигнуты и сложили оружие. Успех был полный, и, по словам Петра, «непобедимые господа шведы скоро хребет показали». Шведы потеряли в общей сложности более 9 тысяч человек убитыми, свыше 18 тысяч пленными, 32 орудия и весь обоз. 246 штандартов и знамен попали в руки русских воинов.
Александр Кожейкин, с использованием справочных материалов интернета, размещенных в свободном доступе