Он медицине "долг" решил отдать,
Но прежде пил коньяк у океана,
Спиною к бесконечному пути,
Им совершенному, и к северу лицом.
Ему казалось, голова свободно
Летела вдаль, как тройка из Тюмени,
Которая несла его сюда.
И он с вершины трех десятков лет
Глядел в себя и видел глубоко,
Как будто был прозрачною водою,
Как озера Байкал прозрачны воды,
Что видно с палубы высокой парохода.
Здесь крайний север, а Сибирь южнее.
Ему коньяк московские друзья
Упаковали в дальнюю дорогу,
Теперь он обжигал ему язык.
Ну что ж, что он родился "под прилавком"?
Зато он знает цену коньяка,
И даже певчий в церкви пред иконой
Такою радостью святой не проникался,
Как он от этого стакана золотого,
Который нес, будто ночное солнце
Ему тепло и свет. Так согревает
Сияющий живой излом алмаза,
К которому не смеют прикоснуться.
Он встал, чуть пошатнувшись, размахнулся
И с силою швырнул стакан на камни.
Тот зазвенел, как каторжников цепи,
И этот звон преследовал и жег
На всем его пути по Сахалину,
Где гидом - каторга,а бременем - свобода.
И долгий путь от розог и плетей
Был трудным, но он шел и кровь раба
Из жил своих выдавливал по каплям,
И став свободным человеком, не забыл,
Как кандалы звенят на Сахалине.