И вечер надвигается на город
осадным гулом тысячи машин,
стремящихся вернуться на стоянки,
стремящихся обратно. Вижу спин
движение – бесчисленность … Так морок
охватывает тайно, невесом,
скрываясь в бесконечной перебранке.
И вечер надвигается. Но я,
я замираю, прячусь – невозможно
здесь двигаться, а, впрочем, просто быть.
Так каждого раздавят осень, быт.
Усталостью немого октября
я уязвлен. И мгла внутри, под кожей,
и вечер заявляет: нечем крыть.
Крыть вправду нечем, некуда идти:
нам карты не откроют мирозданья.
Не воину погибнуть в ожиданье.
А мужеством не вылечить отит.
Но, впрочем, бесконечность отстает
от суеты на краткое мгновенье.
Лишь обернись: античность, чей черед
давно прошел, осталась ощущеньем –
так вслед машинам шествуют суда,
и мачты, опаленные закатом,
минуют циферблаты и года.
И Рубикон скрывается за лужей.
Но истины никто не запретит.
Октябрь душит мой последний стыд,
но вечер надвигается и кружит
над городом.
Гляди из-за кулис:
вот берега мои рубцует Стикс.