Седая старость - черная тоска.
И не было ни радости, ни света.
И мглы вечерней верная рука
Сжимает горло мудрого рассвета.
Такая уж дана природе власть.
С лицом испитым лживости красивой,
Она, увы, способна только красть
Святое время юности строптивой.
Но, пусть уже у женушки моей
Сурьмою обрисованные брови,
Я не страшусь до самых скорбных дней
Дарить признанья в каждом сущем слове.
И пусть к лицу ей траура вуаль...
Мне ничего для женщины не жаль.