похоже, клал на всех с прибором этот город,
который так никем и не был переборот,
как ни старался швед, тевтонский лютый ворог,
а также татарва, залезшая за ворот.
а в городе дома, чьи каменные чресла
возносят этажи, причём, что интересно,
с потомками тех лиц, что жили до арестов
во множестве квартир над арками подъездов.
а жили в тех домах и режиссёр, и скульптор,
поэт и драматург, и сторож пролеткульта,
расстрелянные все за то, что были будто
заброшенными к нам шпионами из Бунда.
растерянно глядят теперь они на город,
дома эпохи той, где были серп и молот,
и яростный кумач был вместо триколора,
и было далеко ещё до термидора.
а как строги на них классические кровли,
что боже упаси, - не отыскать им ровни.
и, кажется, что их неумолимый облик -
не понятый ещё какой-то иероглиф.
и, кажется, что мир немыслимо затейлив,
по прихоти творца, его ли подмастерьев,
работающих там, в цеху сталелитейном,
где плавятся миры, и делают вождей нам