Мнение автора может не совпадать с мнением героев этого рассказа.
- Наши либералы – дерьмо!–крикнул старый актёр Овечкин, вскочив со скамейки, где сидели его приятели: бывший комик Сердюк и бывший редактор Панов – жильцы Дома ветеранов сцены -- в его парке они грелись на скупом осеннем солнце.
Овечкин ткнул пальцем в «Комсомольскую правду» и прочёл текст, набранный большими буквами на первой странице:
- «Муж Тины Канделаки бросил её ради бывшей жены Диброва!» Почему о блуде этой гламурной публики должна знать вся страна?
У Овечкина больно кольнуло в левом боку и, зажав боль ладонью, он стал похож на вождя мирового пролетариата и даже за грассировал по ленински:
- Стоило ради такой свободы выпускать наших либералов из железной клетки Советской власти…
- Так живи они до сих пор в этой клетке, мы бы так и не узнали, кто кого трахнул! – сказал Слава Сердюк. – И читал бы ты щас в «Комсомолке», как доярка Тина Канделаки и тракторист Дибров, претворяют в жизнь решения очередного съезда КПСС.
Овечкин нетерпеливо затопал ножками.
- Беги уже в кусты, а то ноги ошпаришь! – подсказал ему Сердюк.
Овечкин резво засеменил в кусты. Банальная аденома простаты – бич многих стареющих мужчин – вынуждала его мочиться в самые неподходящие моменты. Вот и сейчас добежать до туалета в доме он бы не успел, и Овечкин робко зажурчал в зарослях золотых осенних кустов.
Панов хотел пристыдить Овечкина. Но он и сам обладал пышным букетом старческих недугов. И вздохнув, сказал:
- Кажется, «вождь» опять развязал?
- Да, пусть расслабится! – заступился за «вождя» Сердюк, любитель таких же развязок. – Представьте, Юрий Демьяныч, наш Овечкин был одним из лучших исполнителей Ленина! Жаль, что вы не видели его в этой роли…
- Не видел, но «представляю», – в тон ему ответил Панов, глянув на карман Сердюка, откуда торчала открытая бутылка портвейна.
Осеннее солнышко припекало. Панов достал белую кепочку и прикрыл ею лысину. Работая главным редактором на телестудии он, бывало, свысока поглядывал на актёров. Но бездетная старость и одиночество – Панов схоронил недавно жену – позвали его в ДВС, где он и доживал свой век с актёрами, учась у них давно забытой им коммунальной жизни.
2
А Слава Сердюк завершил карьеру заслуженным артистом одной из автономных республик, где звания актёрам давали чаще, чем повышали им зарплату. Ещё Слава был зримым воплощением известной мысли Шекспира о том, что актёры – краткая летопись своего века.
Вот и сейчас Панов был готов услышать от Сердюка очередную байку из неприхотливой, но затейливой актёрской жизни.
- В 70-тых годах, – начал Слава, – в Горножуйске народ не ходил в местный драмтеатр. И чтоб завлечь туда публику, отцы города решили продавать пиво по вечерам – только в театре! Народ мигом потянулся к искусству! Но, дефицитный в те времена напиток, собирал народу в театральном буфете больше, чем в зрительном зале. И тогда главный режиссёр театра, Маламуд, решил поставить «Гамлета»…
Слава, предвкушая удивление Панова, набрал в прокуренные легкие больше воздуха и выдохнул:
- Принца доверили играть мне!
- Не может быть? – сыграл удивление Панов. – Ты же комик…
- Да, никто и не ожидал от меня такого драматического звучания! – Сердюк зарумянился. – Но когда я играл Гамлета, то буфет пустовал, а в зрительном зале был – аншлаг! Многие звонили в театр, и даже алкаши – узнавали в какие дни я буду играть «Гамлета»?
- Все хотели на тебя посмотреть? – прищурился Панов.
- Да-а… нет, – скромно сказал Слава. – Когда я играл принца, то в этот день не надо было завлекать публику в театр пивом, и вечером его продавали по всему городу…
- На радость говножуйских алкашей! – подвёл итог Панов.
- Ты специально оговорился, – обиделся Сердюк. – Потому что не веришь мне...
- Не верю, как Станиславский! – рассмеялся Панов. – Потому, что эту пивную историю ты мне уже рассказывал, только про театр из Улан-Удэ.
- Неужели? – удивился Сердюк, – Но, там была другая история.
Он глянул в сторону кустов и крикнул Овечкину:
- Изиль! Расскажи Панову, как ты играл в Улан-Удэ Ленина?
- Сейчас… – пробурчал из кустов Овечкин.
- Он еврей? – тихо спросил Панов. – Имя у него библейское.
- Да нет, – зашептал Сердюк, – Его так назвал папаша, неистовый ленинец! Изиль означает: Исполняю Заветы Ильича. А его сестру папаша назвал – Марксена!
- У тебя, Слава, внуки есть? – хитро спросил Панов. – Назвал бы сейчас внука: Баксом, а внучку – Инфляция!
- У меня сын мудак! – вздохнул Сердюк. – Уехал в Америку и там строгает им белых америкашек... А в Сибири и на Дальнем Востоке, китайцы работают уже и на железных дорогах – а это военные объекты!
3
- Чем тебе не нравятся китайцы? – удивился Панов. – Настоящие коммунисты и хорошие работники! Ты - то жил в Харбине и знаешь…
- Я там родился, – сузил глазки под китайца Слава. – При Чан Кайши нас пальцем не трогали. Но когда к власти пришёл Мао - Цзедун, то русских стали изгонять из Харбина!
- Вы там все были белоэмигрантами, – пояснил Панов. – Вот Сталин и позвонил другу Мао, мол, пора разорить это осиное гнездо? Вот вас и турнули! Всё в духе того времени…
- Наступит время, они нас турнут из Сибири… до Урала! – понизил голос Сердюк. – Вдоль нашей границы со стороны Китая проживают 200 млн. китайцев, готовых перейти границу и обживать пустующие земли России. У нас рождаемость на нуле, а в метро онанизм рекламируют!
- Да, – скривился Панов, – пить тебе на сегодня уже хватит!
- Клянусь! – обиделся Сердюк. – Я видел, как школьники ржали в метро над рекламой журнала «Cosmopolitan», где на обложке полуголая баба и под ней надпись: «Сама с собой. – Секс без партнёра». Ну, когда сама с собой – это же онанизм?
Сердюк отпил портвейна:
- И ещё была сверху надпись: «Азбука сладкой жизни». Молодёжь этой азбуке научится – рожать не будет! И кто же будет кормить нас – пенсионеров?
- А чего сын-то твой рожает детей в Америке, а не в России?
- Так, в Америке моему сыну платят в несколько раз больше, чем в России! Вот такая у них азбука сладкой жизни, – развёл Слава руками.
- США имеют долг в 17 триллионов долларов! Что ж им не платить такие зарплаты! Большими деньгами они сманивают наши таланты, – гордо произнес Панов. – Силиконовая долина – это же сотни тысяч выпускников российских вузов! Сами-то США уже не обеспечивают воспроизводство умных людей. По той же причине и Евросоюз сманивает наших учёных большими зарплатами!
Панов снисходительно глянул на Сердюка:
- Полагаю, актёры знакомы с «Закатом Европы» Шпенглера? Этот учёный муж утверждает, что будущее в этом мире за Россией!
- Все мы такие умные на закате, – вздохнул Слава, – а в питерских роддомах, врачи не могут общаться с роженицами по-русски! Поскольку там, почти все мамочки из Средней Азии и по – русски ни бум-бум…
- Приживутся в Питере и язык выучат! – успокоил его Панов
- И церкви заменят мечетями, пока наши учёные трудятся в Силиконовых долинах, – ворчал Слава. – Зато в России активно размножаются чиновники! И все сосут взятку, как телёнок – матку!
- Какой я раньше грибник был! – вдруг вспомнил Панов. – Бывало, идёшь в лесу под Москвой, а рядом все поля засеяны пшеницей, овсом…
4
Нынче же на тех полях растут только дворцы и коттеджи чиновников! Ох, как мы пососём лапу, когда Запад нам кран продовольственный перекроет…
- За что перекроет-то? – спросил Слава. – И так все наши бабки от нефти и газа, идут в США под жалкие проценты! Да ещё попробуй их вернуть оттуда. Поднимаем, так сказать, российскими деньгами - американскую экономику! При Советах им бы…
- Соскучился по Советам?
- А мы в Доме ветеранов с ними не расставались. У нас тут ещё развитой социализм! – махнул рукой Слава. – Заповедник «Советский Союз» -- кормят, одевают и лечат бесплатно. Тут даже есть своё политбюро – Совет ветеранов! Выбранный его председателем – мадам Мальченко, для себя.
- А разве не общим собранием? – удивился Панов.
- Кого выберет собрание больных и уже выживающих из ума стариков, нищих провинциальных актёров? С не до игранными ролями, с не до траханными телами! – Слава отпил портвейна. – А мадам Мальченко ещё хорошо соображает и режиссирует это собрание стариков…
- В основном старушек, – уточнил Панов. – Бабье царство!
- Это глуховатое царство, голосует за нужных для мадам людей. А когда к нам приходит гуманитарная и всякая другая помощь, то сливки с неё снимает верное ей «политбюро»!
- Сливки – награда активу за преданность, – согласился бывалый в начальниках Панов. – То-то я смотрю, как тут хорошо одеты некоторые ветеранки.
- Не стыдно и в Куршавель их отправлять, – отпил портвейна Слава.
- Ну, там требуются б**яди помоложе, – засмеялся Панов.
Мимо скамейки спешила озабоченная старушка Умкина. с бананом в жёлтом кулачке.
- О! Наша Жанна де Арк рванула на кухню, – сказал ей вслед Сердюк. – Если щас в банане не хватит весу, то замордует Умкина всех поваров! Ей 90 лет, и четверть века она живёт в ДВС. Терпеть не может Совет ветеранов и Советскую власть...
- Ну, нынче интеллигенты уснуть не могут - не пнув Советскую власть...
- Родилась Умкина в Западной Украине, - продолжал Слава. - И хвастала нашим старушкам, что в юности любила Степана Бандеру, и даже была когда-то пионервожатой у бывшего Президента Украины Ющенко. Тут она стучит в Союз театральных деятелей, лично г - ну Калягину на всех, от дворника до директора.…
Перечислив старушкины «заслуги», Слава перевёл дух.
- Молоко тебе надо давать за вредность! – сказал Панов. – В « 12 - ти стульях » у Ильфа и Петрова, заведующий Альхен обкрадывал старушек. А тут ваши старушки крутят начальством!
- Ну, начальство не даст себя в обиду! – успокоил его Слава.
5
- Наш директор, полковник Конский, как снегоочиститель всё под себя гребёт. Недавно он принял единолично от Умкиной её деньги на хранение. Хотя согласно правилам - это должна делать комиссия. Но, хитрожопый полковник сказал, что Совет ветеранов будто бы не захотел общаться с Умкиной и её 100 тысяч рублей он принял лично!
- 100 тысяч? Что - то мало за 20 лет жизни Умкиной? – заметил Панов.
- Как говорила моя бабка: "Самое лёгкое писаться в бане и считать чужие деньги". Умкина - не курит, не пьёт, и в долг не даёт. – глотнул вина Сердюк. – И родственников у ней нет. Да, она за год получала пенсии больше чем 100 тысяч! А тут за 20 лет столько же!
- Лукавит полковник, – пересел в тень Панов.
- Его секретарша Маша говорят, что Умкина завещала свои денежки ей! Но без нотариуса, её завещание филькина грамота! Поэтому Конский, секретаршу Машу к Умкиной и не подпускает.
Сердюк глянул на крышу Дома ветеранов и зашептал:
- Как - то во время чистки снега нам телеантенну оторвали. И мне её восстановили бесплатно, а с ветеранки Молотовой - моей соседки - Конский слупил 4 тысячи рублей себе в карман. Та обратилась к председателю Совета ветеранов. Мальченко потребовала вернуть деньги Молотовой. И полковник Конский два месяца возвращал ей деньги.
- Ну, потратился директор! – улыбнулся Панов. - Дело житейское.
- Один из ремонтёров антенны, был сын директора. – Слава оглянулся. - У Конского и дочка есть. Он и её хотел взять на работу в ДВС, но председатель Совета была против:«Воровать всей семьёй будете!» – намекала ему Мальченко. «Так везде же воруют!» – возражал ей полковник, не моргнув глазом. А его зять уже работал у нас юристом, и сынок внештатно занимался тут ремонтом. После его умелых рук всё ломалось. Но, сынок вновь делал ремонт и поток денег из кассы ДВС в карман сыночка не иссякал! Наш Конский - это золотой фонд российской коррупции!
Слава хитро подмигнул Панову:
- Ты же когда главным редактором был, небось тоже ловил рыбку в мутной воде? И телевизионщиков своих дрючил за то, что не гнули линию партии? А когда мамка Партия загибалась, то сыновья стали жечь партбилеты по ТВ. Шли в партию ради карьеры, и выходя жгли партбилеты тоже ради карьеры, оборотни столичные!
Панов тяжело задышал, сунул валидол под язык, и цыкнул на Сердюка:
- Партию гробили вы - Геростраты периферийные! Слетелись в Москву: «Процесс – это главное начать!» Начали, прорабы грёбанные! Что тогда несли с трибун большие начальники: «облЕгчить», «прИнять», «углУбить», «как хочите»…
6
- Это было новое мышление, – и Слава спел под Горбачёва:
Бабы бегают, судачат,
И не знают, как им быть:
Михаил умеет нАчать,
Но не может углубить!
- Веселитесь! – появилась, как из под земли старушка Умкина, – А Овечкин в кустах писает? Я Калягину всё про вас напишу! Он покажет вам Кузькину мать…
- Пошла отсюдова, мать Кузьмы! – гаркнули на старушку приятели.
Покрутив пальцем у виска, Умкина исчезла.
- Говорят, что грехи под старость лет обостряются? – сказал Слава, глядя ей вслед.
- А ты выдавливай из себя раба – не обострятся! – сказал с пафосом Панов и, развернув газету, прочёл: Учёные утверждают, что ежедневное 10 минутное созерцания женской груди, заменяет мужчинам полчаса занятий спортом! Достаточно дважды в день глянуть на женскую грудь, и риск инсульта снижается в два раза!
- Эх, когда нам по утрам давление измеряют, то показали бы в медпункте пару девок с голыми сиськами, – помечтал Сердюк. – На весь день бы снизили риск инсульта…
- Зайди к Умкиной – вместе, и снизите…
Из кустов появился Овечкин.
- Куда ты пропал? – спросил его Сердюк.
- Гулял по берегу. Голова трещит, а там хорошо, свежо…
- Умкина обещала стукнуть на тебя Калягину, что ты в кустах пописал! – радостно сообщил Слава.
Овечкин сел на скамейку и проворчал:
– Вчера в час ночи ко мне стук в дверь. Открыл - стоит Умкина! Зубы вставные в стакане забыла. Шамкает «Есть у вас соломинка для отсасывания сока?» Бред какой - то! Халат на голое тело. Сиськи висят, как сухие лепёшки.
Панов и Сердюк рассмеялись, а Слава сказал:
- Она своими сиськами делала тебе профилактику от инсульта!
- Придёт вот такая смерть, как Умкина, – вздохнул Изиль.
- Это будет самая нелепая смерть! – перекрестился Сердюк.
- На чём я давеча остановился? – спросил Овечкин.
- На свободе для либералов сверх всякой меры, – напомнил Слава.
- Да, вот и обо всём пиши, и ставь что хочешь... – подхватил Овечкин.
- Что хочешь? – перебил его Панов. – Император Николай Павлович после просмотра комедии «Ревизор» в Александринском театре сказал: «Досталось тут всем, а мне больше всех!» И подарил Гоголю перстень! Представь сегодня ситуацию с такой пьеской? Чем она кончится?
- Вот интересно, – сказал Сердюк, – послушать мнение Императора Николая Павловича после его просмотра «Дом 2» с Ксенией Собчак или «Комеди Клаб»?
7
- Да, вот такими зрелищами кормят нас либералы! – затоковал Изиль, как глухарь, уже никого не слыша. – Выйдя из клетки советской власти, либералы, настрочили нам столько мерзостей родного бытия, как будто по всей России рвануло канализацию, и потоки дерьма залили всю страну! А главный либерал Миша, даже Нобелевскую премию мира получил!
- Премия эта шибко политизирована, – заметил Панов. – Кто бы её дал тому же Солженицыну, не поливай он страну своим ГУЛАГом…
- А после давал советы, как её обустроить! – философски заметил Слава Сердюк. – Чем Исаич удивил? Что коммунисты дрянь! А вышедшие из их же рядов демократы чем лучше? Чем их приватизация, лучше экспроприации? Чем их бизнес лучше спекуляции? Или киллер лучше убийцы, а путана лучше проститутки? Попса, эти бойцы идеологического фронта капитализма, уже и песни про них слагает: «Путана, путана, пута-а-на…» – пропел Сердюк известный мотив.
- И мы были бойцами идеологического фронта социализма, но он был хоть с человеческим лицом, – взгрустнул Овечкин. – А у нашего капитализма лица нет – только морда! И некоторых наших попсовых бойцов Америка не пускает, к себе, как мафию... Когда Горбачёв начал перестройку, мы же ему так верили! А он социализм завалил! Да, пусть бы две системы мирно сосуществовали…
- Мирно не смогут, – сказал Панов. – Сытый голодного не разумеет. И деньги, как наркотик - богатые от их передоза – кайфуют!
- У апостола Иакова сказано: «как зной иссушает траву и исчезает красота вида её; так увядает и богатый в путях своих», – процитировал Библию Овечкин.
- Вот не будь Третьяков богатым, и не было бы у нас Третьяковской галереи? – ехидно заметил Сердюк.
Овечкин вытер лоб платком и возразил:
- Христос тоже мог быть богатым, исцеляя больных. Но он не ходил с набитыми карманами, и не водил за собой осла, с мешками денег! У него была великая идея, а у нас её нет…
- А была, – пробурчал Слава. – Коммунизм, светлое будущее человечества. Неплохая была пьеска, но провалили её наши державные режиссёры. И нынешний Китай её уже не так играет…
- Кто лучше сыграет «Гамлета»? – спросил Овечкин. – Профессиональный театр? Или драмкружок паровозного депо?
- Конечно, профессионалы! – пожал плечами Сердюк.
- А нашу пьесу «Коммунизм» играл драмкружок рабочих и крестьян, – вздохнул Изиль. – И пока режиссёры были такие орлы, как Ленин и Сталин, да ещё и с кнутом – пьеса игралась! А серые воробушки типа Хрущёва и Горбачёва развалили спектакль.
8
- Кстати, пьеску «Коммунизм» написали в Английском Королевстве! - заметил Панов. - Но играть её у себя не стали?
- Выбрали страну, которую не жалко! – сказал Сердюк. – Мне отец когда-то говорил, что слово «Русь» на древнем санскритском языке означает: опытное поле Сатаны!
- После революции 17 года, – вновь заграссировал под вождя Овечкин, – Россия предложила миру новый путь. Он был гуманный и справедливый к слабым, и отставшим. Путь презрения к деньгам, и к роскоши. Культ образования и творчества. Культ общих интересов, которые выше личных! Культ равноправия и братства народов…
- И культ личности вождей! – вставил Слава. – Гладко было на бумаге, да забыли про овраги…
- И всё же, – поддержал Овечкина Панов, – новые социальные идеи, во многом были реализованы в первые десятилетия советской России. Они дали большой толчок к демократизации Западного капитализма! Советское искусство 20-х годов в огромной степени повлияло на всё человечество. А культ царей и вождей был всегда.
Овечкин достал из кармана записную книжечку. Начал листать её.
- Блокнот агитатора? – спросил Сердюк.
- Кроме Советской России, – зачитал Овечкин из книжки, – женщины во всём мире, в начале 20-го века не обладали выборными правами. Англия, глядя на нас, только в 1918 году допустила своих баб, старше 30 лет к выборам! Голландия – в 1919-ом. Американки получили права голосовать в 20-ом году! А в 1928 году на всей территории Британской империи, в избирательном праве женщины сравнялись с мужчинами!
Простатит Овечкина вновь напомнил о себе и, бросив «семинар» он поковылял в кусты, оглядываясь, нет ли поблизости Умкиной.
- Изиль сегодня похож на Зюганова, – удивился Сердюк.
- Парадокс в том, – заметил Панов, – что нынешнее благоденствие в США и в Европе, было построено благодаря жёсткой конкуренции с коммунистическими идеями из России! Демократия Запада, которой удальцово лижут жопу наши навальные либералы – это во многом результат усилий бывшей Советской власти! Её былые успехи, интеллектуалы типа Бернарда Шоу или Фейхтвангера, ставили на вид своим правительствам…
- Когда я гостил у сына в Нью-Йорке, – вспомнил Сердюк, – то наблюдал бывших наших граждан, скучающих там без Советской власти.
- А у «совков» в Америке два пути, – зевнул Панов. – Либо ассимиляция и ты исчезнешь, как русский. Либо постройка там своей России, но ещё, как бы и американской…
- Шампунь и ополаскиватель в одном флаконе. Как на Брайтон Бич! – ввернул Слава.
- Там их Россия похожа на индейские резервации, - возразил Панов.
9
- Зато – свободные резервации! – воскликнул Сердюк.
- В чужой руке, всегда толще, – проворчал Панов. – Много свободы, тоже плохо!
И глянув на припекавшее солнце, назидательно изрёк:
- Близко к солнцу – сгоришь, далеко от него – холодно. Надо где-то посерединке. Ты видел, что в Америке, толстых людей больше всех в мире. Это они своей свободой обожрались!
- Зато у нас все на диете! – хмыкнул Слава.
- Ни все, Слава, ни все. Мы уже Америку по миллиардерам догоняем – на 2-ом месте, глядишь и по обжорству догоним! Ни это главное, – улыбнулся Панов. – Уж, какой был миллионер Рокфеллер! А похоронили в одних штанах! У гроба карманов нет.
Панов глянул на Сердюка. Тот докончи бутылку с портвейном.
- И как ты пьёшь эту гадость?
- По таланту, – ответил Сердюк и чтоб ослабить запах от портвейна, передвинулся от Панова на край скамейки. – Слава Богу, что живу тут! А то пока мы с нашей пенсией Америку по обжорству догоним, на воле ножки протянешь!
- Ты же в сериалах снимаешься? – заметил Панов
- В бандитских сериалах, нужны молодые актёры, – вздохнул Сердюк. – У нас других - то сериалов нынче нет. Когда из всех искусств, для нас важнейшим являлося кино, я играл и сталеваров, и кочегаров. А нынче играть дилеров и киллеров, я уже стар!
- Может уже хватит пить - то сегодня? – попросил его Панов.
- Пьянство – мой робкий бунт против государства! И со мной бунтует пол России, – хвастал Сердюк. – Алкоголь примиряет с действительностью!
Он шарил в баульчике и, не найдя вина, напустился на подошедшего из кустов Овечкина:
- Ты в Свердловском театре играл Ленина, и секретарь обкома Ельцин видел тебя! – Слава ткнул пальцем в Овечкина. – Своей проникновенной игрой ты, как бы давал советы коммунисту Ельцину!
- Советы ему давал Вашингтонский обком партии, – проворчал Панов. – От них и слово «ваучер». Это большое искусство без гражданской войны поделить страну через ваучеры!
- А зачем война? – глянул Овечкин на Панова. – И без военных действий Россия вымирает со скоростью в две тысячи человек в сутки. Сталин со своими лагерями – отдыхает…
- Про него не будем! – погрозил пальцем Панов. – Черчилль не зря сказал про Сталина: «Принял Россию с сохой, а оставил её с ядерной бомбой». Хоть и говорят про него, что был кровавый диктатор, но иного выхода не было. Иначе бы и России не было. Как говорил Пётр Первый: "Россию иль на дыбы, или на дыбу!" Сталин как-то перед смертью сказал:" Когда я помру, на мою могилу нанесут много грязи и мусора. Но, со временем ветер истории очистит её"
10
Ветераны замолкли, глядя на золотые клёны. Их листья, тихонько шурша падали вниз, утепляя землю для грядущих холодов.
- Вау! – вскрикнул Сердюк. – Это ж от слова «ваучер» молодёжь взяла три буквы, чтобы выражать удивление или радость?
- Молодыми мы восхищались на другие три буквы! – буркнул Овечкин
- Изиль, – заулыбался Сердюк, – расскажи Панову, сколько раз поминал ты эти три буквы, играя Ленина в Улан-Удэ?
- Вау! – передразнил его Овечкин и сел на лавочку.
- На 100 -летие вождя играли там пьесу про ссылку Ленина в селе Шушенском, – стал рассказывать Сердюк. – Всё село «блуждало во тьме», и только Ильич знал, куда надо идти! А пьеса и своим названием подсказывала - идти надо «Сквозь грозы!»
- Помню, – улыбнулся Овечкин, – на премьеру собралось начальство из Обкома партии. Я в роли Ленина волнуюсь, жду занавеса. На сцене озеро в камышах, шалашик на берегу. И лес вокруг, как у Шишкина! Помреж перепроверяет кряканье уток, электрики – волны озера на заднике. С открытием занавеса, из шалаша должен выйти заспанный егерь. К нему подходил мой Ленин с ружьём, и утками в руке, и бодро спрашивал: «Спите, Кузьмич? А я уже пять уточек настрелял!»
- Как тебя этими утками подкалывали? – перебил его Сердюк.
- Хорошо с тобой, Слава, говно есть! – ответил Овечкин. – Ты, всё раньше партнёра норовишь...
- Извини, Изиль, – веселился Сердюк, – но это моё самое светлое тоталитарное воспоминание! Егеря играл хороший артист Лёня Панков, работал когда-то в Москве у Таирова в Камерном театре…
- Пришёл Лёня на премьеру чуть под градусом, – продолжал Овечкин. – Сделал грим, одел костюм. Добавил ещё водочки, и залез в шалаш, минут за 30 до начала, чтоб его не видели поддатым. Дали третий звонок. Помреж ещё раз убедилась, что егерь в шалаше и открыла занавес. Музыка пошла. Аплодисменты художнику за оформление! Я уж готов выйти с утками, а Кузьмич не вылезает из шалаша? – Панков там уснул, стервец! Рабочие из-за кулис растолкали его в зад шестом! Но, поднять-то подняли, а разбудить – не разбудили. Вылез Лёня из шалаша сонный. Утки крякают, рассвет над озером занимается, вода тихонько колышется…
- А Лёня был заядлый рыбак! – пояснил Сердюк. – И с бодуна-то решил, что он на обычной рыбалке. Пошёл к камышам, что подальше от воды...
- Но ближе к зрителям, – уточнил Изиль. – Расстегнул ширинку и начал писать! – заржал Сердюк. – Зрители от такого режиссёрского хода замерли, а потом бурно захлопали! Лёня после рассказывал: «Когда я врубился, что писаю на сцене, со мной будто столбняк! Ноги и руки одеревенели, не могу остановиться, стою и писаю…»
11
- Мой Ленин, ещё не появился, – продолжал Овечкин, – но, слышу - зал уж аплодирует! Думаю, отчего бы такой успех у Панкова? Пошёл быстро вдоль камышей. Народ видит над камышами голову моего Ильича, а я вижу только голову Кузьмича. Из-за камышей-то не видно, что он там внизу делает? Подхожу к нему сзади, поднял руку с утками и хочу сказать: «Спите, Кузьмич!» И вижу его струю на зрителей! Меня так заклинило, что я только и смог выдавить: «С-с-сыте, Кузьмич!» Тут весь зал взорвался аплодисментами!
- Конечно, – ржал Сердюк, – там где вождь – всегда фанфары и знамёна, а тут Ленин свой в доску парень: «С-с-сыте, Кузьмич!»
Ветераны хохотали, откинувшись на спинку скамейки. Панов, вытирая слезы, спросил Овечкина:
- И как обкомовское начальство?
- Как-как! – закатывался Сердюк. – Выдвинули нас на Ленинскую премию…
- Они тоже люди, – пояснил Овечкин. – Хоть и говорят, что у власти юмора нет, но Обком всё понял, Лёню, в назидание другим, из театра уволили! А после «подшили» и тихонько вернули обратно.
Овечкин помолчал, а потом сказал:
- Позже я общался с секретарь обкома партии по идеологии, и он говорил мне: «Обыватели жаждут низвести вождя до себя, а вы им в этом подыгрываете!» Отвечаю ему, что я играю, а не подыгрываю, мол, «себя под Лениным чищу, чтобы плыть в революцию дальше!» Тогда он спрашивает, а почему ваш Ильич сказал: «ссыте»? И зачем выходить на сцену, видя, что там мой партнёр писает?
- А ты, правда, не видел? – спросил Панов.
- Откуда? – устало ответил Овечкин. – Тогда главный художник Коля Быстров на сцене такой соцреализм устроил! Лёня уверял всех на партсобрании, что он даже чувствовал запах водорослей из озера…
- Это запах, говорил Лёня, притупил мою классовую бдительность – ржал Сердюк. – Тогда парторг Машка Чернова спросила: «Зачем ты пьёшь водку, Лёня?» Он молчит, а Машка, как смола прилипла к нему: «Нет, ты ответь нам – зачем её пьёшь?» Ну, Лёня и ответил ей: «Была б твёрдая, я бы её грыз!»
- Кстати, – обратился ко всем Овечкин, – кончать нам надо с этой выпивкой. Деньги на свои похороны пора собирать.
- Разве Дом ветеранов нас не похоронит? – удивился Сердюк.
- Замдиректора Пикаев обратился в Совет ветеранов, чтобы они попросили наших старичков подождать со смертью, – сказал всерьёз Изиль и закурил. – Дешёвые места в старом колумбарии кончились. А новый ещё только строят. Чиновники отдали кладбища акционерам. Те вздрючили такие цены, что захоронить урну с пеплом в землю стало для Дома ветеранов дороговато!
12
А теперь ещё и ежегодно платить нужно за содержание урны на кладбище! У ДВС таких денег нет! Ветеранка Турина уже месяц, как умерла, а её урна с прахом до сих пор хранится в бухгалтерии.
- Это назидательно, – грустно сказал Панов. – В бухгалтерии урна будет напоминать им, что воровать надо меньше…
Неожиданно солнце скрылось за тучей. С Невы подул сырой и холодный ветер. Накрапывал дождик, и ветераны неохотно побрели в своё убежище – так когда-то называла их дом великая русская артистка Мария Савина.
В комнате Овечкина было чисто. На шкафу стояли засохшие цветы в вазе. Парочка томов Ленина с закладками между страниц лежала на полочке. На стене висела репродукция картины Айвазовского «Девятый вал» и фото Овечкина в разных ролях. Главным было фото в большой золочёной раме, где Изиль красовался в роли Ленина.
Вещей в комнате было мало. Изиль считал, что вещи забирают силы у человека и заставляют его работать для них. А Изиль работал для людей, и свои потребности сводил к самому необходимому.
Он прилёг на тахту и задумался: почему общественная гармония в стране бывала такой редкой гостей? Может от того, что страна, народ и государство в Отечестве никогда не сливались в единое целое? «Народ и партия едины, но только разное едим мы!» – вспомнил он старую советскую шутку, и задремал..
В открытую форточку влетела оса. Уныло жужжа, она облетела всю комнату и исчезла. Воцарилась тишина, но Изиль уже не спал. Мысль о том, что умри он сейчас, и его урна с прахом будет долго стоять в бухгалтерии, пока у ДВС не появятся деньги – расстроила его.
Актёрам в родном Отечестве всегда было ЖИТЬ не сладко, думал Овечкин, а нынче вот, и умереть проблема.
- Умереть пустячок, а вот похоронить вас, батенька, проблема! – ответил на его мысли чей-то знакомый голос.
- Кто здесь? – удивлённо спросил Овечкин.
- Ты и я, фотографией на белой стене, – ответил Ленин из фото в золоченой раме. – Не думай о похоронах, Изиль. Меня уже почти век не придают земле, ничего, валяюсь в Мавзолее. Не по-христиански это, но я во Христа не верил. А в аттестационную комиссию верить надо.
- Что за комиссия, создатель? – удивился цитатой Овечкин.
- Из Улан-Удэнского Обкома партии сообщили, что ты описался на сцене играя роль Ленина?
- Это мой партнёр, а не я, – обиделся Овечкин.
- Не волнуйся, Изиль, это дело житейское, – улыбнулся Ильич. – В Министерстве культуры, к моему 100 летнему юбилею решили аттестовать всех актёров, исполняющих роль Ленина в театре, и в кино. Кастинг! – выражаясь вашим прозападным новоязом! Чтоб в наших рядах не было случайных Лениных! Лежать в гробу грешно, «когда маляр негодный мне пачкает Мадонну Рафаэля»! – ввернул Ильич из Пушкина.
13
Вдруг дверь комнаты распахнулась. Вбежал задерганный человек и, подскочив к Изилю, затараторил:
- Боже мой, Овечкин! Подошла ваша очередь на кастинг, а вы не одеты. Вот вам личный номер и ступайте скорей! Комиссия вас ждёт…
Он схватил со стула пиджак, и накинул на Овечкина. Достав из папки листок с цифрой 13, человек пристегнул его булавкой к пиджаку Овечкина.
- Это ваш номер. Проверьте грим. С этим очень строго! – сказал человек и исчез.
«Это во сне?» – подумал Изиль. Но, глянув в зеркало шкафа, ахнул! Оттуда на него смотрел мудрый, и немного уставший вождь.
-Такого точного грима у меня не было! – удивился Овечкин. Но, № 13 его озадачил. Ленин со стены махнул ему рукой из рамы:
- Иди и не трусь!
«Сон?» – вновь подумал Овечкин и вышел из своей комнаты в Доме ветеранов. Изиль даже не удивился, что когда захлопнув свою дверь, он сразу оказался в павильоне «Мосфильма»! Всюду ходили или сидели актёры в гриме Ленина! В чёрных одинаковых костюмах, они были как костяшки в домино. Правда, если смотреть внимательней, то различия имелись. Одни Ильичи были повыше – другие пониже. Были плотней, и пожиже. Некоторые Ильичи знакомились между собой, и поправляли друг другу галстуки. Один даже рисовал гримом белый горошек на чёрном галстуке другого Ильича…
- Овечкин, ну где вы гуляете? – подбежал к нему тот же задёрганный человек. – Вместо вас уже пошёл 14-й номер. Вот теперь ждите! Пока пейте чай или кофе? И не стесняйтесь – всё оплачено!
Овечкин подошёл к столу с большим кипящим самоваром. Там горкой стояли чашки и стаканы в металлических подстаканниках. На тарелках лежали пирожки и плюшки, сахар кусками. Чай и кофе в пакетиках…
- Для органики и правды жизни! – грассировал у самовара Ильич под № 101. Он колол щипчиками сахар, и кидал маленькие кусочки в свой чай.
Увидев у Овечкина 13-й номер, 101-ый Ильич, посасывая сахар, заулыбался:
- Батенька, не завидую я вам с 13-ым номером...
- От сахара жопа не слипнется? – грубо оборвал его Изиль. – А вдруг не сдашь экзамен на Ленина? И сошлют тебя, батенька, на 101-й километр, согласно номеру! – сострил Изиль и пошёл по коридору.
14
На встречу ему шёл тувинский Ленин – Максим Мунзук. Народного артиста из Тувы, Изиль узнал сразу – как-то снимался с Мунзуком в двух фильмах: "Дерсу Узала" и "Последняя охота".
Они обнялись. Мунзук тут же предложил выпить портвейна:
- Он, как Ленин, всегда со мной! – шепнул Максим, доставая из кармана тёмную бутылку с тремя семёрками на этикетке.
Пить Изиль отказался, но спросил у Максима:
- Почему ты без номера?
- Я уже показал своего Ильича. В комиссии все упали, однако! – Максим поморщился, проглатывая портвейн. – Рассказал им на тувинском всё, что о них думаю, приврал, что это монолог из «Кремлёвских курантов». Они же по - тувински ни бельмеса! – Сиял пьяненький Максим.
- А кто в комиссии? – волновался Овечкин.
- Не бзди, Изилька! Там все артисты, игравшие Ленина: Ульянов, Каюров, Калягин и Смоктуновский, и ещё пара чиновников из Министерства культуры…
- Овечкин, ваша очередь! – подбежал к ним задёрганный человек и потащил Изиля к двери зала, где заседала комиссия.
Высокая дверь открылась, и оттуда вышел бочком 14-ый Ленин. В нём Овечкин узнал иркутского артиста Туродина.
- Александр! – обнял его Изиль. – Что тебе сказала комиссия?
- Они удивились, почему я до сих пор не Народный артист!
- Поздравляю! – Изиль обнял его ещё раз. – Тебя московский критик Многочиневская очень хвалила за роль Дон Жуана!
Томившиеся в очереди Ильичи под номерами 15 и 16, заторопили их:
- Быстрей, мужики. У нас ещё вечером самолёт на Сахалин! – и втолкнули Овечкина в зал.
Изиль споткнулся о порог двери и, не удержавшись, растянулся перед столом комиссии. Сидевший с краю артист Смоктуновский, легко вскочил и помог Овечкину подняться.
- Спасибо, Иннокентий Михалыч, – поблагодарил Изиль и стал топтаться на месте, разглядывая комиссию.
За их спинами висел плакат, где Ильич в кепочке, улыбаясь, махал ручкой, а внизу надпись: «Верной дорогой идёте товарищи!»
Овечкин подумал: Почему в комиссии нет Кирилла Лаврова? Он ведь тоже играл Ленина в БДТ.
- Не положено, – шепнул ему Ильич с плаката. – Кирилл пошёл не той дорогой - после Ленина, захотел сыграть царя Николашку в фильме «Агония». Партия ему запретила, но Кирюша сходил в ЦеКа к товарищу Шауро. Умолял, чтобы тот разрешил. Говорил, что играя только Ленина, он деградирует как актёр!
15
Каков стервец! – засмеялся Ильич. – Играя меня – деградирует! Вот и нет Лаврова в комиссии.
Ильич замолк, и Овечкин услышал мягкий голос Смоктуновского:
- Не волнуйтесь, коллега, пусть вас не смущает 13-ый номер. Вы похож на Ленина - безупречно!
- Не полноват? – шепнул сидящий в центре Калягин на ухо Ульянову
- Саша, – ответил Ульянов, – это ты, был полноват, когда играл Ленина в спектакле МХАТа «Так победим!»
Калягин посмотрел в бумаги, записал что-то и спросил Изиля:
- Какой город вы сейчас радуете исполнением роли Ленина?
Изиль немного растерялся, но подумав, ответил:
- Вообще-то, радости там мало. Вспомните, в какой город вы ехали на такси, в финале фильма «Прохиндеада»?
- В Улан-Удэ, – удивился Калягин. – Стало быть, там служите?
- Да, в русском драматическом театре…
- Там в местном институте культуры ещё работает бывший студент Миша Швыдкой?
- Да, преподает театроведение, – ответил Изиль.
- Славный мальчик, – ласково сказал Калягин. – У Миши будет большое будущее, очень большое…
Вдруг в зал влетела оса и агрессивно закружила над комиссией. «Это же оса из Дома ветеранов сцены», – подумал Овечкин и… проснулся.
Он встал, закрыл окно. Сел за стол и стал разглядывать на стенах комнаты свои фото. С них равнодушно смотрели на Изиля давно сыгранные им герои. И только вождь на фото улыбнулся ему:
- Устал, батенька? Помирать пора.
- Да уж скорей бы! Помру, и выкинут этот хлам на помойку…
- Думаю, ваша Мальченко, возьмёт всё в музей?
- Простите, Владимир Ильич, их только заботит – оставил ли я деньги? А все разговоры про то, что театр это Храм, где обитает святой дух – всё чушь! Это пристанище муз, можно с тем же успехом назвать и публичным домом! И кладбищем талантов. В театре я был, как раб… Аплодисменты, цветы, успех у женщин – всё это тот же наркотик. Своего рода, плата за рабство! Поэтому и хорошо нам только тогда, когда на сцену выходим! Помните у Вознесенского:
Ведь нам актёрам, жить не с потомками
А режиссёры одни подонки…
- Только не цитируйте этого поэта! – скривился Ильич. – Он когда-то призывал: «Я не знаю, как это сделать, но товарищи из ЦеКа, уберите Ленина с денег – так цена его велика!»
Ильич звонко плюнул на пол:
- Врали ренегаты! Оказалась – не велика цена, если променяли меня на зелёненькие портреты американских президентов! А ведь как начинал Вознесенский: «Ленин, как рентген просвечивает нас».
16
- Говорят, и вы делали революцию за зелёненькие?
- Было больше легенд, чем денег, – вздохнул Ильич. – Этот проститутка Троцкий, что-то получал от своих родственников из Америки! Но ведь русского мужика так просто не купишь! Не случайно нашу молодую советскую власть охраняли латышские стрелки. Я слышал, что их внуки хотят слупить миллиарды долларов за советскую оккупацию Латвии?
Ильич вдруг весело рассмеялся:
- Как сказал мой тёзка: получат они от мёртвого осла уши! Решают всё не деньги, а общенациональный запас человеческой энергии и идеи понятные массам. Плюс способность таких личностей, как я – увлекать за собой массы для великих свершений! В начале 20 века Россия из всех вариантов выбрала вариант с Лениным! Не будь меня, – Ильич ткнул себя пальцем. – То и Советской России бы не было! Так что не в деньгах дело! Мы были бессребреники. И у вас есть такая ветеранка Умкина! Смотрите, как она суетится во всех сферах вашей ветеранской жизни и всё даром…
- Сравнили – хрен с пальцем! – засмеялся Овечкин.
- Своим пальцем она в молодости указывала нам на врагов Советской власти!
- Умкина не любит советскую власть, – возмутился Овечкин. – И на каждом углу говорит об этом!
- Дуркует ваша Умкина, – улыбнулся вождь. – Ругать бывшую власть не страшно. Хитроватая старушка прекрасно знает, что если бы не советская власть, её бы и не взяли в столичный Дом ветеранов сцены? При нынешней-то власти, она бы в своём Мухосранском театре не нашла столько денег, чтобы поселиться в ДВС…
В окно влетела оса. Ленин в рамочке замолчал, и оса, сделав круг по
комнате, села на крутой ленинский лоб!
Овечкин свернул трубкой газету «Правда» и вопросительно глянул на вождя.
- Бейте, батенька, смелее! – хитро прищурился он.
Изиль замахнулся газетой и хлопнул Ильича по лбу!
Бедная оса упала на паркет и затихла. Овечкин разгладил газету…
- Не любят «Правду»! – мстительно сказал Ильич, почёсывая лоб.
- А вы, любите? – осторожно спросил вождя Овечкин.
- Суровой правде, мы всегда смотрели в лицо!
- А в чем, правда? В том, что большевики - атеисты, придя к власти, стали разрушать храмы и убивать священников…
- Ой, батенька, а я - то думал, что вы атеист? «Не убий», – залился Ильич смехом, – мы этому у христиан учились! Вспомните, как они крестили языческую Русь? Как сжигали тысячами волхвов? А после кричали: «Языческие боги приняли христианство!» Хотя почти всех этих богов сожгли, а оставшихся сунули в православие в качестве чертей и демонов.
17
Ильич опёрся на золочёную раму и звонко плюнул на паркет:
- Мне надоело сотни раз объяснять очевидное: Христианство – религия для рабов, причём весьма агрессивных! Вспомните, какие христианские лозунги фашисты вывешивали на воротах своих лагерей смерти?
- Фашисты выродки! – пёр на вождя Овечкин. – Ни о них речь. Будьте милосердны, религия это костыли для людей слабых на ноги.
- Рабов слабых на голову, – поправил его Ильич. – Советская власть сделала их – сильными! «Дала им руки-крылья, а вместо сердца пламенный мотор!» А вы им религию – опиум для народа, наркотик!
- Да, с наркоманами у нас нынче полный пи****дец!
- А где же ваша церковь? Она бессильна заблудших направить на путь истинный! – сощурил глаза Ильич. – И удивительно, церквей у вас открывается всё больше и больше, а духовность всё меньше? И всё потому, что Бога нет!
Ильич ткнул пальцем на образа, висевшие в углу комнаты:
- Этих, я там не встречал, хотя был в «святых» почти век! А вот с исполнителями Ленина иногда там беседую. Они сказки Андерсена мне рассказывают о ткачах из «Голого короля», что те ткали ткань видимую только умным. Вот, мол, и Бог есть только для тех, кто верит в него!
Ильич задумчиво посмотрел на иконки:
- Может и мне, как Мишке Горбачёву, под старость лет поверить в Бога?
- У нас Президент молодой, а верующий, – гордо сказал Овечкин.
- Тёзка был разведчиком на территории верующего врага. Чтобы успешно бороться с врагом, он мимикрировал и увлёкся! Или может учил Закон Божий в разведшколе? Бывало в эмиграции, мы тоже учились конспирации! И были почти незаметными среди капиталистов, оставаясь при этом атеистами… Мы, волчью натуру капиталистов знали…
Ильич криво посмотрел на иконы и вздохнул:
- Не понимаю тёзку – зачем снова строить в России капитализм? Китайские коммунисты не скурвились и где теперь Китай, и где теперь Россия? Верующий мой тёзка должен бы помнить из Библии, что легче верблюду пролезть в игольное ушко, чем капиталисту попасть в царствие небесное?
- В Библии сказано: «богатому», – поправил вождя Овечкин.
- Какая разница! – отмахнулся Ильич. – Вот кухарок к власти нельзя было допускать. Тут я исторически виноват. Никаких рабочих и особенно крестьян!
18
Пусть перестройкой балуются у себя в деревне! Сколько же вы наплодили образованных дураков. Образованцы – засранцы!
Ильич снова плюнул из рамы на пол:
- От этих болтунов, страна уже без штанов!
- Да, вы, загляните в наши магазины, – удивился Овечкин. – Там ведь всего навалом! Как в дореволюционной России…
- Это сделано не руками наших рабочих! Кончится ваша нефть и газ – останетесь вы у разбитого корыта. Уже и продовольствие для себя разучились производить, а ведь когда-то Россия – Европу кормила!
- У нас мощный Стабилизационный фонд? – похвастал Овечкин.
- Проедите мигом. Если американские империалисты вам его отдадут? А отнять фонд у них – у вас кишка тонка! – сказал Ильич и вдруг очутился на тахте. Склонившись к Изилю, он зашептал:
- Плохо, что у вас не играют пьесы о Ленине. Хотя и Сталин бы вам не помешал. Ох, пугнул бы он вашу коррупцию! Однако, – вздохнул Ильич, – ваш полковник Конский и Кобу воровать научит…
Ильич взял с тумбочки таблетки Изиля, высыпал их себе в рот, и запив водой, проглотил. Потом подошёл к окну и, открыв раму, глубоко вдохнул в себя запахи осеннего сада. Прохлада с реки Невки защекотала Ильичу ноздри.
- Молодец Мария Гавриловна, что выпросила эту землю у царя Николашки! Так ведь умыкнут эту землю москвичи. Уже пытался этот толстячок, что играл меня в «Так победим!»
- Не победил – питерцы её уже перехватили! - успокоил вождя Изиль
- Вы посмотрите на Овечкина, – вдруг раздался за окном голос Умкиной. – Эта пьянь ходит по комнате в гриме Ленина!
Ветеранка, кряхтя, влезла на лавочку, чтобы лучше рассмотреть кто ещё в комнате у Изиля. Но Ильич задёрнул штору.
- Она меня за вас приняла, – засмеялся он. – Чудная старушка! Ох, и облапошит её ваш полковник Конский.
- Обычная, выжившая из ума старушка, – пожал плечами Изиль. – Недавно, чуть дом не спалила электроплиткой. Из-за таких могут отобрать наш дом бизнесмены. Скажут, а не жирно ли живут тут старушки - Альцгеймера подружки? Заселим - ка мы сюда молодых б****дей…
- Захотят, и так отберут... Не грустно вам, кончать жизнь в Доме ветеранов? – прищурился Ильич.
- У нас тут, Владимир Ильич, режим свободнее, чем был у вас в Горках. Да и помирать-то нет разницы, в каком доме.
У Изиля тупо кольнуло в груди. Он осторожно прилёг на тахту, и хотел взять таблетки, но в коробочках было пусто!
- Ильич все выпил? – удивился Изиль.
Сон, как девятый вал с репродукции Айвазовского, навалился на Овечкина, и накрыл его зелёной волной…
Утром горничная постучала к Изилю. Из-за двери доносился какой-то странный звук. Толкнув дверь, она вошла в комнату. На паркете валялись таблетки и темнели пятна, похожие на плевки. В кресле, уронив голову на грудь, остывал один из лучших исполнителей вождя в провинции – Изиль Овечкин, а в оконное стекло, уныло жужжа, билась оса…