И. С. Лисевич
Дыханием далёкого, незнакомого времени веет с фрагментов творений Учителей китайской древности. Истоки своей философской мысли китайская традиция относила ко временам легендарным, когда письменный знак и философская абстракция были порождены гением совершенномудрого государя древности Фу Си, современника строительства Великих египетских пирамид. Китайская философская проза, собственно говоря, и начинается со времени Конфуция и его современников. Это была поистине удивительная эпоха, когда, служившее достоянием лишь немногим избранным, потаённое знание внезапно выплеснулось наружу, рождая новые учения и религии. Борение мысли шло в Китае до тех пор, пока власть была слабой, страна раздробленной, а Учителя оставались надеждой Поднебесной.
Но вот прошло несколько веков, и кровавые войны, вероломство послов, жестокие казни заложников и страдания миллионов людей принесли свои плоды. Китай стал единым, хотя и не таким, каким его мечтал видеть Конфуций. На руинах шести низвергнутых царств поднялась первая Империя во главе с печально прославившим себя в истории Цинь Ши-хуаном. Столетиями жизнь его родного царства Цинь была подчинена идее завоевания Поднебесной. «Опустошать головы и наполнять желудки» - вот над чем трудились его предшественники. Нужны были награды и наказания, а отнюдь не мысли. В каком-то смысле ЦИНЬ Ши-хуан создал идеально отлаженное государство. Более миллиона человек всех сословий работали на границе, возводя Великую китайскую стену, что должна была отгородить Китай от «варварского» мира. Они гибли там без счета, так, что «кости умерших не давали друг другу упасть!». Творения Учителей оказались не нужны императору – они могли лишь соблазнить подданных на ненужное умствование. И вот в 213 году до н. э. особым указом владыка повелел всем подданным в месячный срок сдать властям хранившиеся в доме книги, дабы их сжечь. Уже в следующем году среди столичных ученых-конфуцианцев было проведено по указу Цинь Ши-хуана дознание: четыреста шестьдесят человек в назидание прочих живыми закопали в землю, большинство остальных сослали на принудительные работы.
Но, как сказал когда-то Лао Цзы, «кто владеет - потеряет». Не так много защитников династии осталось после смерти Цинь Ши-хуана. Его преемник казнил даже членов собственного клана и сподвижников отца. Знаменитый полководец Мэн Тянь, строитель Великой стены, принял яд. Но действительность была много проще и прозаичнее: гигантская машина подавления начала пожирать самоё себя. Воцарение новой династии означало изменение поистине космического порядка. Изменилась воля Неба, Небесный мандат и высшая благодать – энергия движения Дао поступала ныне в мир через династию Хань. И в царстве «Воинственного владыки» У-ди (140 – 86 гг. до н. э.) официально было провозглашено, что в мире возобладала стихия Земли, черный цвет официальных одежд был заменён на желтый, а Новый год перенесён с октября на январь. Империя Хань во многом повторяла предшественницу. Её называли «бюрократической машиной». Писались объяснительные записки, составлялись характеристики на должностных лиц с их стандартной формулировкой: «Обучен грамоте и счёту, искусен в управлении, сведущ в законах». Возросшее могущество поставило Китай в один ряд с двумя другими мировыми державами того времени –Парфией и Римом. В оазисах Центральной Азии китайские гарнизоны взяли под свой контроль Великий шелковый путь, севернее Великой китайской стены китайские войска успешно сражались с племенным союзом гуннов (сюнну), пока те окончательно не были разбиты и не оказались вынужденными обратить свои взоры на западные земли. Росла торговля с далёкими странами, росли геометрически правильные кварталы столицы и этажи её дворцов, расцветали литература и искусство.
Поскольку жесткая политика принуждения, основанная на учении законников-легистов, не оправдала себя, ханьские императоры обратились к учению Конфуция. Отныне на протяжении двух тысяч лет оно будет определять лицо императорского Китая. Поворот этот произошел во втором веке до н. э., в царствование императора У-ди. Конфуцианские ученые-книжники были солью земли Империи. В гиганских крестьянских войнах, приведших сначала к падению Ранней Ханьской династии (2-1 вв. до н.э.), а затем и Поздней (1-2 вв), даосцы принимали самое активное участие. Эпоха Хань благоприятствовала и даосцам и конфуцианистам. В гигантских императорских книгохранилищах собирали спасённые от сожжения старинные книги, сличали их версии, исправляли и редактировали тексты. «Легионы писаний» прошли через руки императорского библиографа Лю Сяна ( 77-6 гг. до н. э.) и его сына Лю Синя (53-3-23 гг. до н.э.), положивших свою жизнь на приведение в порядок древних рукописей.
Ничто человеческое не чуждо людям древнего Китая. Его история и философская мысль чаще всего лишь по-своему расставляют акценты. Особенное проступает на фоне общечеловеческого. Именно поэтому китайские мыслители вызывали свой живой интерес у Льва Толстого и Германа Гессе, Бертольда Брехта и Джерома Д. Сэлинджера. А «Даодэцзин» вошел ныне в число наиболее часто переводимых в мире книг.
Чаще всего закат древности в Китае отождествляют с падением Поздней Ханьской династии (начало 3 в.), когда великая мировая держава делится на три царства и медленно изменявшиеся ранее отношения зависимости между людьми обретают новые формы. Север Китая постепенно захватывают орды кочевников-тюрок, создающих свои династии, а в сфере идеологии утверждается буддизм. По сравнению с древней эпохой Хань в эпоху Шести династий (3-4 вв), в Китае всё очень заметно меняется. Даже чисто этнический китаец не остаётся прежним.
Трансформируется география: центр культуры с Севера, из долины реки Хуанхэ, перемещается на некогда полудикий Юг, в долину Янцзы. На рубеже 2 и 3 веков наступил момент, когда древний Китай начал разрушаться катастрофически быстро. И в этом его крушении заметно пугающее сходство с крушением Древнего Мира на Западе. Гунны взяли столицу Китая приступом в 311 году, а вестготы Рим только в 410году. Три императора появились в Римской империи на рубеже 3 и 4 веков, когда Китаем уже несколько десятилетий правили три «Сына Неба», а страшное чумное поветрие, опустошившее Рим в 167 году, пришло в столицу Китая только через пятьдесят лет. Но общая картина повторяется так, будто незримая стрелка исторических часов подходит вдруг к роковой черте. Старому «синему небу пришел конец», - публично провозгласили даосские вожди крестьянского восстания «желтых повязок», обещая приход нового «неба», нового мира. И действительно, им суждено было сообщить старому миру тот последний толчок, который увлёк его в пропасть небытия, освободив место для нового мира, условно называемого китайским средневековьем. А от древности до нас дошли сокровища её культуры и книги её мыслителей, которые не оставляют читателя равнодушным даже по прошествии почти двух тысяч лет.