Как я стал известным поэтом

Шаров Владимир Васильевич
Сижу я как-то утром на кухне, завтракаю. Включил радио, как обычно. Не помню, какая это была станция - дело не в этом - там литературная передача шла: два интеллектуала друг другу реверансы делали, о художественных методах капреализма рассуждали, о судьбах российской литературы беспокоились и, заодно, о своем месте в этой самой литературе. Один из них, между прочим,  признался, что он целых два раза с Бродским встречался. А другой  его спрашивает:
- А вы, наверное, и стихи его читали?
- А как же! – отвечает тот.  – Хотя его в то время уже не печатали, запрещали, но я читал…
Вот, мол, я каков: с лауреатом Нобелевской премии знаком был, чаи; с ним распивал и он мне свои стихотворения то ли читал, то ли давал почитать – это как вам угодно представить… В общем, обычный окололитературный трёп. Передача закончилась, а в мозгу – как заноза, что-то тут есть…
И тут вдруг у меня будто третий глаз открылся или я на  мгновение  ко  всемирному  информационному полю прикоснулся, а оно меня так шибануло, что в глазах потемнело.
- Вот оно, – думаю, - так всё просто,  - как всё гениальное…
Собрал я в папочку все свои произведения (в пяти экземплярах каждое отпечатал, чтоб папка толще казалась) и – в Москву, с редакцию одной солидной газеты.
Ну, до главного редактора я, естественно, не добрался, а вот в отдел литературы, где у них литсотрудники сидят, попал запросто. Показал я там свою папочку одному, который за поэзию отвечает. Он, так, с неохотой говорит:
- Оставляйте, посмотрим. Но, учтите, сразу предупреждаю: рецензий не делаем.
- А мне не надо рецензий, - говорю, - мне надо, чтобы вы меня напечатали.
Гляжу, а у него вроде весь словарный запас кончился: только рот разевает и пальцами шевелит. Я ему культурно воды налил из графина в стакан и протянул. Он воду в три глотка выпил, рукавом занюхал и начал в себя приходить.
- Да вы что, шутить сюда пришли?  Как же так – напечатать, если я их еще даже и не читал?
 
- Ага, - думаю, - всё, клюнул, ну, теперь моя возьмет…  И говорю ему:
- Вот вы объявления печатаете и, наверное, носом не крутите, хорошо написано или плохо, или запятая не на том месте стоит…   
- Ну, поймите: одно дело – объявления, другие - стихи…
- Не вижу никакой разницы: и там и там слова, из одних и тех же букв составлены… предложения…
- Но объявление не несет художественной ценности, а стихи – это литература!  Объявление – вид сделки: вы заплатили, мы напечатали, а за содержание объявления мы ответственности не несем.
Ну,  вот ты и попался, голубчик!
  - Значит, если я принесу вам объявление в стихах, а заплачу за него, как за объявление, вы меня напечатаете?
  Тут он понял, что влип и начал юлить: про репутацию газеты, вкусы читателей, про критиков, главного редактора…
Я его прервал и спрашиваю: - Ну,  а  печатать-то будете?
- Нет, извините, на таких условиях не будем!
  - Замечательно! Тогда дайте мне справку, что отказываетесь меня печатать!
Он что-то насчет хулиганов начал лепетать, насчёт очистить помещение, вызвать охрану, ну, и так далее в том же духе…
Ща! Как же! Не на того напал! Да я такую школу прошел, да я, может,  лет десять в очередях провел за всякими справками да резолюциями… Сел поудобнее в кресло и говорю:
- Да я вообще-то не спешу, я и подождать могу.  У вас, кстати, рабочий день когда заканчивается?
Ну, нечем ему крыть, не к чему придраться: пришел человек решать свой вопрос, ведет себя культурно, не ругается и даже взятки не предлагает.
       И стал он разговаривать со мной нежно, ласково, в общем, нормальным человеческим языком межнационального общения, как будто я психбольной какой – то. Мол, обязательно напечатаем, но не сегодня, приходите через 2 – 3 дня, а лучше сходите вот в эту газету, там обязательно напечатают…
      Но я на эту провокацию не поддался. Сижу, молчу.
Он куда-то звонил, с кем-то консультировался. В конце – концов моя взяла: дал он
мне такую справку! На фирменном бланке! С печатью! Как положено!
Я на следующий день в журнал один поехал – «Охота и рыболовство» называется.  Там у них обстановочка поскромнее была, видно не очень-то большим спросом этот журнал  пользуется.  Но и они меня не захотели печатать. Правда, там другая трудность была: старушка такая принципиальная попалась, старой закалки – только на третий день сломалась перед моим упорством и всё же дала справку, что печатать меня в их журнале нет возможности из-за того, что тематика стихов не той направленности. Формулировочка – просто блеск, прямо в самую точку!
Теперь я при встрече со знакомыми рассказываю, что, мол, меня отказываются печатать, почти что запрещают из-за тематики стихов и их несоответствия духу времени. И бумажки официальные показываю, с печатями.  Ну, где же ваша хваленая капиталистическая управляемая демократия? Они сами не понимают, что делают. Так бездарно разбазаривать интеллектуальный семенной генофонд, а? Они пробросаются! Они еще пожалеют!  А потом намекаю, мол, ничего, переживём, история нас рассудит, мы пойдём другим путём… Вот, Иосифа Бродского тоже не печатали, запрещали, травили…
Конечно, сейчас времена не те. Я тут с одним юристом проконсультировался, так он сказал, что сейчас за тунеядство не сажают, нет такой статьи. Да  оно и к лучшему: в ссылку под Архангельск неохота ехать. И в эмиграцию что-то не тянет. Кому я там нужен?
Я, вообще-то, на Нобелевскую не претендую, как Бродский. Мне и тут неплохо: быть в России известным непечатным поэтом (ну, в смысле – которого не печатают)  это надо заслужить! Хотите – официальные документы покажу?  А хотите – свои стихи прочту, или на дом почитать дам (все пять экземпляров). Подумайте! Потом когда-нибудь будете рассказывать о встречах со мной. Глядишь, и вы в историю попадёте…