(по мотивам одноименной узбекской сказки)
Глава 1
В далекой южной стороне,
Там, где о холоде не знают,
Где круглый год, как в чудном сне,
Цветы в садах благоухают,
Там падишах когда-то жил -
Страны прекрасной повелитель.
Он был могуч и полон сил,
Над жизнью подданных властитель.
Правители соседних стран
Пред падишахом трепетали,
За караваном караван
Ему подарки присылали.
Шах получал все, что хотел,
Ни в чем препятствия не зная,
Но часто взор его мрачнел,
Дум черных горечь выдавая.
Визирь, что правой был рукой
Царя и помогал советом,
Увидев, шах томим тоской,
Решил задать вопрос об этом:
О, шах великий, царь царей!
Ты ходишь темной мрачной тучей,
Поведай, свет моих очей,
О чем печаль твоя, могучий?
В твоей казне богатств не счесть,
Страна растет и процветает,
В ней все, что пожелаешь, есть,
Так что ж тоска тебя съедает?
Ты прав, визирь, - ответил шах, -
Моя казна не истощима.
Всем наградил меня Аллах:
Есть власть, сокровища и сила.
Но не дал мне Аллах детей.
Кому оставлю я богатства?
Кто скрасит мне остаток дней?
От этой боли - нет лекарства.
Любой бедняк, что обречен
Весь жаркий день гнуть в поле спину,
Аллахом больше награжден...
Визирь пал в ноги властелину.
О, мой великий господин! -
В попытке скрыть волненье тщетной
Воскликнул он. - Ты - не один.
Я также, как и ты - бездетный!
И вот визирь и грозный шах,
Единые в совместном горе,
Сказали: всемогущ Аллах!
И собрались в дорогу вскоре.
Они покинули дворец
Пешком, без свиты и охраны,
Надеясь втайне, что Творец
Поможет излечить их раны...
Глава 2
Уж много дней прошло с тех пор,
Как шах с визирем в путь пустились,
Покинув пышный царский двор,
Но цели так и не добились.
Ни мудрецы, что день деньской
Проводят время в размышленье,
Ни старцы с длинной бородой
Задачи не нашли решенье.
От солнца потемнел их лик,
Покрылась пылью их одежда,
Казался годом каждый миг,
И в сердце таяла надежда.
Но вот однажды жарким днем,
Когда живое замирает,
А солнце яростным огнем
Горит и кожу обжигает,
Вдали вдруг показался сад,
Суля блаженную прохладу.
Цветов пьянящий аромат
Манил к себе. Открылась взгляду
Потом огромная стена,
Что сад тот дивный окружала.
Светилась белизной она,
И вход надежно закрывала.
Не видно было в той стене
Ни врат, ни маленькой калитки.
Шли путники, как в сладком сне,
Где все виденья шатки, зыбки...
Но нет: вот показалась дверь,
Проход в сад чудный открывая,
И шах с визирем лишь теперь
Поверили в реальность "рая".
Два странника вступили в сад.
Внутри он был еще прелестней.
Роз, трав душистых аромат
Окутывал. Волшебной песней
Звенели трели райских птиц,
Печаль и горесть усмиряя.
Деревьев ветви пали ниц,
Плодов усладу обещая.
В тени расстелены ковры,
Красой чаруя неземною.
Подушки, негою полны,
Лежали мягкою горою.
Присели путники без сил
На край ковра, устав с дороги.
И вмиг их крепкий сон сморил,
На время исцелив тревоги.
Прошла неделя, или миг,
Иль дни летели чередою,
Но вдруг пред взором их старик
Предстал с седою бородою.
Одет он в белый был наряд:
Простой халат, чалма большая.
Был мудр и ясен старца взгляд.
Глубоко в душу проникая,
Он на пришельцев посмотрел,
(Добро в глазах его светилось),
И по-отечески хотел
Узнать, что с ними приключилось.
Почувствовав себя детьми,
Сидящими в ученье рядом,
Страдальцы горести свои
Поведали под мудрым взглядом.
Что ж, вам в беде легко помочь, -
Ответил старец, - собирайтесь,
Гоните грусть из сердца прочь
И в путь обратный отправляйтесь.
Когда вернетесь вы домой,
Да будет путь ваш чист и гладок,
Пусть каждый со своей женой
Отведает вот этих яблок.
В руках у старца вдруг плоды
Каким-то чудом появились.
Сладчайшей мякоти полны,
Они рубинами светились.
Но помните, - сказал старик, -
Должны вы выполнить условье.
Когда пройдет рождений миг,
И соберете вы застолье,
И гости съедутся на пир
Веселой шумною гурьбою,
Пусть назван будет сын - Тахир,
А дочь пусть назовут Зухрою.
Нельзя их в детстве разлучать.
Они всегда пусть будут вместе.
Должны вы оба понимать:
Они - слова единой песни!
Потом, когда пройдут года,
И вырастут Тахир с Зухрою.
Вы пожените их тогда.
Так предначертано судьбою.
Теперь ступайте вы домой,
Живите честно, мудро правьте
Аллахом данной вам страной,
И свой народ не обижайте.
Прощайте, доброго пути!
Тут гости старцу поклонились,
Сумев надежду обрести,
И в дальний путь домой пустились.
Глава 3
Случилось так, как предсказал
Премудрый старец. Прочь, сомненье!
Шах свою радость не скрывал,
И сына предвкушал рожденье.
С визирем радость он делил,
С кем вместе был в скитанье дальнем,
С ним часто время проводил
Как он, томимый ожиданьем.
Тем временем рожденья срок
Уж близок стал. И вновь сомненья
Воскресли. Шах их гнал, как мог,
В охоте находя спасенье.
Раз шах охотился три дня,
Назло тревогам и заботам.
Он мчался, горяча коня,
Следя за сокола полетом.
Всего на шаг лишь отставал
Его визирь в той гонке с ветром.
Но вдруг гонца он увидал,
Что гнал коня в стремленье тщетном
Их в скачке бешеной настичь.
И конь его был в пене, бедный.
Тут сокол пал с небес на дичь.
И клекот прозвучал победный.
Доволен был охотой шах.
Остановилась кавалькада.
Могуч и милостив Аллах! -
Гонец воскликнул, - мне награда
От вас обоих суждена.
К визирю первым обратился:
Вам сына родила жена!
Услышав, тот домой пустился,
Стремительно умчавшись прочь.
О, всемогущий повелитель!
Вам родила царица дочь!
Но гневом воспылал властитель
При этих радостных словах,
За саблю яростно схватившись.
Сверкало бешенство в глазах!
Гонец, уж с жизнью распростившись,
Как камень, замер перед ним,
Немой пред гневом властелина,
Не ведая, чем же таким
Он вызвал ярость господина.
Не дочь, наследника шах ждал,
И скрыть не смог своей досады.
Платок гонцу он белый дал,
И приказал вместо награды:
Безумный в ярости своей:
Скачи в дворцовые покои,
Девчонку тотчас же убей.
Желаю я увидеть вскоре
Не белым, - красным сей платок!
И видя, как шах жаждет крови,
Гонец ослушаться не смог,
Лишь стон глухой издав от боли.
Раз шах великий повелел,
Исполнить надо порученье.
Кто б шаху возразить посмел,
Не убоявшись шаха мщенья?
Единственный, кто бы сумел
Смягчить жестокость властелина -
Визирь, но он домой летел,
Не зная воли господина.
Он плеткой подгонял коня,
Унять не в силах нетерпенье.
И несся тот, как от огня
Бежит олень, ища спасенья.
Вот показался уж дворец.
Визирь уже, казалось, вскоре
Увидит сына наконец.
Но... Все мы ходим в божьей воле...
Споткнулся преданный вдруг конь.
Визирь с седла стремглав скатился.
В его глазах сверкнул огонь.
И в сумрак разум погрузился.
Как иногда горька судьба!
Зря мудрый старец так старался!
Зухра исчезла навсегда.
Тахир же без отца остался...
Глава 4
Но время шло: за днями - дни,
Недели, месяцы и годы.
Несли забвение они,
Смягчая прошлые невзгоды.
Тахир, оставшись сиротой,
Давно уж вышел из пеленок.
Он был здоров, хорош собой, -
Веселый, полный сил, ребенок.
Затеи, игры без конца,
Повадки - словно у котенка.
Шах, глядя из окон дворца,
Гадал: что это за мальчонка?
Кто этот славный мальчуган, -
Он пожелал узнать однажды, -
Что носится, как ураган,
Не утоляя бега жажды?
Визиря это сын, Тахир,
Того, что умер, пав на камень,
Да будет праху его мир, -
Ответ был. Он как будто пламень
В груди у шаха вмиг разжег.
И прошлых лет воспоминанья
Вновь пред глазами: пыль дорог,
С визирем долгие скитанья,
Чудесный сад... Чудной старик,
С седою длинной бородою,
Пред взором, как тогда, возник.
Два яблока: Тахир с Зухрою.
Рождений ожиданья гнет,
Волненье, новое сомненье,
Охота, сокола полет,
Гонца с известьем приближенье...
Шах редко весел был с тех пор,
Как дал гонцу приказ жестокий,
Тахир, как совести укор,
Вновь воскресил тот день далекий.
Зачем поддался гневу я?!
Все, чем владею под луною,
Я отдал бы, чтоб дочь моя,
Чтобы Зухра была со мною! -
Так всемогущий грозный шах
Вскричал, раскаявшись глубоко, -
Как я страдаю! О, Аллах!
Как наказание жестоко!
Визирь был новый у царя.
Услышав царское признанье,
Желаньем услужить горя,
Он начал тайное дознанье.
Он тщательно провел допрос
На женской доме половине.
Но, слыша о Зухре вопрос,
Немели все. Лишь у рабыни,
Которая была стара,
Чья жизнь к закату уж клонилась,
Узнал он, что жива Зухра,
Что Госпожа распорядилась,
Когда вернулся во дворец
С жестоким царским порученьем
Объятый ужасом гонец,
Упрятать дочь. И, без сомненья,
Гонец тому был очень рад,
Вздохнув легко от облегченья.
Теперь он мог скакать назад,
Не совершая преступленья.
Ягненка кровью оросил
Гонец платок, что дан был шахом,
И в путь обратный потрусил,
Молясь. И был храним Аллахом.
Зухра с тех пор так и живет,
От взора царского укрыта.
Она красавицей растет.
А тайна слугами «забыта»,
Такой им строгий дан приказ.
Визирь на слуг не рассердился
И, лишь закончен был рассказ,
Вмиг к шаху с вестью припустился.
- О, мой великий падишах!
Свет лучезарный! Несравненный!
Пусть Вас всегда хранит Аллах!
Могу ли я, слуга презренный
Сказать Вам радостную весть,
Что думы горькие развеет?
- Оставь, визирь, пустую лесть
И говори. И, коль сумеет
Та весть прогнать терзанья прочь,
То ждет тебя, визирь, награда.
И тут услышал шах, что дочь,
Его Зухра, его отрада
Не умерла пять лет назад.
Такого шах не мог предвидеть.
И, вести несказанно рад,
Он тотчас дочь хотел увидеть.
И вот малютка перед ним,
Как лучик солнечного света.
И появлением таким
Душа властителя - согрета.
На радостях устроен пир
Царем был, шумный, многодневный.
А что же маленький Тахир?
Он вновь забыт был шахом, бедный.
Глава 5
Тахир меж тем все рос да рос,
Об участи своей не зная.
И не терзал его вопрос:
За что ему судьба такая.
Но как то раз Тахир бросал
«Копье», в охотника играя,
И палкой в прялку вдруг попал.
Старуха там пряла седая.
В сердцах воскликнула она:
-Чем забавляться здесь со мною,
Уж лучше бы играл тогда
Ты с нареченною, с Зухрою!
Скажи, бабуся, отчего
Зовешь Зухру ты нареченной, -
Спросил Тахир. Но ничего
Он не узнал, и огорченный
Примчался к матери своей.
Желал он истины добиться,
Вопрос задав нелегкий ей.
И матери пришлось смириться
Поведав сыну обо всем:
Как шах с отцом его скитались
По свету, как палящим днем
Со старцем мудрым повстречались,
Как чудный получили дар
И старца приняли условья...
И про случившийся кошмар,
Взамен желанного застолья,
Когда счастливейший отец
Увидеть сына так стремился,
Что по дороге во дворец,
Скакав во весь опор, разбился.
Так ты остался сиротой.
Кто ж знал, что так могло случиться? –
Сказала мать, - теперь с Зухрой
Ты должен навсегда проститься,
Смириться с участью своей.
Уж лучше не гневить Аллаха!
Тебе нельзя быть вместе с ней,
Ты – сирота, Зухра – дочь шаха.
Но сын еще ребенком был,
Чтоб сокрушаться над судьбою,
И вскоре о Зухре забыл,
Ведь не был он знаком с Зухрою.
А как же мудреца слова?
Фальшиво старца предсказанье?
Но нет, не зря гласит молва:
Судьба – коварное созданье.
Тахир почасту в царский сад,
Таясь от стражи, пробирался,
И там, не ведая преград,
Играть подолгу оставался.
В саду он встретился с Зухрой
Однажды средь аллей тенистых,
Он, увлечен своей игрой,
Шагов Зухры не слышал быстрых.
Прошло лишь нескольких минут,
И вот: они играют вместе…
Ну, как не вспомнить старца тут?
Они – слова единой песни!
С тех пор прожить им даже день
Не просто было друг без друга,
И сада благостная тень
Была – их лучшая подруга.
О том, что суждено судьбой,
Давно все слуги шаха знали,
Тахира видели с Зухрой,
Но дружбе детской не мешали.
Глава 6
Неумолимо годы шли
Тихи, светлы, благополучны,
Тахир с Зухрою подросли,
Но были также неразлучны.
И, как случалось вновь и вновь,
И будет до скончанья века,
В сердцах их вспыхнула любовь,
Ведь то – в природе человека.
Тахир, высок, хорош собой,
Быстр, словно барс, силен и ловок,
Мог любоваться лишь Зухрой,
Ее лишь взгляд ему был дорог.
Зухра - юна, мила, стройна,
Как лань, легка и грациозна,
Очарования полна.
Едва нахмурит брови грозно,
Она, то словно меркнет свет,
Упрятанный за тучкой зыбкой,
Но миг пройдет – и тучки нет,
Мир вновь согрет ее улыбкой.
Зухры взгляд дивных черных глаз
Манил волшебной глубиною…
И здесь окончить бы рассказ,
Ведь счастливы Тахир с Зухрою,
Сбылись пророчества слова,
Все – как и было в предсказанье!
Но вспомним, что гласит молва:
Судьба – коварное созданье!
Об их любви проведал шах,
И вновь шах яростью пылает,
И смерти леденящий страх
Под сводами дворца витает.
Вся челядь разбежалась прочь,
Услышав голос шаха гневный:
- Как он осмелился на дочь
Мою смотреть, бедняк презренный?
Ничтожный, жалкий сирота.
Иль мнит себя он ровней шаху?
Что ж, он заплатит мне сполна,
В глаза за это взглянет страху!
Приказ был тотчас страже дан,
Тахира стражники схватили,
И в мрачный бросили зиндан,
Где вечный мрак и смрад царили.
Зиндан подземной был тюрьмой,
И, кто попал сюда однажды,
Тот, окруженный вечной тьмой,
Страдал от холода и жажды,
И жизни вскоре был не рад,
Мечтая выбраться отсюда,
Покинуть рукотворный ад.
Но мало кто дождался чуда
И вновь вернулся в светлый мир,
Что был теперь им краше рая.
И вот сюда попал Тахир,
Причины бед своих не зная.
А в городе уже указ
Царя глашатаи читали.
И, слушая их зычный глас,
Простые жители роптали.
Тахир осмелился любить
Дочь шаха, это – преступленье?
Как можно за любовь казнить?
Неужто это – оскорбленье?
Ведь шаху мало было мук
Тахира в сумрачной темнице,
Он приказал сковать сундук
Придворным мастерам столицы,
В него Тахира посадить,
И принародно бросить в море,
Сундук же перед тем закрыть.
Узнав, что казнь свершится вскоре,
Зухра с подносом к мастерам
Пришла, дары им предлагая.
И счета не было дарам,
Поднос наполнен был до края.
Никто не знал, о чем Зухра
Шепталась тайно с мастерами,
О чем просила их она,
Но опустел поднос с дарами.
Но вот настал и казни день.
На берегу народ собрался.
И над толпою словно тень
Витала бури. Раздавался
Порою возмущенный крик.
Все громче становился ропот.
Тахира мать пришла, и стих
Вмиг гул толпы. И только шепот
Ей несся вслед. Едва плетясь,
Враз постаревшая от горя,
Она, Всевышнему молясь,
Не отрывала взгляд от моря.
Гремел бушующий прибой,
Шумело море, волновалось.
Вновь ропот несся над толпой.
И время казни приближалось.
Но вот и показался шах.
Он ехал, окруженный свитой,
Неся с собою смерть и страх.
Зухры взгляд промелькнул убитый.
Она бледна, едва жива,
Без сил к подушкам прислонилась
В носилках, ужаса полна.
Процессия остановилась.
Дворцовых стражников отряд,
Народ от шаха оттесняя,
Создал вокруг защитный ряд,
Броней железною блистая.
На берег вынесли сундук.
Такого прежде не видали.
Стальные полосы вокруг
Надежно стенки с дном скрепляли.
Сундук был крепок и велик,
Но не найти в нем даже щели,
Так все подогнано. Вдруг – крик:
- Ведут! Все стихли. Еле-еле
Шел в окружении солдат
Тахир. Его жестоко руки
Веревкой стянуты назад
За спину, причиняя муки.
Взглянуть на сына еще раз
Просила мать. Все расступились.
И слезы горькие из глаз
Ее потоком скорби лились.
Колени сына обняла,
К нему прижалась на прощанье,
Издала стон, и умерла
От горя мать… Вокруг молчанье
Вдруг воцарилось. Лишь прибой
Ревел. Шумело гневно море.
А потрясенною толпой
Владели жалость, боль и горе.
Но, словно шквал пронесся вдруг.
Толпа проснулась, всколыхнулась,
Не в силах больше видеть мук
Тахира, к шаху повернулась.
Сжимались гневно кулаки,
Проклятий разносились крики.
Но стражи острые клинки
Сверкнули, наклонились пики
Как еж железный, стражи строй,
Подняв щиты, плотней сомкнулся.
Разнесся труб протяжный вой,
Народ притих и отшатнулся.
Тахира бедного в сундук,
Ничуть не медля, посадили.
Но путы милостиво с рук
Все ж сняли. И сундук закрыли.
Тахир издать успел лишь крик:
- Зухра, тебя любить я буду
Всегда! Ответ донесся вмиг:
- Тахир, тебя я не забуду!
А вскоре горестный сундук
На волнах пенистых качался
И, ветром буйным схвачен вдруг,
Вдаль без возврата удалялся.
Вот скрылся он. И ветра вой
Был дик. Гремело гневно море.
И бурный, яростный прибой,
Как в клетке зверь, метался в горе…