По пушкинским местам

               
                Хранителям памяти поэта


К обители Поэта,
             словесности столпа,
Наведалась планета -
             ценителей толпа.
Закована в кавычки
             «… народная тропа»,
Буклетов из страничек
             размерена стопа.
Под рамками багета
             исписаны листы,
Развешаны портреты -
             музейные холсты.
В рабочем кабинете
             след росчерка пера,
На ножках табурета
             ушедшая пора.
От мамушки Арины
             из ветхой старины
Воспетые былины
            про праведные сны,
Про подвиги и битвы,
            про храбрых удальцов,
По стойкость и молитвы,
            про добрых мудрецов,
Про невидаль земную
            в заморском далеке,
Про рыбку золотую
            и бедном рыбаке,
Про злобную царицу,
            семи богатырях,
Про спящую девицу
            с невинностью в устах,
Про дуб уединенный
            и цепи, что на нём,
Про путь неизреченный,
            что не отдать внаём.
Внимает ум пытливый
            у пылкого птенца,
Поднявшись горделиво
            из царского сельца.

Витая с колыбели
            от детских светлых снов,
Разносит ветер трели
             ловца созвучий слов!
Заброшен невод в волны
             в надежде на живца.
Вельможи недовольны
             проказами певца.
Направят из столицы,
             по ссылке налегке
На южные границы
              в рубежном далеке.
Там витязей дружины,
              в державу на дозор,
Выводит из пучины
              сам дядька Черномор.
Давнишние преданья,
               дела минувших дней,
Проходят испытанья
               правдивостью своей.

Там  берег в синем море,
               где Воронцов-старик
Дворец у лукоморья
               блистательный воздвиг.
Задиристый повеса,
               поэт попался в сеть!
Судачит вся Одесса:
               - так  в этом  что-то есть!
Он вместо оправданья,
               за честь свою раним,
Оставил пожеланье
                любимой быть с другим.
Графини, точь гусыни,
                лепечут всякий вздор,
Их чинные мужчины
                красны, как помидор.
На площади Сенатской,
                созреет термидор.
И вольности бунтарской
                подпишут приговор.
Он узникам томимым,
                что были прежде с ним,
Как факел негасимый,
                зажжет свободы гимн!
Поэта путь в пустыню
                направлен ныне взор,
Под крылья Серафима,
                где дремлет Святогор.
Над дымкой звездной пыли,
                возвышенный шатер,
Руслану и Людмиле
                послушен Черномор.
Прекрасна речь у гида,
                читаема глава,
Витают в здешних видах
                знакомые слова.
В усадьбах барских судеб -
                быт рабского труда,
От гнева не остудит
                вид старого пруда.
Грабителей нажива
                сгорела вся дотла.
Латают Книгу Жизни
                хранители тепла.
Руками их согреты
                листаемы поля
И гением поэта
                воспетая земля!
Скамейка у аллеи,
                где витая лоза,
И в лике из камеи
                лучистые глаза!
Здесь чудное мгновенье
                у вечности в гостях,
С восторгом вдохновенья,
                с любовью на устах!
Но в лире сокровенной
                таится глубина,
Под тяжестью Вселенной
           в себе погребена.
От мамушки Арины
                сказаний с древних пор
Хранят покой вершины
                святых заветных гор...

     * * *
Летели лет метели,
                минуло двадцать лет.
В отстроенном  отеле
                продолженный сюжет.
В деревне, что Бугрово,
               горит уюта свет,
Закаты здесь багровы,
               и радостен рассвет!
Для милой Акулины
               раздвинулся «Кордон»,
И кустики малины
               смешали  явь и сон
Здесь живо всё и ново,
               здесь Гейченко – гигант,
Художника Быстрова
                расцвеченный талант.
Здесь сам возница Пушкин!
                творцов стихов толпа.
К Поэту на опушке
                проложена тропа!
От Бога дар имея
                глаголом жечь сердца,
Доныне слово греет
                искусного творца!
В стихии нет гордыни,
                что рвется на простор.
Словесности святыни
                слагается узор!
                Пушкинские Горы  1993, 2013 г.г.